Питомец

Вот читаешь, к примеру, какие-то тексты. И видишь, что у одного автора мысли в тексте бредут-змеятся как колонны военнопленных по сгоревшей столице империи. Стройно бредут, неторопливо, нашивки, эмблемы, кое-кто и знаки отличия не спорол. Автор едет перед колонной верхом, в парадной каске, смотрит прямо перед собой, тверд, на эполетах мраморная пыль и жирная копоть. Седой адъютант, молоденький мальчик, тряся контуженной головой, кричит беззвучно. Бежит рядом, боится, что все забудет.

У другого же текст как заседание трибунала где-то под Падуей, в году, скажем, 1567. Все очень дисциплинированно, но с огоньком таким. Автор водит пальцем по пергаменту, посматривая на угольки поверх массивных очков. Автор строг, но прав.

У третьего - ежата бегут за зайчатами. И солнышко.

У четвертого мысль одна, но он её так гоняет шваброй по подвалу, что за облезлой и не уследишь.

Пятый химичит, смешивает то одно, то другое и зеленый ассистент волочёт по кафелю за ноги предыдущего синего дегустатора.

Шестой дрессирует визжащие соображения в клетке. Стерильно, настойчиво, яркий свет. Педагогика.

Седьмой ведет в ночи протокол допроса целого табора цыган, подпевая у пестрых кибиток наиболее удачным формулировкам. Свет фар.

Восьмой - женщина.

.

У кого как, короче говоря.

А у меня шапито на пустынном берегу стылого моря, я дубасю в барабан обмякшим пьеро, не очень тактично прижимая свободной рукой чумазую мальвину с жирным куском колбасы. Холодный песчаный ветер с холмов рвет ленты и шарики. Очень весело!