Инфант испанский (джен)

Его опасения были не напрасны: вчерашняя репетиция не прошла даром для горла. Изъясняться жестами с малознакомыми людьми было неудобно, поэтому приходилось говорить лаконично, смягчая отрывистые реплики виноватой улыбкой.

— Нет, — сказал Саша чуть слышно. — Не то.

— Зря вы отказываетесь. Пожалеете!

Саша упрямо помотал головой. Девушка-консультант, невольно понизив голос вслед за ним, повторила:

— Ну и зря. Хорошие ботиночки. Цвет очень актуальный в этом сезоне. Может, вот эти примерите, они как бы полуспортивные…

Полуспортивные были недурны, но на размер больше, чем надо.

— Я сейчас на складе посмотрю, — пообещала девушка заговорщическим шепотом и упорхнула.

Ее не было довольно долго. Саша за это время успел еще раз примерить предыдущую пару ботинок и убедиться, что они не подходят, обнаружить предательскую дырку на носке, который еще с утра был целым, изучить прогноз погоды, по-прежнему обещавший лютые морозы, и в конце концов заскучать в бездействии.

В кармане тренькнул телефон. Незнакомый номер. Ну-ну.

— Да, слушаю.

— Почему шепотом? — человек в черном пальто тоже инстинктивно заговорил тише. — Что случилось?

— Горло берегу. Перерепетировал вчера.

— Так вам сегодня нельзя петь, — забеспокоился голос в телефоне. — И шепотом говорить тоже нельзя, это для связок вредно. Лучше вообще молчать.

— А я и молчу.

— Ну вот и молчите.

Они помолчали вдвоем.

— А вы не простужены вдобавок?

— Нет.

Вообще-то Саша действительно опасался простуды после вчерашних приключений в холодной воде. Но все обошлось без последствий для организма, если не считать психического шока, который, похоже, до сих пор не совсем его отпустил. Наверное, обо всем этом следовало рассказать человеку в черном пальто… но ведь не здесь, не в магазине же. Ладно, это подождет.

— Вы что-то хотели сказать, — напомнил Саша.

— Да, — спохватился голос в телефоне, — вот что. Не приходите завтра в театр.

— Почему?

— Там будет опасно. Вам пока лучше побыть в стороне от… всего этого.

— Потому что я ваша пиковая дама?

— Что?

— Ну, козырная карта. Ваня так говорит. Послушайте, — оживился Саша, — а почему вы ему никогда не показываетесь? По-моему, он обижается.

— Он может меня узнать, — сказал человек в черном пальто после небольшой паузы. — Мы с ним знакомы намного лучше, чем он думает. И он может нечаянно выдать меня. Сказать что-нибудь лишнее. У нас уже были неприятности из-за того, что кто-то знал слишком много и ненароком проболтался.

— Вы про Лебединскую? — догадался Саша. — Про ту историю, да?

— Нет, я вообще, про всех. Мы все иногда говорим лишнее. Вот и я вам тут сейчас… Короче, не приходите завтра в театр. И старайтесь не разговаривать шепотом.

Человек в черном отключился, а через минуту вернулась девушка-консультант.

— Вашего размерчика у нас нет, — сказала она бодро.

— Я так и думал, — вздохнул Саша. — Не судьба.

— Но на центральном складе еще две пары, я сейчас пробила по базе. Можем оформить вам заказик, доставят по адресу, домой или на работу, сегодня после обеда.

Саша, поразмыслив, оформил доставку прямо в театр. Все равно сегодня ему не репетировать, так что курьер рабочему процессу не помешает. Если все сложится удачно, то домой он пойдет уже в новых ботинках. А то так и впрямь недолго схватить простуду.

С одной стороны, Саша огорчился из-за того, что репетиция отменилась. Им предстояло окончательно отполировать дуэт Филиппа и Родриго, который Саше нравился по-прежнему, и даже еще больше, чем вначале. Да и работать с Сёмой было легко. Он не капризничал, как Лебединская. Не впадал поочередно в ужас и уныние от указаний Великовского, как Ваня. Не поглядывал свысока, как Святослав, с осознанием своего превосходства — увы, совершенно очевидного и для самого Саши. Сёма вел свою партию уверенно и без видимого напряжения, он не давал советов и почти не комментировал происходящее, но каждая его интонация и каждый жест подсказывали Саше, как держаться и что делать дальше. Да, Саше определенно нравился и сам дуэт, и то, что у него получается, поэтому сорвавшейся репетиции было действительно жаль.

С другой стороны, нет худа без добра, утешал он себя. Великовскому вчера пришла в голову какая-то новая идея насчет Родриго и Филиппа, и он жаждал воплотить ее на практике. А теперь бедному Великаше придется потерпеть, пока Филипп не вернется в рабочую форму, и тем временем, как знать, может, он подзабудет свою гениальную идею и оставит их в покое…

С третьей стороны, Саша хотел поделиться с Сёмой историей, которая приключилась с ним вчера вечером в гримерной. Сообщая (не без тайного злорадства) Великовскому новость о том, что он сегодня не в голосе, Саша рассчитывал, что и у Сёмы случится внеплановый выходной и можно будет поболтать с ним по душам в комнате за портьерой. Однако не таков был Великовский, чтобы так просто отправить их бездельничать, когда премьера уже на носу.

— Будем репетировать терцет из второго действия, — объявил он безапелляционно. — Музыканты готовы? Эболи на месте, Карлос сейчас придет. Да, Сёма, все хотел тебе сказать: ты, когда поешь дуэт с Карлосом, на словах Vivremo insiem…⁽¹⁾должен сначала приложить руку к груди, а потом…

— К чьей груди? — осторожно уточнил Сёма.

Великовский картинно закатил глаза.

— К своей! Все бы вам глупости… Конечно же к своей. Пока. А вот уже потом, в дуэте с Филиппом, когда ты называешь его Нероном нашего времени, то сначала кладешь ему руку на талию… Саш, ты куда?

— Я в партере пока посижу, ладно?

— Только не уходи, ты мне еще нужен. И не говори шепотом. Это вредно для связок. А вот и Эболи!

Саша устроился в партере, выбрав уголок потемнее. Какие все стали заботливые, всем сегодня есть дело до его связок! Даже Эболи, услышавшая обрывок разговора, первым делом поинтересовалась, что такое случилось с Сашей.

— У меня тоже так было, — сказала она с сочувствием. — И тоже на «Доне Карлосе». Это просто спектакль такой, прямо про́клятый. Ни разу без приключений не обошлось. Главное, чтобы все неприятности случились до премьеры. Считай, что у тебя они уже позади! Впереди только хорошее.

Вообще Эболи, а точнее, Гульнара была симпатичной. Исполняя игривую песенку о фате в первом действии, она сама выглядела ее героиней, обольстительной восточной красавицей, умеющей преподносить сюрпризы. По мнению Лебединской, это было чудовищное дурновкусие, но Саше все нравилось. И песенка, и серебристые переливы в голосе Эболи, и ее наивное коварство, и дразнящее безрассудство. А самой Гульнаре очевидно нравился Сёма. Вот и сейчас она быстро забыла про Сашу, коротко кивнула мрачному не выспавшемуся Ване, махнула рукой дирижеру и принялась рассказывать Сёме что-то занятное про Мюнхен.

— У тебя горло? — спросил Ваня, усаживаясь рядом.

— Угу. А у тебя зубки?

— Ага.

— А у Великаши обострение. Он хочет, чтобы Родриго обнимал Филиппа за талию, — пожаловался Саша.

— Ну, это не страшно! Могло быть хуже. Вот когда мы в Лондоне…

— Иван! — грозно крикнул Великовский со сцены. — Саше сегодня разговаривать нельзя! И вообще иди сюда.

Саша уныло посмотрел Ване вслед. Прекрасно. Теперь они будут от него шарахаться, как от чумного, и бояться заговорить. В довесок к репутации жалкого слабака, который не выдержал мало-мальски серьезной нагрузки. Очень хочется кому-то пожаловаться, но нельзя. Так не делают. Это не профессионально. Чтобы отвлечься от неконструктивных мыслей, Саша постарался сосредоточиться на репетиции. Хотя бы со стороны посмотреть, как это получается у тех, кто действительно умеет.

Вот, пожалуйста, Ваня в одну секунду стряхнул с плеч и недосып, и груз житейских забот, и вспыхнул от первой же искры, высеченной его партнерами по сцене. Карлос был в очередной раз низвергнут с ослепительных высот надежды в горькую пучину отчаяния. И вслед за ним туда же рухнула Эболи… Так ей и надо, змее! Зачем она наговаривает на Родриго и сеет зерно сомнения в душе Карлоса? Впрочем, не так уж она и наговаривает… А вот и сам Родриго. Еле сдерживает бешенство… как и Эболи. Хороша! Ух, что творится! Ладно, сейчас Карлос их разнимет, в этой сцене трупов не полагается… Кинжал, кстати, у Сёмы довольно острый, он сам им порезался уже два раза. Удивительно, как так получается, что Карлос, который вообще-то выше ростом, повис на руке у Родриго… и был небрежно сметен с дороги, как невесомая щепка… Гульнара должна здесь раскинуть руки в стороны (а по изначальному замыслу Великовского еще и обнажить грудь): убивай, мол, слабую женщину, герой! Но она вдруг отпрянула в сторону, словно и впрямь испугалась. Родриго должен выронить кинжал… почему он не роняет? Почему так странно смотрит? Не на Эболи, не на Карлоса, поверх их голов? Сашу ледяным осколком пронзила нелепая догадка: он хочет убить… он на самом деле хочет убить, какая сладкая мысль — убить, наконец дать себе волю… Сейчас Карлос должен его остановить! Ну где он?.. Саша боялся отвести глаза от Родриго, боялся, что если он это сделает, случится нечто непоправимое… «Хватит! Стой!» — взмолился он мысленно. Он бы крикнул это вслух, но был словно парализован и прикован к месту.

Музыка стихла. Родриго разжал пальцы. Кинжал со стуком упал на пол.

— Стоп! — Великовский поднялся со своего места. — В целом неплохо. Только Гуля пропустила реплику. Сёма, ты как? Не порезался?

— Нет, — сказал Сёма, подбирая кинжал. — Мы ведь его затупили.

Саша забыл отключить звук у телефона, и тот, разумеется, зазвонил в самый неподходящий момент. Великовский, разгоряченный творческим процессом, вспылил и велел ему удалиться из зала.

Незнакомый номер. Делать ему больше нечего, как мешать людям работать?

— Что-то срочное? — спросил Саша. — А то у нас репетиция. Насчет завтра я помню.

— Почему завтра? — застрекотали в трубке. — Мы на сегодня договаривались. Вы у нас ботиночки меряли, только нужного размерчика не было. Курьерчик уже подъехал, привез ваш заказик, можете получить.

Саша оплатил свой заказик и получил у курьерчика коробку… коробочку. Да нет, коробку, неожиданно большого размера. Что ж, по крайней мере, у него теперь будут ботинки. Он уже и не надеялся обрести их этой зимой. Ему не терпелось досмотреть репетицию, поэтому он решил вернуться прямо с коробкой, надеясь, что Великовский ее не заметит. А если и заметит, помешают ему, что ли, Сашины ботинки?

Но когда он явился в зал, оказалось, что все уже кончилось, Ваня куда-то упорхнул, Гульнара отправилась примерять платье, а Великовский недоверчиво пробует пальцем лезвие Сёминого кинжала.

— Точно не порежешься?

— Нет. Ну видишь же, совсем тупой.

— Ладно. А то я, знаешь, не терплю крови... Даже бутафорской боюсь. Сразу слабость в коленках. А, Саша! Что-то я хотел тебе сказать…

— Это насчет нашего с Сёмой ду… — начал Саша обреченно и осекся.

Сёма замахал на него руками из-за спины Великовского и сделал страшные глаза, как совсем недавно в сцене с Эболи.

— Да-да? — поднял брови Великовский.

— Насчет нашего… насчет нашего дурацкого поведения. Ну, чтобы мы не смешили Ваню в той сцене у склепа. Мы больше не будем, правда, — сказал Саша постным голосом.

— Не будем! — усердно закивал Сёма.

— А, ну да, это хорошо. Но мне кажется, что-то еще я хотел обсудить…

— Саше сегодня нельзя говорить, — напомнил Сёма.

— Ладно, — нехотя согласился Великовский. — Идите пока. Отдыхайте.

И они отправились отдыхать.

— Мне нужно кое-что тебе рассказать.

Сёма хотел было возразить, но Саша предостерегающе поднял руку:

— Молчи! Если я сегодня еще хоть раз услышу, что мне нельзя говорить, я… действительно перестану с вами разговаривать! Навсегда.

И он наконец рассказал эту дикую вчерашнюю историю. Облеченная в слова, она показалась ему самому совсем глупой и какой-то ненастоящей. Хоть бы какое-нибудь вещественное доказательство у него осталось! Оно, впрочем, осталось: немного придя в себя вчера вечером, Саша обнаружил, что его пиджак лежит на полу и промок насквозь, словно побывал в луже воды. Но за прошедшее время он успел высохнуть, и теперь Саше нечем было подкрепить свои слова, которые звучали бредом сумасшедшего.

Однако Сёма отнесся к его рассказу серьезно.

— Плохо, — озабоченно произнес он. — Само по себе не так страшно, как может показаться…

— Да совсем не страшно! — заверил его Саша. — Нет, правда. Я сегодня больше испугался, когда ты там кинжалом размахивал. А вчера просто дичь какая-то была.

— Но все же плохо. Мы-то думали, он о тебе не знает.

— Всемуконец?

— Да. Впрочем, возможно, он и в самом деле не знает, и все это — случайность. Он ведь не бездействует, и от каждого его движения расходятся такие… колебания, как круги по воде. И задевают тех, кто оказался рядом. Думаю, дело в этом. Иначе это была бы странная и совершенно бессмысленная выходка с его стороны. Но лучше бы тебе держаться потише.

— Да куда уж тише, — проворчал Саша. — Мне вон и говорить запрещают. И завтра в театр велено не приходить.

— Это кто ж тебе повелел? Великаша? Какое невиданное милосердие с его стороны!

— Нет, человек в черном. Сегодня утром.

— Ты с ним встречался?

— Говорил по телефону. Он мне тоже теперь не показывается, как и Ване.

— Это раздражает, да, — кивнул Сёма.

— Угу. Раздражает уже немного. Послушай, я все хотел спросить… Ты ведь с ним получше знаком. Как ты думаешь, зачем мы ему нужны? Он, судя по всему, умеет все то же самое, что и мы, и даже намного больше. Какой ему прок в нас? Мы ведь случайность, ошибка природы — и только. Дар напрасный, дар случайный… Я все эти годы прислушивался и присматривался к себе — быть может, есть во мне что-то еще? Какой-то особый талант или мудрость? Но нет, ничего такого. Ну то есть, я не знаю, — Саша смутился, — может быть, у вас не так…

— Да нет, примерно так же.

— Вот. Тогда зачем мы ему?

Сёма выпятил губы уточкой и некоторое время размышлял, прежде чем ответить.

— Может, мы ему просто нравимся? Мы такие…

— Забавные? — продолжил Саша. — Как марионетки, которые он дергает за ниточки. Или нет, как струны. Он перебирает нас, и каждая звучит на свой лад, у каждой свой голос, и все вместе мы выводим какую-то мелодию, недоступную нашему несовершенному слуху.

— Похоже на правду. Тебе это не нравится?

— Не знаю. Нет. Пожалуй, нет. Не нравится.

— Имей в виду, ты не обязан в этом участвовать. Можно отказаться. Пока еще можно.

Саша помолчал.

— Нет, я не буду отказываться. Не ради него. Я просто хочу… вместе с вами. Мне сейчас одиноко.

Он тут же пожалел о сказанном, но не знал, как исправить дело. Разговор повернул не туда.

— Это со всеми так, — Сёма посмотрел на него серьезно, потом вдруг улыбнулся. — Делать что-то вместе, быть вместе — одна из величайших радостей, доступных людям. Vivremo insiem, e morremo insiem…⁽²⁾ А что касается человека в черном пальто… Дело не только в наших способностях, хотя ты зря отзываешься о них так пренебрежительно. Думаю, он тоже не хочет быть один. И похоже, мы нужны ему больше, чем он нам.

— Ты так договоришься до того, что и Всемуконец просто любит движуху и развлекает нас, чтобы не скучали, — засмеялся Саша.

— Возможно, я бы именно так и сказал. Если бы эти развлечения не заканчивались иной раз бедой.

— Ну да, — Саша смутился. — Я знаю. Ладно, мне пора. Раз уж выдался выходной, надо и правда отдохнуть.

— Коробку свою не забудь, — напомнил Сёма.

Саша и впрямь чуть не забыл, что он теперь счастливый обладатель нормальной зимней обуви и ему больше не придется мерзнуть на пути к метро. Он снял крышку, развернул полупрозрачные лепестки бумаги… и замер в недоумении. Вместо ботинок в коробке лежали нарядные женские сапожки на каблуках. Он заглянул в бланк заказа. Нет, все правильно — и имя его, и адрес. Только вместо мужских ботинок женские сапоги. Красивые, прямо щегольские. Полина любила такую модель. Он осторожно взял один сапог в руки — и размер как раз ее. Случись с ним такой казус несколько месяцев назад, он бы и возвращать в магазин их не стал, предложил бы ей примерить. Но Полины рядом нет. И зимних ботинок у него по-прежнему нет. Что вот он за человек такой… чего ни хватишься, ничего нет!

1) Всегда вместе…

Вернуться к тексту

2) И жизнь, и смерть разделим вместе… (Из оперы Дж. Верди «Дон Карлос»)

Вернуться к тексту