The Guiltless (джен)

Первое, что видит Гарри Поттер, когда открывает глаза, — это пышная грудь в накрахмаленном белом одеянии, парящая в нескольких дюймах от его лица, а принадлежащая ей фигура прижимает руку к его лбу и что-то тихо бормочет себе под нос. И голос звучит так недовольно, что если бы не анатомическое несоответствие, Гарри бы сразу подумал, что это Снейп. «Только если бы Снейп склонялся над моей кроватью, то у меня над головой, скорее всего, зависла бы подушка», — думает он и удивляется последовавшему за этой мыслью чувству вины.

«Нет так нельзя», — одергивает он себя, снова закрывая глаза, когда сонное марево, окутывающее его разум, начинает рассеиваться, а сотни острых, ярких, болезненных воспоминаний этого вечера возвращаются в его сознание, заставляя снова тосковать по спокойным объятиям сна. «Снейп не такой... Снейп совсем не такой».

Несмотря на усталость и головокружение, он легко может представить, что ответил бы Снейп, поступи Гарри неосмотрительно и выскажи подобную мысль вслух. Но как тут скажешь иначе? В течение вот уже шести лет он думал, что знает человека по имени Северус Снейп: жестокого, неспособного на сочувствие или доброту… по крайней мере, по отношению к Гарри. А что теперь...

Из всех людей, которым Гарри предпочел бы рассказать правду о случившимся с ним у Дурслей, Снейп определенно был бы последним в списке. Даже Волдеморт имел бы позицию выше, чем он. Ведь Волдеморт не видел его в классе три раза в неделю и Гарри не должен был называть Волдеморта «сэр» и быть почтительным независимо от того, какие гадости тот ему говорил.

И потом, знай Гарри еще вчера, что Снейп обо всем узнает, он бы представил себе совсем другую реакцию, чем ту, которую получил. Он бы ожидал насмешки, оскорбления или, по крайней мере, небрежного замечания в протяжном стиле Драко Малфоя: «так жаль тех людей, чьи отношения в семье столь же печальны, как и их выступления в моем классе...»

Однако все пошло совсем не так. Вместо того, чтобы отпустить его с насмешкой или издевкой, Снейп вытянул из него всю правду в мельчайших подробностях. Гарри невольно вспоминает, как выглядел Снейп, слушая его рассказ о жизни у Дурслей — как те самые глаза, что так часто смотрели на него с отвращением или злобой, расширились от ужаса, а затем сузились в ярости всего за каких-то пару секунд, прежде чем их выражение вновь стало невозмутимым и непроницаемым. То, как Снейп выглядел в те первые несколько мгновений, застигнутый врасплох, напомнило Гарри о том, каким был Сириус в ту ночь два года назад, когда увидел глубокую рану на руке Гарри, оставленную Петтигрю — не просто злым, а разъяренным тем, что кто-то причинил ему боль.

К тому же Снейп вылечил его. Гарри даже не осознавал, насколько ему было больно, пока мази и бальзамы Снейпа не начали действовать, а сам Гарри не почувствовал как мышцы его рук расслабляются, разжимая кулаки впервые за несколько недель. Снейп, как ни странно, даже прикасался к нему, не отпрянув от отвращения; это была еще одна вещь, которую Гарри даже не мог себе представить, и Снейп не выказал никакой неприязни или сомнения; он был быстр, сосредоточен и очень осторожен, чтобы не причинить ему лишней боли. Он проделал такую хорошую работу, что мадам Помфри только приподняла бровь, когда Гарри появился в Больничном крыле — он сказал ей, что упал с метлы: история, в которую она никогда бы не поверила, помня, как он выглядел всего час назад.

А потом, позднее... Снейп вернулся с Дамблдором, чтобы навестить его после визита к дяде Вернону — Гарри бы все отдал, чтобы стать мухой на стене во время того разговора, — и после того, как Дамблдор ушел, Снейп остался, чтобы поговорить с ним. Гарри отчетливо это помнит, но под конец этого разговора все стало более чем расплывчатым, и теперь он не может вспомнить, о чем они говорили. Это мучает Гарри — у него смутное представление, что это было чем-то важным, о чем бы Снейп ему ни говорил. Но почему-то он сомневается, что Снейп повторит это, даже если Гарри попросит.

«Мне и правда стоит поблагодарить его, — думает Гарри, чувствуя еще одно странное, щемящее чувство в груди, — если он вообще здесь. Пожалуй, я мог бы пойти к нему в кабинет, если он еще не ушел… Вот только в прошлом году он сказал мне, чтобы ноги моей там больше никогда не ступало. Может, мне все-таки стоит пойти и дать ему повод хорошенько меня проклясть… Возможно, он получит от этого даже больше удовольствия, чем от письма с благодарностью...»

Гарри снова открывает глаза и моргает из-под очков, обдумывая свое положение. Фигура в белой мантии, которую его уже полностью проснувшийся мозг определил как мадам Помфри, все еще склоняется над ним так, что если он хоть чуть-чуть пошевелится, то получит пощечину. Вместо этого он пытается заговорить, но во рту пересохло, и он с трудом ворочает языком.

— Что… Что происходит? — выговаривает он, сглотнув несколько раз.

Услышав его голос, мадам Помфри немедленно выпрямляется, к большому облегчению Гарри. Она делает шаг назад и хмуро смотрит на него, постукивая пальцем по краю пустого флакона из-под зелий.

— А происходит, мистер Поттер, — начинает она лекторским тоном, — как раз то, что должно происходить, когда вы игнорируете мои указания после приема нескольких неустойчивых и нестабильных зелий, — ее ноздри раздуваются от раздражения. — Какая именно часть фразы «выпей это через полчаса» была слишком сложной для вашего понимания? С тех пор, как вы поступили в эту школу, вы провели под моим присмотром столько времени, что я думала: теперь-то уж я могу положиться на ваше здравомыслие.

Гарри успевает лишь покраснеть в ответ на это — он не помнит, что мадам Помфри велела ему что-то выпить и не собирается признаваться в том, что даже не обратил на это внимания, — как вдруг еще один голос, раздавшийся с другого конца комнаты, опережает его.

— Ты ошибаешься, Поппи, если веришь, что Поттер всегда использует свое здравомыслие для собственной выгоды, — тянет Снейп. — Он слишком благороден, чтобы тратить этот скудный ресурс на себя. Он бережет его на случай, когда нужно будет кого-то спасать.

«Для Снейпа это практически комплимент», — с удивлением думает Гарри, в то время как мадам Помфри поворачивается на каблуках, уперев руки в бока. Теперь, когда она больше не загораживает обзор, Гарри видит Снейпа, прислонившегося к противоположной стене лазарета, слегка ссутулившегося и скрещивающего руки на груди.

— Северус Снейп, хватит хамить, — говорит ему мадам Помфри, и от ее осуждающего тона Снейп внезапно выглядит моложе, чем Гарри когда-либо мог о нем подумать. — Я заметила, что и ты не потрудился напомнить ему об этом; и все бы ничего, не используй ты только что полную дозу моего сильнейшего обезболивающего.

Гарри автоматически напрягается, ожидая вспышки гнева, что неизбежно должна последовать, но, к его удивлению, Снейп не срывается. Вместо этого он кивает и говорит совершенно спокойным голосом:

— Вы совершенно правы, мадам. — Прошу прощения за свою беспечность.

В голосе Снейпа звучит такая усталость, что Гарри тут же пытается приподняться на локтях, чтобы получше разглядеть его, но мадам Помфри сразу же поворачивается к Поттеру.

— О нет, даже не думай, — говорит она, кладя ладонь ему на грудь, в который раз заставляя лечь обратно. — Ты останешься в горизонтальном положении, если не хочешь навлечь на себя мой гнев. Надеюсь, — добавляет она, снова обращаясь к Снейпу, — что на этот раз ты позаботишься об этом.

— Я не могу остаться, — говорит Снейп, отходя от стены и расправляя плечи, — но минуту назад я наткнулся на мисс Грейнджер, маячащую за дверью, и уверен: на нее можно положиться в исполнении ваших указаний.

— Гермиона? — говорит Гарри и машинально пытается снова сесть, только чтобы во второй раз быть остановленным еще более раздраженной медсестрой.

— Лежи спокойно, или я велю им уйти, — говорит она тихим предупреждающим голосом.

— Как бы там ни было, мисс Грейнджер, мистер Уизли и мисс Лавгуд все еще снаружи, Поттер, — говорит Снейп. — Я пришлю их к вам, когда буду уходить. Если это приемлемо? — добавляет он, взглянув на мадам Помфри.

Она кивает: — Но не более чем на десять минут.

— Я сообщу мисс Грейнджер, — говорит Снейп и, не сказав больше ни слова и не оглядываясь, выходит через высокие двойные двери. Гарри вытягивает шею над подушкой, чтобы посмотреть ему вслед; странное, щемящее чувство сдавливает его грудь.

Значит, вот и все. Больше ничего, никакого признака или знака от его учителя, указывающего на то, что все произошедшее за последние несколько часов изменило их отношения. Гарри знает, что с его стороны глупо расстраиваться из-за этого, поэтому говорит себе, что это все зелья: вгоняющие в сон, заставляющие думать и чувствовать то, из-за чего он не стал бы переживать при других обстоятельствах.

Какое-то время он лежит неподвижно, прежде чем слышит шепот и приглушенные шаги, приближающиеся к его кровати. Он закрывает глаза — пока голос Рона, раздающийся в нескольких футах от него, не заставляет их снова открыться.

— Мерлиновы панталоны, Гарри, — говорит Рон взволнованным голосом, — что Снейп с тобой сделал?

Гарри сдерживает стон, не сводя глаз с потолка. Он совсем забыл, как это будет выглядеть для его друзей: он пропадает в кабинете Снейпа на несколько часов, а впоследствии появляется уже в Больничном крыле. И теперь он должен будет объяснить им, что произошло на самом деле. Это не тот разговор, которого он так ждет.

— О, не глупи, — немедленно говорит Гермиона, за что Гарри готов был ее расцеловать, так как это избавляет его от необходимости говорить это самому. — Очевидно же, что Снейп этого не делал, правда, Гарри? — добавляет она немного неуверенно.

— Но он был в порядке! — говорит Рон, поворачиваясь к ней, прежде чем Гарри успевает ответить. — А теперь он в Больничном крыле! Кто еще это мог сделать?

До сих пор они стояли в нескольких футах от него, слишком далеко, чтобы Гарри мог их видеть, не садясь и не вытягивая шею. Но затем Луна отходит от них, приблизившись к краю кровати Гарри. Она присаживается на край постели, встречаясь взглядом с Гарри.

— Я сомневаюсь, — тихо говорит она, — то есть, что до этого ты был в порядке. Ведь так?

Гарри моргает, не столько удивляясь, сколько узнавая ее печальный понимающий взгляд. «Ну конечно», — думает он. Конечно, Луна поняла это раньше всех. Она знает и видит гораздо больше, чем любой другой кого Гарри когда-либо знал — за исключением, может быть, Снейпа.

— Да, — признается он, не сводя глаз с Луны, игнорируя взгляды Рона и Гермионы. — Да, я не был в порядке.

Шорох, а затем Рон и Гермиона также оказываются рядом с ним. — Что ты имеешь в виду? — требует Рон. — Кто же тогда поставил тебе фингал, если не Снейп?

Большинство синяков Гарри исчезли, включая и те, что были на шее. Но синяк под глазом Снейп не вылечил, как и мадам Помфри — она сказала ему, отвечая на его вопрос, что небезопасно использовать магию в этом месте, при его и без того слабом зрением.

— Я получил его летом, — говорит он Рону, — только скрывал.

— Как, — говорит Рон слегка шокированным голосом, — ма… макияжем или чем-то еще?

— Маскировочными чарами, — одновременно говорят Гарри и Гермиона. Гарри вопросительно смотрит на нее, и она краснеет.

— Я сразу поняла, что они там, — говорит она извиняющимся тоном. — Прости, но это были не очень хорошо наложенные чары, Гарри. Я просто подумала, что ты... ну, прячешь прыщик или что-то в этом роде.

— Ясно, — говорит Гарри, краснея. Рон, однако, все еще смотрит недоверчиво, как будто, по его мнению, маскировочные чары едва ли уступает макияжу.

— Где ты им научился? — требует он.

— Из книг по Защите, тех, что Сириус с Ремусом подарили мне на прошлое Рождество, — говорит Гарри. — В них был целый раздел о магическом сокрытии и маскировке.

Как всегда, упоминание имени Сириуса автоматически усиливает напряжение в комнате. Кажется, после этого никто не хочет говорить первым. Они сидят вчетвером в тишине, и Гарри благодарен за это, хотя знает, что в любую секунду разговор может пойти совсем не в том направлении, в каком ему бы хотелось.

Как и следовало ожидать, Гермиона не выдерживает первой, на ее лице появляется странное выражение — решимости и сомнения одновременно. А когда она заговаривает, ее голос звучит тихо и неуверенно.

— Эти синяки... — говорит она. — Это... это сделал твой дядя, Гарри? Он… ударил тебя?

В некотором смысле так намного легче: просто ответить на вопрос вместо того, чтобы придумывать, как рассказать об этом самому.

— Да, это был он, — говорит Гарри самым бесстрастным и самым равнодушным тоном, на который только способен. Затем он снова смотрит на Луну, которая уже несколько минут молчит. Она встречается с ним взглядом и улыбается одновременно грустно и ободряюще.

Последовало минутное молчание — затем Рон, громко выругавшись, пинает пустой стул, на котором сидел Снейп несколько часов назад. Тот опрокидывается и скользит по гладкому каменному полу.

— Успокойся, Рон, — шипит Гермиона, — иначе мадам Помфри нас выгонит!

Но Рон будто и вовсе не замечает ее. — Так вот из-за чего ты нес всю эту чушь летом: «мне надо писать эссе по зельям, у меня нет времени на квиддич», — говорит он, краснея. — Ты был слишком болен, чтобы сидеть на метле!

— В некотором роде, — сухо признает Гарри. — И кстати об этом: когда я пришел сюда, то сказал мадам Помфри, что пострадал, упав с метлы, так что если кто-нибудь спросит, не выдавайте меня, хорошо?

Рон открывает рот, чтобы ответить, но Гермиона, выглядя обеспокоенной, заговаривает первой.

— Гарри, — говорит она, прикусив нижнюю губу, — я знаю, что… Что об этом нелегко говорить. Но мне кажется, ты не должен скрывать такое. Ты просто больше не можешь возвращаться к Дурслям. Кто-то должен узнать об этом.

— Об этом уже знают, — говорит ей Гарри, радуясь, что им не придется спорить еще и об этом — еще одна вещь, за которую нужно поблагодарить Снейпа, — по крайней мере, Дамблдор. Снейп... Заставил меня сказать ему.

— Что ты имеешь в виду?— тут же говорит Рон, выпучив глаза. — Что Снейп знает об этом? — Гарри без труда слышит невысказанный Роном вопрос: «хочешь сказать, что рассказал все Снейпу, а не нам?»

— Я должен был рассказать ему, Рон, у меня не было выбора, — быстро отвечает он.

В глазах Гермионы появляется понимание.

— Конечно, — говорит она, переводя взгляд с Гарри на Луну, а затем на Рона, — вот почему Снейп заставил тебя остаться сегодня после занятий, да? Он догадался?

— Вроде того, — говорит Гарри. — Он тоже заметил чары… По-видимому, я в них полный бездарь, — добавляет он с кривой улыбкой.

— И что произошло? — говорит Гермиона с какой-то странной заинтересованностью. Даже Рон кажется любопытным, хотя все еще злится. Только Луна выглядит просто внимательной.

— Он снял с меня чары, вот и все, — говорит Гарри, пожимая плечами. — На самом деле он был... довольно неплохим. Пусть немного оскорбил меня, но зато вылечил большую часть повреждений, так что мне не пришлось идти к мадам Помфри, выглядя так, будто меня переехал Хогвартс-Экспресс.

Рон не смог бы выглядеть еще более ошеломленным, даже если бы Гарри только что объявил о своем намерении вручить Снейпу Орден Мерлина первой степени.

— Кажется, профессор Снейп очень сильно рассердился на твоего дядю, — говорит Луна в наступившей тишине.

Гарри смотрит на нее с любопытством, но не успевает сказать «Как ты узнала?» как его перебивает фырканье Рона.

— С чего бы это вдруг? — говорит Рон, глядя на Луну так, как будто она рассказывала анекдот, но замолчала, прежде чем произнести всю соль шутки. — Потому что кто-то украл его любимую боксерскую грушу?

— Нет, — говорит Луна, одарив Рона странно холодным взглядом, — потому что защищать Гарри — это его работа.

После этих слов Гарри, Рон и Гермиона одинаково изумленно смотрят на Луну, которая, кажется, немного удивлена их очевидным непониманием.

— Он спас Гарри от Волдеморта на первом курсе, — терпеливо объясняет она, — и он пришел ему на помощь, когда думал, что Сириус Блэк собирается его убить. Профессор повсюду следовал за Гарри во время Турнира Трех Волшебников. И я видела его лицо, когда Амбридж дала тебе пощечину в своем офисе в прошлом году, — говорит она, снова поворачиваясь к Гарри. — Я думаю, он бы проклял ее, если бы не все те слизеринцы из инспекционной дружины.

За этим замечанием наступает еще большее молчание. Затем Рон резко разражается смехом, который звучит не столько весело, сколько насмешливо.

— Этот мерзавец набросился на Гарри в первый же день их знакомства, — говорит ей Рон, — и с тех пор он ни разу не упустил шанса проехаться по нему или усложнить жизнь. Разве это похоже на то, что делают с тем, о ком беспокоятся?

— Нет, пожалуй, нет, — отвечает Луна довольно равнодушно. — Но Гарри действительно часто оказывается в опасности и, по-моему, Профессор Снейп очень сильно волнуется за него. Неудивительно, что он немного раздражителен.

Гермиона выглядит так, будто только что обнаружила целую главу, которую случайно пропустила в своем учебнике Арифмантики, а Рон просто смотрит на Луну пару секунд, затем немного жалостливо качает головой.

— Послушай, Луна, только не обижайся, — говорит он. — Но чтобы Снейп стал... добрее к Гарри... Ну, это так же вероятно, как если бы кто-то заметил одного из тех морщерогих кизляков, о которых ты все время болтаешь.

— Хватит, Рон, — тут же говорит Гарри, и его слова звучат несколько резче, чем он того хотел. Ему не нравится, когда люди насмехаются над Луной из-за ее странных убеждений; и кроме того, то, о чем говорит Луна... ну, на самом деле имеет смысл. Смутное воспоминание проскальзывает в памяти Гарри… о чем-то, что Снейп говорил ему; что-то, что он не может толком вспомнить: «Я буду защищать тебя... У меня есть на то свои причины...»

— Извини, — бормочет Рон виноватым тоном, обращаясь к Гарри и Луне, а также к Гермионе, которая пристально глядит на него.

Однако минутой позже она перестает на него смотреть и снова обращает свое внимание на Гарри. Гермиона находит его руку, лежащую на постели, и сжимает его ладонь.

— Как ты, Гарри? — говорит она тихим и серьезным голосом. — Имею в виду, вообще, а не только физически.

Он ловит ее пальцы, сжимая их в ответ, как бы в знак благодарности за этот жест, заверяя ее, что да, с ним действительно все в порядке.

— Я в порядке, честно, — говорит он, стараясь соответствовать ее серьезному тону, зная, что она недоверчиво отнесется к любому проявлению фальшивой радости. — Мои каникулы всегда были ужасны… И эти не стали исключением. Но сейчас я здесь, и это все, что меня волнует. К тому же Дамблдор все уладил, так что следующее лето будет лучше… Серьезно, это лучшее, что могло случиться.

Выражение лица Гермионы немного смягчается, хотя, кажется, ее так и не удалось убедить. Однако она не успевает расспросить его о большем, так как в следующий момент из своего кабинета к ним устремляется мадам Помфри, размахивая руками, как бы прогоняя их.

— Десять минут прошли, — говорит она им, — а теперь попрошу всех уйти. Поттеру еще нужно сращивать кости.

— Что? — уши Рона пылают красным от негодования, когда он поворачивается к Гарри. — Он... У тебя перелом?

— Двух ребер, и они не заживут от болтовни. Ступайте, — мадам Помфри в последний раз оглядывает комнату и возвращается в свой кабинет.

— Все хорошо, Рон, правда, — говорит ему Гарри. — Я выйду отсюда уже к завтрашним занятиям.

Луна протягивает свою руку, и Гарри слегка пожимает ее; он улыбается ей, и она соскальзывает с края его кровати. Гермиона наклоняется и целует Гарри в щеку, затем поворачивается к двери, лишь бросив на него мимолетный взгляд и довольно бедно улыбаясь. Гарри смотрит на Рона, ожидая, что тот последует за ними, но после того, как девочки покидают лазарет, Рон стоит перед ним минуту-другую, яростно хмурясь.

— Ты должен был сказать нам, — решительно говорит он. — Если бы я знал... ты же знаешь, папа разобрался бы с магглами за две секунды…

— Да знаю, — тихо говорит Гарри, перебивая его. — Прости, что не рассказал тебе, я просто... я был так рад тому, что, наконец-то уехал оттуда, и не хотел думать о Дурслях, пока был в Норе. И к тому же, — он слегка улыбается, — я уверен, твою маму хватил бы удар.

— Кроме шуток, — горячо говорит Рон, — мама бы просто взбесилась. Забудь об отце, она бы разобралась с твоим дядей за полсекунды. Без палочки.

Гарри так и представляет себе эту картину.

— Нет смысла говорить ей об этом сейчас, хорошо? — говорит Гарри. — Это просто лишний раз ее расстроит.

Гарри ожидает, что Рон немедленно согласится — в конце концов, он никогда не стремился дать своей матери повода для ее знаменитых тирад, — но вместо этого Рон снова хмурится, на миг странно походя на Гермиону.

— Ты ведь говорил все это не для того, чтобы Гермиона от тебя отстала? — спрашивает он. — В смысле, о том, чтобы рассказать обо всем Дамблдору.

— Нет, он правда все знает, — уверяет его Гарри. — Он уже побывал в Суррее и поговорил с моим дядей. Снейп тоже пошел с ним, что немного странно, но мне кажется, что если кто-то и заслуживает видеть Снейпа в гневе, так это мой дядя.

— Чтоб мне провалиться, — несмотря на все, Рон выглядит впечатленным, — хотел бы я на это посмотреть. Во всяком случае, с безопасного расстояния.

— Я тоже, — улыбается Гарри.

В этот момент они слышат голос мадам Помфри, доносящийся сквозь открытую дверь ее кабинета.

— Мистер Уизли, — кричит она, — я не против того, чтобы силой выставить вас из лазарета.

— Сейчас, — говорит Рон, отступая от кровати. — Ну. Тогда полагаю, увидимся за завтраком?

— Да, к тому времени меня здесь уже не будет, — заверяет его Гарри. — Увидимся.

— Выздоравливай, — говорит Рон, ныряя в двойные двери, ведущие в коридор, как раз в тот момент, когда мадам Помфри выходит из своего кабинета.

— Это только что пришло через камин в моем кабинете, — говорит она, подходя к кровати Гарри и протягивая ему конверт. «Скорее всего, от Дамблдора, он сказал, что свяжется позже», — думает он и ждет, пока мадам Помфри уйдет, чтобы открыть его.

Простой пергаментный конверт с его полным именем, написанным на обороте, и он кажется громоздким, как будто, кроме бумаги, содержит что-то еще. Гарри вскрывает конверт и переворачивает его вверх ногами. Из него на кровать падают два предмета: первый — игрушечный солдатик с отломанной рукой около трех дюймов высотой, сделанный из темно-зеленого пластика, а второй — сложенное письмо, покрытое с обеих сторон черным убористым почерком.

Гарри ненадолго откладывает письмо, чтобы схватить солдата и уставиться на него в замешательстве. Разумеется, он знает, что это такое: вы можете купить около сотни таких в пластиковой упаковке, продающихся по дешевке, в маггловских бакалейных магазинах. Дадли играл с ними, когда был маленьким — как и Гарри, который практически выудил нескольких сломанных человечков из мусора и спрятал под кровать, туда, где он держал тот странный фонарик, который, казалось, никогда не нуждался в новых батарейках. Некоторые из его солдатиков выглядели в точности, как этот — казалось, Дадли всегда отламывал им руку, держащую крошечный пластиковый пистолетик; возможно, потому, что она выступала в сторону, а он всегда косил их своей огромной, тяжелой моделью танка. Но ничего из этого не объясняет, что делает дешевая сломанная маггловская игрушка в конверте, который, должно быть, был отправлен ведьмой или волшебником через камин. Вполне возможно, это первый предмет, сделанный из пластика, что Гарри когда-либо видел в Хогвартсе.

Гарри еще какое-то время смотрит на солдатика, затем откладывает его в сторону и берет сопровождавшее его письмо. Лишь только развернув его, он сразу узнает узкий, колючий почерк, покрывающий пергамент — хотя он никогда раньше не видел его за пределами своих эссе по зельям. Его сердце начинает биться чуть быстрее, когда он начинает читать.

«Поттер, — начинается оно.

С вашей продуктивностью вам удалось этим вечером потратить почти час моего времени на беседу, так ни разу не приблизившись к ее сути, которая состояла в том, чтобы ознакомить вас с новыми приготовлениями, предпринятыми директором насчет вашего проживания во время летних каникул. Поскольку сейчас вы без сознания и, как сообщила мне мадам Помфри, вряд ли проснетесь в ближайшее время, я счел целесообразным изложить эту информацию в письменном виде. После чего вы, разумеется, можете показать письмо мисс Грейнджер, которая, вне всякого сомнения, сможет специально для вас дать определение всем словам свыше трех слогов».

Ошеломленный, Гарри снова смотрит на абзац. И в каком именно слове, по мнению Снейпа, ему потребуется помощь? «Целесообразным»? Честное слово, ну что за придурок. А все только потому, что он, Гарри, не бросается каждый раз заумными словами во время разговора, чтобы показать, какой он умный... «Я просто обязан написать ему ответ, — думает Гарри. — Со словарем. Самодовольный мерзавец...»

Он снова смотрит на письмо. Почерк стал куда менее разборчивым, чем раньше.

«В соответствии с непостижимым желанием, которое вы выразили сегодня днем, директор принял решение по обыкновению вернуть вас в дом ваших родственников этим летом. Однако вас будет сопровождать взрослый член Ордена, присутствие которого, надо надеяться, воспрепятствует... дальнейшему проявлению преступных наклонностей вашего дяди. Сотрудничество Вернона Дурсля в этом предприятии было обеспечено».

«Сотрудничество? Дяди Вернона? — Гарри перечитывает последнее предложение. — Хотел бы я знать, как им это удалось...»

«Директору еще предстоит решить, кто будет сопровождать вас в Суррей. Так как моя кандидатура является неподходящей для данной задачи, могу только предположить, кого он примет во внимание, возможно, им окажется ваш друг-оборотень или один из старших отпрысков Уизли. Поскольку, как мне кажется, ваша дуэнья будет избрана скорее из дружеских симпатий, чем для полной надежности в качестве телохранителя, я предпринял дополнительные меры предосторожности в надежде чуть дольше задержать вас на этом свете.

Вещь, которую я приложил к этому письму, является устройством, модифицированным из стандартного Портключа. Чтобы активировать его, вам необходимо трижды коснуться его палочкой, затем сказать Портус, дополнив недостающей информацией — названием вашего местоположения. Не утруждайте себя, пытаясь дать существительному его правильное латинское склонение; я учел отсутствие ваших знаний в этой области; точно так же Портключ должен реагировать на имена. Если вы правильно произнесете заклинание, оно предупредит меня, где бы я ни находился, и даст мне возможность почти мгновенно связаться с вами. Вряд ли мне стоит говорить вам, что Портключ можно использовать только в случае крайней необходимости, когда или если ваш тогдашний опекун будет полностью недееспособен и вы оба или любой из вас окажетесь в смертельной опасности. Так или иначе, вы должны воспользоваться им, если возникнет необходимость — если впоследствии я узнаю о случае, когда вы должны были связаться со мной и не сделали этого, я заставлю вас пожалеть об этом. При условии, что вы не мертвы.

Посмеете рассказать кому-нибудь о Портключе, и вы пожалеете об этом гораздо раньше. Сожгите это письмо и развейте пепел. Всегда держите Портключ при себе, а также свой Плащ-невидимку.

С. Снейп».

Гарри пару минут пристально вглядывается в подпись, почти ожидая, что буквы сами собой изменятся и выдадут колкость в духе того, что сказала бы Карта Мародеров, если бы не тот человек попытался ее прочесть: мистер Нюниус свидетельствует свое почтение мистеру Поттеру и спрашивает, действительно ли он настолько глуп, чтобы попасться на столь очевидный трюк... Но почерк не меняется, по крайней мере, до тех пор, пока его зрение не затуманится от немигающего взгляда.

Гарри отчасти осознает, что если бы он получил это письмо два дня назад, или в любой другой момент до окончания сегодняшнего урока по зельям, он был бы в ярости. Снейп практически превзошел самого себя, оскорбляя его в среднем раз за строку, — но все это компенсируется последним абзацем и маленькой зеленой пластиковой фигуркой, которую он сжимает в правой руке.

Он разжимает пальцы и присматривается к игрушечному солдатику. Внезапно у него перехватывает дыхание. Затем медленно, как будто игрушка — или, скорее, надежда, которая растет в Гарри с каждой секундой — может сломаться, он переворачивает ее и смотрит на подошву левого сапога солдатика.

Маленькая буква "Г"написана черными чернилами, четкими и не выцветшими даже спустя более пяти лет.

До приезда в Хогвартс у него было так мало вещей, которые действительно принадлежали ему, что он сильно привязался к тому, что имел — и поэтому, как будто этого было достаточно, чтобы Дурсли не отобрали что-то у него, если бы обнаружили, — Гарри написал свое имя на каждой испачканной книге, на каждой выуженной из мусора сломанной игрушке, которую он когда-либо держал в руках. Конечно, ни на одном из маленьких солдатиков в его коллекции не нашлось места для его полного имени, но Гарри до сих пор помнит, как сидел на кровати в своем чулане, помечая их инициалами при нескончаемом свете карманного фонарика.

На самом деле это еще ничего не значит. Вот только он не просто похож на одного из солдатиков Гарри; это и есть один из солдатиков Гарри. И каким-то образом он оказался в руках Снейпа.

«Снейп же был у Дурслей, — вдруг понимает Гарри, чувствуя себя немного потрясённым. — Должно быть, он видел мой чулан. Нет, не просто видел… если он нашел это, значит, заходил внутрь. Но почему? Дядя Вернон вряд ли бы захотел показать его Снейпу, особенно когда уже был так зол… если только Снейп не заставил его...»

Гарри долгое время лежит на подушке, снова и снова вращая в руках сломанного солдатика, теперь преобразовавшегося в Портключ. Он лежит так до тех пор, пока свет под дверью в кабинете мадам Помфри не гаснет, а освещение в палате автоматически не приглушается.

Он откладывает солдатика в сторону и закрывает глаза. Однако сон не спешит приходить, несмотря на множество выпитых за весь вечер сонных зелий. Его голова полна множеством запутанных мыслей, чтобы прямо сейчас отпустить хоть одну из них.

Примерно через час он сдается и открывает глаза, быстро оглядывая лазарет, убеждаясь, что мадам Помфри не ринется к нему, как только он сядет в постели. Удостоверившись, что он один, Гарри тянется к своей школьной сумке, лежащей на полу рядом с кроватью, и достает перо, пергамент и баночку чернил.

Разглаживая пергамент на учебник по зельям, Гарри окунает перо в чернила и выцарапывает первую строчку.

«Уважаемый профессор Снейп…»

Гарри усмехается про себя. Ему нужно придумать несколько десятков слов из четырех или более слогов, прежде чем он сможет написать письмо должным образом. Если и это не усыпит его, то он не знает, что тогда сможет.

Продолжение следует…