Индивидуалист. Курс третий (джен)

Поскольку о времени возвращения в Британию я сообщил заранее, у входа в каминный зал нас с Чарли встречала Джинни, которая тут же сначала расцеловала меня, а потом повисла на шее у Чарли. Поэтому неудивительно, что Асторию с Дафной и миссис Гринграсс я заметил далеко не сразу. Девочки были очень разными, опознать в них сестёр было довольно-таки затруднительно, но сходство с матерью обе имели потрясающее. Миссис Гринграсс сначала мне не очень понравилась из-за своей невыносимой холодности и полного превосходства взгляда, которым она окинула нас с Чарли, но я напомнил себе, как Астория ведёт себя с чужими, и предположил, что на лице миссис Гринграсс может быть обычная маска, а понять её истинные чувства нам доведётся не раньше, чем мы войдём в круг избранных. Поэтому, когда Джинни представила нас с Чарльзом, я вполне искренне улыбнулся: в конце концов, эта семья очень хорошо приняла Джинни, уже этим они заслужили моё расположение. После обмена несколькими вежливыми фразами, семейство Гринграсс нас покинуло.

Идя за решительно шагавшим братом, мы с Джинни обсуждали возможность провести время до Хогвартс-экспресса в «Дырявом котле» или «Трёх мётлах» — возвращаться в Нору нам обоим не хотелось. И за разговором не заметили, когда Чарли резко остановился. Спросить, что послужило причиной, я не успел…

Отца я не видел два года, и потому, хоть и узнал его мгновенно, не сразу поверил своим глазам. Тепло приветствовав Чарли, папа улыбнулся Джинни и застыл, уставившись на меня. Мелькнула мысль, что я здорово вырос за то время, что мы не виделись, так что он вполне может меня и не узнать, но дело было в другом: он просто не знал, как себя со мной вести.

Вообще, с отцом, в отличие от мамы, я не ссорился, но его молчаливое бездействие было не намного лучше её откровенного осуждения. До первого курса я любил родителей просто за то, что они мои родители, а в Хогвартсе, когда начать думать обо всём, смог немного отстраниться от ситуации и… Скажем так, кроме как за родство, других причин для любви я не обнаружил. Может, во мне слишком громко говорила обида, кто знает, однако папа был типичным подкаблучником, который даже не осмелился написать мне… Впрочем, наверное, он разделял мнение мамы и тоже считал меня предателем.

Чарли по моему лицу понял, что первый шаг я ни за что не сделаю, и попытался сгладить возникшую неловкость. Но для меня было вполне очевидно — это попросту невозможно: хотя бы потому, что отец не может не испытывать вины за то, что, по сути, позволил маме отказаться от сына из-за глупых предрассудков.

— Я, пожалуй, пойду, — дипломатично произнёс я, не желая участвовать ни в лицемерном представлении, ни, тем более, в ссоре.

— Нет-нет, Рон! Я рад тебя видеть! Давайте посидим где-нибудь, поговорим? Мы давно не виделись… Расскажешь, как твои дела… Джинни, детка, как насчёт мороженого?

«А чья это вина?!» хотелось закричать мне, но я научился сдержанности и промолчал.

Чарли выразительно посмотрел на меня, после чего заявил, что, поскольку с нами отец, он может отлучиться по своим делам, а позже найдёт нас. Не успели мы и слова сказать, как брат растворился в людском потоке. Отец тут же этим воспользовался и, с улыбкой ухватив нас с Джинни за руки, потянул в сторону выхода из Министерства магии, болтая о всякой ерунде, вроде кусающихся унитазов да рыгающих часов, с которыми ему то и дело приходилось сталкиваться по работе.

Я полагал, что отец ведёт нас в Косой переулок, в кафе Фортескью, и потому удивился, когда, вместо того, чтобы воспользоваться камином, он направился к лифту — замаскированному под телефонную будку с маггловской стороны.

— Пообедаем у магглов, — пояснил он с улыбкой.

Переглянувшись с сестрой, мы оба промолчали. Джинни делала мне какие-то знаки, но понять их смысл мне не удалось: как бы я ни притворялся спокойным, встреча меня взволновала.

Кафе мы нашли неподалёку, всего в двух кварталах от здания Министерства, и, судя по тому, как решительно шёл к нему отец, бывать в нём раньше ему доводилось неоднократно.

Моё предположение вскоре подтвердилось, причём не самым приятным образом. Сначала-то я не понял, почему официант встретил нас явно недовольным взглядом, однако не прошло и пары минут — папа даже не успел сделать заказ, — как всё стало очевидно.

Артур Уизли с восторгом, более уместным на лице пятилетнего умственно отсталого ребёнка, чем взрослого мужчины, не понижая голоса, указал нам с Джинни на кофеварку, воскликнув, что-то вроде: «Магглы такие затейники».

Вряд ли официант понял, что означает слово «магглы», но снисходительно-пренебрежительного тона было более чем достаточно, чтобы он оскорбился. А когда где-то за окном завыла сирена, отец громко посетовал на «ужасно дурной вкус магглов в музыке».

Я пытался смолчать, правда, пытался. Но не смог.

— Вы осудили меня за распределение на Слизерин. Мама закатывала скандалы, обвиняя Джинни в дружбе с детьми Пожирателей смерти, но слизеринцы, попадая в маггловский мир, не ведут себя, как невоспитанные дети в зоопарке. А ты, утверждая, что магглы — ничуть не уступают магам, относишься к ним, как к зверушкам! — прошипел я разъярённо. — Ты лицемер, папа. Ты не забываешь на каждом углу покричать, как любишь магглов, но ничего о них не знаешь и даже не хочешь знать. Для тебя они — интересные зверушки… Да Пожиратели смерти к магглам с большим уважением относятся, чем ты — общепризнанный магглолюбец! Мне стыдно, что ты — мой отец!

— Рон… — положив руку на мой сжатый в попытке сдержать силу голоса кулак, окликнула Джинни.

Отец таращился на меня в полном шоке, не находя слов для возражений — надеюсь, всё же потому, что понял смысл моей речи, а не из-за неожиданного выступления в защиту врагов.

— Прости, — кривовато улыбнувшись, извинился я перед Джинни, которой тоже пришлось всё это выслушивать. — Я пойду. Встретимся в поезде.

— Подожди… Как же ты доберёшься… — отмер отец.

— Я не люблю магглов и не считаю их равными волшебникам, — выплюнул я, — но я умею ориентироваться в маггловском мире.

Скрипнув стулом, отчего официант повернулся в нашу сторону, я поспешно покинул кафе. Злость бурлила. Пусть кто-то скажет, что я был слишком резок, пусть обвинят в неуважении к отцу, плевать! Я не сказал ни слова неправды. Большинство богатых чистокровных не уважают Артура Уизли не только потому, что он беден, в конце концов, бедность — не порок. А вот его страсть к маггловским вещам выставляет его на всеобщее посмешище — именно из-за его незнания реалий маггловского мира.

Я даже с шага сбился, поняв, что вправду стыжусь родного отца. Когда говорил злые слова, я не думал об их истинности, мне хотелось побольнее ужалить папу… но как раз потому, что мне самому было больно от осознания, что человек, которого я любил, не может служить для меня примером. Кажется, я только что разлюбил родного отца…

* * *

Как добрался до Косого переулка — не помню. Я настолько ушёл в свои мысли, что даже не заметил, как сел в маггловский автобус, более того, процесс покупки билета также прошёл мимо моего сознания. Очнулся я от того, что меня схватили за руку.

— Ты в порядке? — почти прокричал Гойл. — Зову, зову, а ты не реагируешь…

— Привет, — невпопад поздоровался я.

— Привет, — улыбнулся тот. — Что-то случилось? Я могу помочь?

— Да всё нормально… С отцом выясняли отношения…

— Выяснили? — согнав с лица улыбку, серьёзно спросил Гойл.

— Выяснили, — хмуро кивнул я. Оглянувшись по сторонам и не обнаружив поблизости ни родителей, ни друзей Грэга, я поинтересовался: — А ты тут что делаешь?

— Да вот, захотелось прогуляться. Ну и кота надо купить — сестрёнке в честь поступления в Хогвартс. Она с Асторией познакомилась, когда мы ходили за покупками, так та все уши Фел прожужжала про свою Пушинку… Ты же видел её низзла? — я машинально кивнул, вспомнив белоснежный клубок шерсти, частенько мелькавших в нашей гостиной, и Грэг продолжил: — И мелкая загорелась идеей завести себе такого же кота, ну, я и подумал: почему не подарить ей то, что она хочет? Мама, правда, против, но мы ведь вот-вот уедем… А потом мама успокоится. Ну, я так думаю.

Похлопав друга по плечу, я уверил его, что миссис Гойл обязательно передумает, и мы вместе отправились в зоомагазин выбирать низзла для Фелисии.

— А ты, кстати, что в Косом делал? Тоже за покупками?

— Нет, я в «Котёл», комнату снять до поезда, — рассеянно ответил я, думая о низзлах в частности, и о питомцах вообще.

Перси, когда стал старостой, получил собственную сову, а мне отдал свою крысу Коросту. Помню, в Хогвартс я ехал с ней… А вот что с ней произошло дальше — тайна, покрытая мраком. Распределение на Слизерин настолько выбило меня из колеи, что я не то что про крысу, обо всём на свете позабыл на очень длительное время. За неделю я не успел привыкнуть к тому, что у меня есть собственный зверёк, так что и пропажу заметил… Ну да, через два года.

Ну и Мерлин с этой крысой: уж лучше не иметь никакого животного, чем облезлую старую крысу.

— Не глупи, Рон! Зачем тебе «Котёл», когда у тебя есть друзья?

Недоумевающе глянув на шагающего рядом Грэга, я даже не сразу понял, к чему он это сказал.

— Да брось, всё в порядке, это же всего пара дней, чего я буду вас стеснять.

— Да брось, всё в порядке, это же всего пара дней, чем ты нас стеснишь? — передразнил Грегори и с усмешкой добавил: — Мы с Фел будем только рады, да и отец не против, точно тебе говорю.

Пообещав подумать — мне великодушно дали на размышления время, нужное на выбор и покупку низзла, — я следом за другом вошёл в зоомагазин, где на нас тут же обрушился многоголосый гул мяуканья, шипения, клёкота… Пожалуй, в такой какофонии я не сумею собраться с мыслями и сформулировать вежливый отказ. Да и зачем отказываться? Гойлы не обеднеют, Грэг с Фел действительно будут мне рады, а мистер Гойл специально при прошлом моём визите уточнил, что я — желанный гость. Миссис Гойл же почти не бывала дома, предпочитая проводить время в обществе подруг или занимаясь благотворительностью, так что моего присутствия она, возможно, и не заметит.

— Грэг, я с радостью погощу у вас до конца каникул, — сообщил я и тут же, без перехода продолжил: — Смотри, какая морда! Давай его Фелисии возьмём!

Грегори улыбнулся моему согласию и повернулся туда, куда я указывал.

— Вау! — восхищённо протянул он.

Огромный рыжий котяра окинул нас презрительным взглядом жёлтых глаз и попытался было отвернуться, но продавец, успевший заметить наш интерес, перехватил кота, заставляя повернуться к нам фасадной, а не филейной частью. Следующие двадцать минут мы были вынуждены выслушивать душещипательную историю трагической, одинокой жизни Живоглота…

— Если бы вы перестали говорить, — перебил я в конце концов, не выдержав словесной атаки, — мы бы уже купили кота и ушли.

— С вас семнадцать галлеонов, три сикля! — мгновенно сориентировался продавец.

— Пять галлеонов или судьба кота станет ещё трагичнее! — отрезал я до того, как Грегори успел согласиться с грабительским предложением.

Ещё десять минут спустя мы покинули магазин, приобретя кота и оставив шесть галлеонов, четыре сикля и двенадцать кнатов.

На многочисленные портреты, которыми были обклеены стены домов в Косом переулке, я так и не обратил внимания.