Конфиденты (джен)

— Здравствуйте, мистер Поттер, — на этот раз первой произнесла приветствие Ариэль. — Давно вас не было.

— Здравствуйте. Присаживайтесь, — указал он на единственный стул и повернулся к охраннику: — Можете быть свободны.

Едва они остались вдвоём, Поттер взмахом палочки расстегнул наручники и утратил всю строгость.

— Спасибо, — просто сказала Ариэль, лишь чуть растянув губы в подобии улыбки: в то, что Поттер действует без умысла, она по-прежнему не верила.

— После нашей с вами беседы я направился в Хогвартс, — пропустив благодарность мимо ушей, тут же заговорил он. — Профессор МакГонагалл не хотела отвечать, но я надавил, и ей всё же пришлось рассказать мне, как обстоят дела с магглорождёнными семьями. Ваши слова подтвердились: родителей магглорождённых поят зельем доверия, — Ариэль молча ожидала продолжения, всем своим видом выражая недоумение от удивлённо-возмущённого тона Поттера. — Профессор была так удивлена моим негодованием, словно в этом нет ничего предосудительного!

— Мистер Поттер, прежде чем возмущаться, взгляните на ситуацию с другой стороны.

— С какой другой?! Подобное принуждение… — повышенным тоном начал тот.

— Необходимо, — закончила за него Ариэль, перебивая. — Поймите, никаких магглорождённых в Хогвартсе не будет, если их родителей не заставлять соглашаться. Ну кто отпустит своего ребёнка неизвестно куда? Никто. А между тем не научить их контролировать себя и свою магию нельзя. Вы только представьте, чем это может обернуться. Причём именно для самых магглорождённых.

— Но ведь можно…

— Можно, — снова не стала дослушивать Ариэль. — Но кому это нужно? Работа с магглами всегда была непрестижной — маги чересчур высокомерны в том, что касается волшебного дара. Подумайте, сколько времени, сил и нервов необходимо потратить на то, чтобы убедить маггла, причём безо всяких доказательств своей правоты, в том, что его ребёнку ничто не будет угрожать и ехать в магический мир необходимо прежде всего этому самому ребёнку? А потом каждый семестр снова убеждать в том же самом, ведь мы-то с вами прекрасно знаем, насколько школа может быть опасна. Да и зачем вся эта лишняя суета, если согласие можно получить простым добавлением зелья?

— Но это неправильно! Вы не согласны?

— Откровенно говоря, мне нет дела до магглов.

Поттер словно сдулся. Откинувшись на спинку стула, он некоторое время молчал, а потом махнул рукой:

— Я не оставлю этот вопрос просто так. Мы ратует за равноправие между магглами и магами, однако начинаем знакомство с ними с принуждения. Это неправильно! Если нужно, я сам буду ходить по домам магглорождённых и убеждать их родителей. Но так продолжаться не может.

— Боюсь, вы быстро разочаруетесь.

— Ничего, мне не привыкать, — невесело усмехнулся Поттер и предпочёл сменить тему: — На чём мы остановились в прошлый раз?

— На распределении, — с готовностью подсказала Ариэль, не имея желания продолжать бессмысленный спор о правах магглорождённых, до которых ей не было ни малейшего дела.

— Точно. Вас оправили в Слизерин. И что было дальше?

— Дальше?.. Моя жизнь изменилась. Факультет стал мне домом. Настоящим домом, где нет нужды притворяться, где ничто не угрожает, где каждый готов тебе помочь и поддержать… — она сделала паузу и приглашающе улыбнулась. — Я вижу сомнения в ваших глазах. Спрашивайте.

— Извините. Мы все привыкли мыслить шаблонами. Для меня Слизерин всегда был…

— Вы просто не были слизеринцем, — терпеливо улыбнулась Ариэль, ничуть не обидевшись.

— Вообще-то, Шляпа предлагала мне — и очень настойчиво — Слизерин. Но я сумел уговорить её не отправлять меня туда и стал гриффиндорцем.

— Забавно, — протянула она, с интересом взглянув на визави. — Никогда бы не подумала, что судьба магического мира может зависеть от решения старого куска фетра, — Поттер издал неопределённый звук: то ли фырканье, то ли смешок. — Да-да, я имею в виду именно то, что сказала. Не переубеди вы Шляпу, всё сложилось бы совершенно иначе. Что бы вы ни думали о Слизерине тогда или даже сейчас, зелёный галстук и спальня в подземельях — не приговор и не конец света. Попади вы к нам, и, кто знает, возможно, не было бы всех этих смертей, страданий, лишений… Вы выросли бы совершенно иным человеком. Не хуже или лучше, мистер Поттер, а именно иным. Смотрели бы на вещи по-другому, вели бы себя иначе… С одной стороны, не были бы столь доверчивы, с другой… умели бы доверять.

Ариэль замолкла, глядя сквозь Поттера, словно видела перед собой не его, а Распределяющую Шляпу, и ждала, когда та выкрикнет: «Слизерин!»

— Мисс Лэнгтон?

— Простите, задумалась, — тряхнула она головой и заговорила ровно, как по написанному: — Вырвавшись из-под родительской опеки или тем более из маггловского мира, мы все ведём себя не совсем естественно. Кто-то пытается сразу же заслужить авторитет, кто-то мнит себя особенным, кто-то с головой окунается в социальную жизнь — объединяет учеников то, что все они ведут себя не так, как привыкли. Все притворяются. И, к сожалению, если судить по тому, что я знаю от бывших учеников трёх других факультетов, это обычная практика в Хогвартсе.

— Поясните, мне не очень понятны ваши слова.

— Хм?.. Вне зависимости от происхождения и степени социального благополучия, почти все дети ведут себя так, словно не имеют прошлого, начинают с чистого листа. Вот, к примеру, вы. Каким вы были до Хогвартса? Были ли вы популярным мальчиком? Душой компании? Как вы относились к авантюрам? Я достаточно знаю о вас, чтобы с уверенностью утверждать, что в Хогвартсе вы не были самими собой, вы играли ту роль, что вам навязало общество, назвав героем магического мира. Сначала вы наверняка были растеряны, а потом — притворялись не-собой, старались показаться лучше, чем вы есть на самом деле, стремились понравиться окружающим. А ещё вы постоянно шли на поводу у общественного мнения, и поступки ваши свидетельствуют о том, что собственное мнение было для вас не самым важным.

Он помолчал некоторое время, обдумывая услышанное, и уточнил:

— Что значит притворялся?

— Мистер Поттер, разве до Хогвартса вы ввязывались в драки?

— Нет, но… — он замолчал, и Ариэль кивнула. — Вот вы о чём. Да, тут вы правы. Я был забитым одиночкой, я привык, что мной пренебрегают, что мне не достаётся почти ничего хорошего, что меня в лучшем случае не замечают… И в магической школе я не хотел повторения истории.

Ариэль подавила удивлённое восклицание — всё же таких признаний она от Поттера не ожидала услышать, это было за пределами той степени доверия, на которую она могла рассчитывать от человека, желающего чего-то от неё добиться своей мнимой откровенностью, — и поспешила продолжить:

— Именно. Дело не в том, что это плохо или хорошо, это просто есть. В вашем случае, конечно, всё было немного… сложнее, вам навязали роль, которой пришлось следовать, но сжились вы с ней довольно быстро, насколько я помню. А вот другие дети — они сами выбрали модель поведения. Нам всем кажется в одиннадцать лет, что мы уже взрослые и знаем, чего хотим от жизни. Половина первокурсников едет в школу с мыслью изменить жизнь за счёт иного поведения: завести друзей, отучиться плакать, заслужить уважение. Вторая половина стремится скрыть прошлое, словно стыдясь его: им кажется, что их вчерашнее поведение не соответствует этой взрослости. И почти все стараются скрыть то, что считают недостатками. К примеру, рассорившись с лучшим другом из-за того, что не поделились игрушкой, и не желая в новом кругу общения прослыть жадиной… В общем, вы поняли, что я имею в виду. Обобщённо можно заключить, что на первых курсах Хогвартса абсолютно все ученики — не настоящие, это маски.

— А слизеринцы — нет?

— Нет. Постойте возмущаться! — засмеялась Ариэль, поднимая руки в умиротворяющем жесте. — Я поясню. Говоря, что факультет стал домом для каждого слизеринца, я имею в виду как раз это. Только в подземелье за закрытыми дверями мы все могли расслабиться. Вне гостиной мы играли роли, притворяясь сильнее, смелее, наглее. Вся школа выступала единым фронтом против факультета тёмных магов, и, к сожалению, профессора не спешили вмешиваться. Неудивительно, что в таких условиях мы сплотились, дружа против всех. Но мы дружили по-настоящему. Друг перед другом мы не играли роли, мы могли быть собой, потому что доверяли своему окружению. Маски оставались за порогом гостиной. Мы не стеснялись незнания, не пытались самостоятельно разобраться со всеми новыми сложностями, не считали зазорным обратиться за разъяснениями или помощью. Слизеринцы на своей территории чувствовали себя дома, в безопасности. А вот за порогом — маски прочно прилегали к лицу, и каждый, распределённый на Слизерин, старательно изображал стереотипного тёмного мага: наглого, сильного, высокомерного. Иными словами — мы старательно соответствовали сложившемуся о нас общественному мнению и играли навязанные роли. Но разве кто-нибудь пытался нас понять? Встать на наше место? Задуматься, возможно ли, что дети, с которыми вы только что весело болтали в поезде, в одночасье превратились в эгоистичных ублюдков только потому, что Шляпа выкрикнула «Слизерин!». Как мы должны были себя вести, если нас считали отбросами? Мы не могли повлиять на общественное мнение, мы были всего-навсего детьми, и лучшей защитой для нас был страх. Нас боялись. Ненавидели, но боялись.

— Вы правда считаете, что это…

— Хорошо? Нет, конечно. Я говорю не об этом. Скажите, мистер Поттер, когда вы впервые зашли в гостиную своего факультета, как вас встретили?

— Что вы имеете в виду? — недоумевающе нахмурился он.

— Просто расскажите, — мягко попросила Ариэль.

Несколько секунд Поттер молча смотрел на Ленгтон, а потом заговорил, и его лицо преобразилось: стало мягче, добрее, словно не было десятка лет испытаний и лишений, словно он снова стал тем одиннадцатилетним мальчиком, что впервые попал в сказку волшебного мира.

— Мне с первого взгляда понравилась наша гостиная. Я знаю, многие считают её аляпистой, но мне она показалась очень уютной. Перси рассказал нам о расположении спален, сообщил о том, во сколько начинаются уроки, и мы пошли спать…

— Мистер Поттер, а что ещё вам рассказал Уизли? Я же правильно поняла, вы имели в виду старосту Гриффиндора Перси Уизли?

— Да, верно. Что ещё?.. Ничего вроде, а что он должен был рассказать?

— А декан?

— Что — декан?

— Она вам что-нибудь рассказала?

Поттер недоумевающе покачал головой:

— Профессора МакГонагалл мы в следующий раз увидели только на уроке. Да она вообще очень редко бывала в нашей гостиной.

— Вот об этом я и говорю, — вздохнула Ленгтон. — Я расскажу, как всё было у нас в первый раз, и вы сами сравните. Во-первых, как вам должно быть известно, первокурсники всегда садятся с края стола. И между ними и остальными студентами всегда сидят старосты, — Поттер прищурился, очевидно, вспоминая, и через секунду согласно кивнул. — Это делается для того, чтобы новички не были предоставлены сами себе, а имели возможность сразу же задавать появляющиеся вопросы или озвучивать насущные просьбы. Ну и, конечно же, для знакомства. Самый банальный пример: далеко не все с удовольствием пьют тыквенный сок, и старосты интересовались нашими вкусами, чтобы новоявленным слизеринцам не пришлось начинать своё знакомство со школой с того, чтобы давиться ненавистным напитком. Так вот, по дороге в гостиную нам сразу же показывали, на что обратить внимание, чтобы не заблудиться, потом нас рассадили по диванам, и началось уже само знакомство со Слизерином. Запомнить всех мы, конечно, сразу не смогли бы, поэтому нам представили старост — всех шестерых, — и каждому первокурснику назначили куратора — одного из старшекурсников, к которому мы могли обратиться в любую минуту с любым вопросом или просьбой. Причём это была не повинность, а они сами выбирали понравившегося первокурсника, что давало дополнительную гарантию добровольной готовности помочь. Кто-то выбирал в подопечные родственников, кто-то оказывал покровительство младшим братьям-сёстрам приятелей, но ненужных учеников не было. А когда каждому был выбран куратор, пришёл декан. Профессор Снейп был очень молод, ему и четверти века, кажется, на тот момент не было, но он не пытался давить авторитетом, поэтому и не вызывал протеста. Он представился, рассказал о себе и других учителях, предупредил, что нельзя говорить и делать перед каждым из них, чтобы не попасть в чёрный список…

— Подождите! — Ариэль покорно замолчала. — Что ещё за чёрный список?

— Это шутливое название самых ненавистных учеников. К примеру, если предложить профессору МакГонагалл валериану, рассчитывать на её любовь не стоит, она сочтёт это издёвкой и будет соответственно относиться к студенту, позволившему себе сделать столь хамское предложение. Или если обрывать листы у какого-нибудь куста в теплице — это стопроцентная гарантия предвзятого отношения со стороны профессора Спраут на все семь лет обучения. Или неуважительно отозваться о гоблинах при Флитвике. Мелочи, которые, к сожалению, иногда портят отношения.

— Ясно. Скажите, а Снейп… он вам нравился как декан?

— Очень! — искренне улыбнулась Ариэль. — Он был очень хорошим деканом. Я знаю, что его все ненавидели, знаю, что у него был очень трудный и неуживчивый характер, знаю, что он предатель — и не имеет значения, кого именно он предал, сам факт свидетельствует против него, но деканом он и вправду был очень хорошим. Он говорил не долго, но умудрился предостеречь нас от множества ошибок в первый же день. Когда с этим было покончено, мы со старостой поднялись в спальню, где она показала нам заклинание распаковки чемоданов и тем самым разложила наши вещи по шкафам. Полные впечатлений, мы быстро уснули, а утром староста вернулась, помогла нам собраться, наложила облегчающие вес чары на наши полные учебников сумки (ведь расписания мы ещё не знали, а спуститься после завтрака в подземелье не успели бы, так что без этой помощи нам пришлось бы целый день таскать тяжеленные сумки), и повела в Большой зал — снова показывая, как ориентироваться в подземелье. Весь день нас сопровождал кто-то из старшекурсников, потому что сходу запомнить все лестницы и повороты мы бы точно не сумели, а когда проблемы с нахождением дороги остались позади, и началась нормальная учёба, в дело вступили кураторы, которые проверяли, чтобы мы делали домашние задания, помогали отрабатывать практические навыки, подсказывали, где найти нужную для эссе информацию, отвечали на неизбежно возникающие вопросы…

Она замолчала, но Поттер не спешил как-то комментировать услышанное.

— Мистер Поттер?

— А? Да-да, я слушаю… Вот вы в который раз говорите вроде об очевидный вещах, но почему-то это всё равно становится откровением.

— Возможно, Шляпа сортирует детей не так, как мы привыкли считать? У нас на Слизерине все были индивидуалистами, заботящимися только о себе и своих близких, а у вас на Гриффиндоре…

— Не стесняйтесь, — подбодрил Поттер, когда она запнулась.

— Да не в этом дело, я просто не могу подобрать слово. Вы кажетесь дружными, но не близки друг другу. Наверное, именно в этом всё дело. Скажите, вы общаетесь с бывшими гриффиндорцами?

— Конечно!

— Нет-нет, мистер Поттер, я говорю не о ваших друзьях. Вы ведь не втроём учились. Со всеми остальными? С однокурсниками, с теми, кто старше или младше вас?

— Признаться откровенно, я всего несколько человек знаю… Мою жену — с курса младше, Анжелину — жену её брата, на два курса старше…

— Вот видите. А мы когда учились, мы знали все семь курсов слизеринцев, кураторство способствовало этому, но и с «чужими» подопечными мы были внимательны. У нас каждый был вхож в круг и старших, и младших. Разница в возрасте, конечно, мешала крепкой дружбе, однако для приятельских отношений критичной не была. И после окончания Хогвартса мы хоть и не часто встречались, поддерживали и не теряли связь. Всегда старались друг другу помочь… В неспокойное время это было особенно полезно.

— Что вы имеете в виду? Хотя нет! Не отвечайте! Рассказывайте по порядку, как мы и договаривались. Как вы учились?

— Было сложно, — невозмутимо продолжила Ариэль. — Не в плане учёбы, это оказалось элементарно, после нормальных объяснений старшекурсниками непонятных вещей в учёбе не оставалось, а вот то, что касается самой жизни в Хогвартсе — было очень сложно. Нас травили, мистер Поттер. Откровенно и недвусмысленно. И учителя не спешили вмешиваться, более того, та же МакГонагалл почти всегда не разбираясь принимала сторону своего факультета. Боюсь, без предупреждений и утешений мы — дети — не смогли бы там оставаться.

— Всё было настолько плохо?

— Судите сами. На уроках ученики других факультетов постоянно делали гадости, из-за которых у нас не получалось выполнять задания, крали или портили свитки домашних заданий да и вещи вообще, мы получали неудовлетворительные оценки, отработки, дополнительные дюймы в эссе, и репутацию в лучшем случае шалунов, а ведь далеко не все направленные против нас действия были шалостями, были и довольно жестокие шутки, заканчивающиеся плохо для тех, кто их насылал — мы ведь не ждали покорно, пока нас проклянут, а парировали и ставили щиты. А винили во всём нас. Нас не любили, а потому нашим словам не верили. Если бы это были разовые проблемы, возможно, менее предвзятые учителя и закрывали глаза на то же отсутствующее эссе, но подобное происходило с удручающей регулярностью, и это их наверняка раздражало. И они… Ну, не срывались на нас, это, пожалуй, слишком громкое слово, но недовольство изливали. Нас подстерегали и били, жалили заклинаниями из-за угла, осыпали оскорблениями, не выбирая слов, или, напротив, тщательно их выбирая, чтобы ударить побольнее, но стоило нам ответить — профессора тут же винили нас в агрессивности. Уже к первому Рождеству мы все распрощались с наивными надеждами на спокойную жизнь в стенах Хогвартса. А весной…

Дверь в допросную резко распахнулась, и Ариэль замолчала.

— В чём дело? — не скрывая недовольства спросил Поттер.

— Сова, сэр, — виновато пожал плечами охранник, протягивая тому послание.

Распечатав конверт, Поттер впился взглядом в пергамент и мгновением позже вскочил на ноги:

— Доставьте мисс Ленгтон в камеру! Прошу простить… — прокричал он уже из коридора.

Ариэль дождалась, когда шаги стихнут, и вытянула вперёд руки:

— Верните цепи, пожалуйста.