Ловчий Листвы

Просто статья. Очень большая. Чтобы действительно никто и ничто не были забыты.
Усатые бойцы блокады
Знали вы или нет, а неофициальный символ Ленинграда, он же ныне Санкт-Петербург, - кот. Пушистый, усатый, статный «сибиряк», которых в Тюменской области в годы Великой Отечественной войны было 12 на дюжину.
Почему?
Об этом мы сейчас и расскажем.
И начнём с истоков, поскольку история питерских котов начинается с лохматых времён основания Петербурга Петром Великим: едва построенные и обжитые царские палаты облюбовали вездесущие мыши и крысы. Селений тогда вокруг города было мало, да и те - бедные чухонские деревеньки, где о котах слыхом слыхивали, да видеть не видели (в жилищах простых смертных кошки не водились, так как стоили «зело дорого»), так что помогла заграница: в 1724 году голландский купец преподнёс мурчащего мышелова царю. По одной версии это случилось в Вологде, на верфи, по другой - в Голландии. Однако никто не сомневается в том, что Петр окрестил любимца Василием и что скоро издал указ: «Иметь при амбарах котов для охраны таковых и мышей, и крыс устрашения».
Через 21 год императрица Елизавета Петровна приказала казанскому губернатору (считалось, что казанские мурлыки - лучшие крысоловы) привезти ей 30 котов, «удобных к ловле мышей» и человека, который ухаживал бы за ними.
Взошедшая на престол Екатерина II продолжила традиции венценосных предшественников и возложила на кошек ещё более важную миссию - они стали хранителями картинных галерей и библиотек, ведь от грызунов страдали не только амбары: произведения искусства и книги тоже пришлись мышам и крысам по вкусу. С лёгкой руки Екатерины Великой коты в Эрмитаже прижились и стали знамениты не меньше, чем шедевры живописи или скульптуры!
Но почему же символ - «сибиряки»?
Дело в том, что осаждённый фашистами Ленинград во время блокады был вынужден бороться не только с Вермахтом, но и с армией крыс. С первых месяцев осады ленинградцы начали голодать и умирать от истощения. В первую блокадную зиму с городских улиц, подвалов и чердаков исчезли бродячие животные, а потом почти не осталось и домашних: их съели.
Одним из уцелевших стал кот Максим, живший в семье Веры Вологдиной вместе с попугаем Жаконей. В довоенное время Жако весело пел и разговаривал, но в блокаду, как и все, голодал, а потому умолк и потерял почти все перья. Чтобы как-то прокормить попугая, семье пришлось выменять ружье отца на горстку семечек подсолнуха.
Кот Максим тоже был еле жив, но еду не просил, как мог охотился, хотя шерсть у него вылезала клоками. Верин дядя чуть ли не с кулаками требовал, чтобы кот пошел на съедение, но Вера и ее мама были категорически против и когда уходили из дома - запирали Максима и Жаконю в комнате на ключ. Однажды, когда никого не было дома, кот смог залезть в клетку к попугаю. По возвращению домой люди увидели нереальную для блокады картину: Максим и Жаконя спали, крепко прижавшись друг к другу, чтобы спастись от холода. С тех пор дядя перестал заводить разговоры о съедении кота. К сожалению, через несколько дней после этого случая Жаконя погиб от голода. А Максим выжил и стал одним из очень немногих ленинградских котов, переживших блокаду. После 1943 года в квартиру Вологдиных водили экскурсии - посмотреть на кота-блокадника. Максим оказался долгожителем и умер только в 1957 году, после того как ему исполнилось 20 лет.
Другим исключением из правил стали лошади, задействованные и в обороне, и в производстве, и в городском хозяйстве воюющего Ленинграда. Были они в городе на вес золота, следили за ними пристально, а чтобы копытные могли тянуть свою военно-трудовую лямку, их подкармливали жмыхом.
Жительница блокадного Ленинграда Галина Хмелева вспоминает охватившее людей безумие, когда посреди улицы замертво упал конь. Изголодавшиеся ленинградцы разорвали животное на части за несколько минут.
«Выскакивали из соседних домов. С топорами, пилами, ножами. Как они отталкивали друг друга и кромсали его. До сих пор перед глазами эта картина», - рассказывала Галина Хмелева.
Нормы выдачи продуктов в блокадном Ленинграде постоянно снижались и достигли минимума к концу ноября 1941 года. Тогда дети и иждивенцы стали получать в день те самые знаменитые 125 граммов хлеба: мука ржаная дефектная 45%, жмых 10%, соевая мука 5%, отруби 10%, целлюлоза 15%, обойная пыль 5%, солод 10%.
Очевидцы говорят: это был очень маленький кусочек, ничего общего не имеющий с обычным довоенным хлебом.
Пережившая блокаду Ирина Зимнева вспоминает, как мама решила накормить ее, голодную маленькую девочку, бульоном… из собственных туфель: «Тогда обувь делали только из натуральной кожи, поэтому они могли стать основой для супа. Помню, долго она варила их. Часа три. Кожа разварилась в мелкую труху. Бульон был мутный. Вкуса не помню. Мы ели его несколько дней».
Также блокадница вспоминает, как воровала еду у лошадей - тот самый жмых, продукт отжима растительного масла, известный нынешним рыболовам как «макуха»: «Помню эти кусочки. Как они хрустели на зубах. А вкус… Тогда мне казалось, что нет ничего ароматнее. Гораздо лучше хлеба, он был почти безвкусный... "
Так что да, много кому мясо братьев меньших, быть может, спасло жизнь, но вот удар по продовольственной безопасности города исчезновение кошек нанесло едва ли не сокрушительный: расплодились крысы. Двигающихся людей они избегали, но не боялись, и с энтузиазмом жрали всё - и трупы погибших, и фатально ослабевших от голода детей и стариков, и скудные запасы съестного на продовольственных складах и в квартирах, и даже мыло и машинное масло. Если же грызуны стаями шли на водопой к Неве - гражданские были вынуждены уступать им дорогу и место…
Сохранилось такое воспоминание жительницы блокадного Ленинграда Киры Логиновой: «Тьма крыс длинными шеренгами во главе со своими вожаками двигались по Шлиссербургскому тракту (ныне проспекту Обуховской обороны) прямо к мельнице, где мололи муку для всего города». Кроме того, наглость и многочисленность крыс породила угрозу эпидемий.
Когда городские власти оценили масштаб наносимого грызунами ущерба - поняли, что решать вопрос надо быстро и жёстко. Крыс травили, пугали, отстреливали, пытались давить грузовиками и даже танками, без устали работали специальные дератизационные группы, но успеха это тоже не принесло: голохвостые твари благополучно удирали, а особо ушлые ловко взбирались на броню и в кузова «полуторок» и с комфортом путешествовали на машинах... Их пытались ловить и готовить в пищу сами ленинградцы, но куда там! Сытые, проворные и наглые звери выигрывали у голодных измученных людей в скорости и хитрости почти всегда.
И Ленсовет пришел к выводу, что без кошек не обойтись. Когда была построена «Дорога Победы» (временная советская железнодорожная линия Поляны-Шлиссельбург, действовавшая с 5 февраля 1943 года по 10 марта 1944 года как эффективная альтернатива «Дороги жизни») и решён первоочередной вопрос со снабжением, было принято постановление за подписью председателя Ленсовета (тогда им был Пётр Сергеевич Попков ) о необходимости «выписать из Ярославской области и доставить в Ленинград дымчатых кошек». Почему именно дымчатых? В те годы они считались лучшими крысоловами. Почему из Ярославля? Потому что относительно близко расположен, потому что тыловой город, и за время блокады Ярославская область приняла почти треть эвакуированных ленинградцев - около 600 тысяч человек, 140 тысяч из которых - дети.
Ярославцы просьбу о помощи выполнили быстро: собрали серых кошек (в том числе бездомных), и под усиленной охраной - чтобы не разворовали! - вагоны с «мяукающей дивизией» в составе военного эшелона отправились в атакуемый крысами Ленинград, где их с нетерпением ждали.
Из воспоминаний Антонины Александровны Карповой: «Весть о том, что сегодня в город доставят кошек, мгновенно облетела всех. Люди огромными толпами собрались на вокзале, возникла ужасная давка. Многие на перрон пришли целыми группами (в основном, это были семьи или соседи) и пытались рассредоточиться по всей его длине. Рассчитывали на то, что хотя бы одному из группы удастся взять кошку. И вот пришёл состав. Удивительно: четыре вагона кошек разошлись по рукам буквально за полчаса! Зато какие счастливые шли ленинградцы домой. Казалось, это приехали не обычные кошки, а бойцы нашей Красной Армии. Некое могучее подкрепление. И даже день казалось, что Победа уже близка»...
Некоторые историки СПбГУ сейчас утверждают, что массовый завоз кошек - всего лишь красивая городская легенда, которая помогала смириться с тяжёлыми испытаниями, и что их привезли в город возвращающиеся из эвакуации жители.
Однако постановление «снабдить» Ленинград усатыми бойцами, все же было. Об этом помнят сами блокадники, да и стенограмму заседания Ленсовета 1943 года, где говорили о том, что в город надо прислать кошек, со счетов не сбросишь, так же как тот факт, что усатых-полосатых в Ленинграде оставались если не единицы, то десятки, которые просто не могли справиться с засильем крыс. Так откуда же в достаточном количестве взялись мурчащие бойцы, если не из вне? Кроме того, эвакуированные не могли вернуться назад исходя из своих «хотелок»: в Ленинграде в 1943 году был введен запрет на реэвакуацию в связи с разрушением жилого фонда и неблагоприятной санитарно-эпидемиологической обстановкой. Не получится игнорировать и данные Переселенческого Управления при СНК РСФСР, согласно которым за 1943 год было реэвакуировано всего около 1 миллиона человек по всей стране, а массовое возвращение ленинградцев проводилось в соответствии с распоряжениями Совета Министров СССР от 30 июня 1946 года. А кошки появились в Ленинграде 1943 году. Неувязочка получается! Особенно если учесть, что в январе 1944 года котенок на городском рынке стоил 500 рублей (килограмм хлеба тогда продавался с рук за 50 рублей, а зарплата сторожа составляла 120 рублей). То есть получается, что за 8 месяцев в изолированном (с1941го!) городе кошек появилось столько, что они стали пусть дорогими, но доступным к приобретению. При том что беременность кошки составляет порядка 2х месяцев, а фертильными они становятся в 10-12 месяцев...
В первую очередь ярославские кошки были призваны на охрану продуктовых складов и «Эрмитажа», однако в противоборстве с обосновавшимися там крысами они несли такие потери, что пришлось проводить мобилизацию усато-полосатых повторно. На этот раз за помощью обратились в Омск, Томск, Тюмень, поскольку сибирские мурки и барсики не боялись ни морозов, ни крыс, да и мелких хищников типа хорьков гоняли не стесняясь.
В Тюмени, например, собрали 238 котов и кошек в возрасте от полугода до 5 лет. Первым из добровольцев стал черно-белый кот Амур, которого хозяйка принесла на сборный пункт с пожеланиями «внести свой вклад в борьбу с ненавистным врагом». Кстати, в честь кошачьей мобилизации 1943го в 2008 году в Тюмени официально открыли Сквер Сибирских Кошек (автор проекта сквера - Марина Альчибаева): три групповых памятника - 12 кошачьих фигур на гранитных тумбах на том месте, откуда, по некоторым данным, усатых бойцов отправляли на невидимый фронт Ленинграда.
«Нашей соседке достался сибирский кот, которого назвали Барсом, - вспоминает Антонина Александровна Карпова. - Поначалу Барс очень боялся громких звуков, чувствовалось, что он натерпелся страха во время путешествия. В такие минуты он опрометью бежал к новой хозяйке. Она успокаивала кота, гладила его. И постепенно Барс проникся к новой семье огромным уважением и любовью. Каждый день он уходил на промысел и возвращался с добычей. Поначалу это были ненавистные нам крысы. А потом Барс ухитрялся где-то добывать воробьёв, а ведь во время блокады в городе птиц не было. Удивительно: кот приносил их живыми! Воробьёв соседи потихоньку выпускали.
Ни одного раза Барс ничего не взял со стола. Он ел то, что добывал на охоте сам и то, чем его угощали новые хозяева. Но еду никогда не клянчил. Создавалось такое впечатление, что кот понимал, что приехал в город, где люди пережили страшные муки голода»...
В память о блокаде и о том, какой вклад внесли в спасение города коты и кошки, 8 июня жители Северной столицы отмечают День петербургских котов и кошек. Учредили его в 2005 году «митьки» (так называет себя группа местных художников), разместив на карнизе своей мастерской скульптуру кошки, получившей имя Тишка Матроскина. Фамилию выбрали неслучайно: по случаю праздника кошку нарядили в тельняшку, которая давно стала своего рода униформой «митьков».
Но до того, как появились Тишка и праздник, в память о тяжелом времени, пережитом Ленинградом и ленинградцами, в январе 2000 года была установлена первая скульптура - кот Елисей. Его в 1999 году подарил городу Илья Ботка, руководивший благоустройством улицы Малая Садовая. Вскоре изготовили вторую скульптуру - кошки Василисы. Поселились бронзовые мурлыки на питерских карнизах благодаря историку Сергею Лебедеву и архитектору Ларисе Домрачевой, а создал бронзовых кошек скульптор-аниматор Владимир Петровичев, совершенно удивительно передавший и кошачьи, и человеческие эмоции.
Третья кошка, уже упоминавшаяся Тишка, долгое время «жила» сначала у Ботки, а затем у С. Лебедева - пока в 2005 году историк не вручил её «митькам». Спустя несколько дней художники установили металлическую фигурку на карнизе дома по улице Правды. Кстати, когда «митьки» переехали на улицу Марата, туда же перебралась и кошка.
Официальный Памятник котам и кошкам блокадного Ленинграда (автор Наталья Рысева) был установлен в Выборгском районе Санкт-Петербурга во дворе д. 4 по просьбе жителей это дома, официальное открытие состоялось 27 сентября 2016 года.
…В подъездах, во дворах и в переулках,
В музеях - от подвалов и до крыш
Отважно бились Мурзики и Мурки,
И рвали в клочья легионы крыс.

Для них не предусмотрены медали.
Ведь мир ещё не знал такой войны!
А кошки, как и люди, погибали,
Когда их силы были неравны.

Весь Ленинград так радовался маю,
И тишине до самого утра.
Но ночь взрывало боевое: «Мяу!»,
Как громкое, победное: «Ура!»

Пусть кто-то посчитает за легенду —
И всё-таки рассказы не пусты:
Внесли в победу кошки свою лепту,
Подняв, как флаги, серые хвосты.

Прошли года и всё теперь спокойно;
Пушистый друг везде создаст уют.
Но крысы всех мастей должны запомнить —
Врагов у нас и кошки раздерут.
(фрагмент стихотворения Айрин Зэд «Об этой победе не пишут в учебниках» -
Самым маленьким бойцам посвящается)

#HistoriaMagistraVitae #ОВойне