Эксклюзив (джен)

Раз, два, три, четыре, пять!

Книззлов мы идём искать.

Пёстрый, крапчатый и белый,

В пятнах, чёрный, рыжий, серый…

Одного лишь не нашли!

Где трёхцветный? Выходи!

Детская считалка.

Жара стояла уже вторую неделю такая, что даже заход солнца почти не приносил облегчения: город начинал раскаляться с утра, и уже часам к трём каменные стены домов дышали жаром не хуже растопленного камина.

Мундунгус Флетчер обтёр взмокшую шею большим видавшим виды платком в крупную клетку и, засунув его в задний карман, поскрёб грязными пальцами под засаленным воротником. Что ж за лето-то такое? А весна ведь была славная — мокрая, холодная… английская. А что теперь? Солнце жарит, как в пустыне, вся трава, вон, высохла, и никакие охлаждающие чары не помогают. Нет, определённо, нужно сделать перерыв в делах и пожить где-нибудь на природе, у воды, покуда это безобразие не кончится и в Лондон не вернётся нормальное британское лето, бледное, сырое и прохладное.

Флетчер снова вытащил платок и промокнул им мокрое от пота лицо, сотворил Аугаменти и наполнив ладонь прохладной водой, умылся, испытав невероятное облегчение, снова вытерся и, наконец, решительно поднялся по ступенькам и постучал в старую, изъеденную древоточцами дверь.

Никто не ответил.

Подождав положенное время и ещё немного, Флетчер постучал опять — но ответа не было. Да чтоб эту чокнутую каргу пятиноги имели! Вот хрычовка старая — прогоняла его зря по такой жарище! А стенала-то, стенала — ах, мне для моих панно не хватает трёх зелёных и двух жёлтых яиц фвупера! А ты их поди найди в такое время года — птенцы давно вывелись, теперь только снова весны ждать. Но карга ждать не хотела и обещала раскошелиться знатно — вот Флетчер и взялся ей помочь, тем более что у него как раз завалялось дома несколько по случаю раздобытых скорлупок. Правда, уже пустых, но зато почти целых, если не считать крошечных дырочек с обоих концов, через которые содержимое отправилось в чьё-то зелье. Достались они ему почти задаром, и Флетчер уже предвкушал едва не тысячепроцетную прибыль — и вот на тебе!

Он постучал ещё раз — и, снова ничего не услышав, спустился с крыльца и, закурив, размышлял, стоит ли ему подождать или уже аппарировать, когда в окне вдруг что-то промелькнуло. Он вгляделся — и вздохнул разочарованно. Книззла. Обычная пятнистая книззла — белая с ярко-рыжими и чернющими, словно сажа, пятнами. Маленькая совсем — ещё котёнок, а морда уже хитрющая.

— Кис-кис-кис! — позвал он, оглядевшись. Что ж, как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Книззлы тоже что-то да стоят — тем более, котята. Этой, правда, уже месяца четыре, пожалуй — ну да ничего, сгодится. Месяц можно скинуть и сказать, что котёнок крупный. Окрас у неё красивый: одна лапа совсем чёрная, вторая — рыжая… если и на спине рисунок вполне себе симпатичный, это комок меха можно будет загнать галеонов за шесть, а то и за семь. Может, даже до восьми сторговаться. А это уже приятно утяжелит карман.

Убедившись, что вокруг никого нет, Флетчер указал на окно палочкой и прошептал заклятье. Ничего не произошло, и он, обтерев вспотевшее лицо, вполголоса произнёс следующее. А потом ещё одно. И ещё.

На седьмой попытке стекло задрожало — и исчезло. Сидящая на подоконнике книззла, издав громкий звук с отчётливо вопросительной интонацией, поднялась на своих несоразмерно крупных лапах и, выгнув спинку, уставилась на Флетчера большими зелёными глазами.

— Иди сюда, девочка, — ласково позвал он, протянув к ней ладони и прикидывая, выйдет ли накинуть на неё сеть. — Иди к папе Муну! Не бойся!

Книззла возбуждённо переступила с лапы на лапу и снова издала вопросительное:

— Мр-р-рвр-ря?

— Ну же, девонька! — Флетчер приставил к подоконнику валявшуюся на земле доску и, порывшись в карманах, вытащил оттуда забытый со вчера кусок недоеденного бутерброда с… чем-то. — Иди сюда, маленькая! Кис-кис-кис!

Книззла неуверенно ступила на край доски и принюхалась. Большие уши с кисточками на концах — рыжее и белое — повернулись: зверь прислушивался.

— Ну иди же! — нетерпеливо позвал Флетчер. Вот вернётся сейчас карга — и вряд ли обрадуется, обнаружив, что её почти обворовали. Но вот видит Мерлин — сегодня Флетчер вообще не собирался ничего такого делать! Но как можно так: договориться о встрече и куда-то деться?! — Иди к папочке!

— Мр-р-рвр-ря? — опять спросила книззла — и спустила вниз одну из лап.

Рыжую.

— Иди сюда, умница! — похвалил её Флетчер.

Книззла слегка дёрнула хвостом — длинным и пушистым, белым, с рыжим кончиком — и спустилась ещё ниже. Потом ещё и ещё.

Наконец, она спустилась достаточно, чтобы Флетчер мог взять её на руки. Как ни странно, она не пыталась вырваться и вообще оказалась на удивление дружелюбной, тут же принявшись его обнюхивать розовым носом с чёрным пятнышком на правой ноздре. Флетчер прихватил свою добычу покрепче, вернул на место стекло — и аппарировал. Сперва, как привык, попетлял, и только потом очутился в своей квартирке под крышей одного из невзрачных домов Лютного переулка.