День за днем-3 (гет)

Утром все приходится делать самой и завтракать в одиночестве — Сомова с вечера предупредила о позднем эфире и просила не будить. Андрей, таки, увез от нас Алису, и это случилось еще во вторник вечером, когда из его дома наконец-то исчез предмет раздора — Егорова…

Пожарив яичницу с зеленью, накромсав бутерброды с сыром и помидоры с листовым салатом, отправляюсь одеваться, причесываться и наводить марафет. Перемерив несколько вариантов, останавливаюсь на атласной фиолетовой блузке с длинными рукавами и низким треугольным вырезом спереди, и юбке — карандаш: в ней, кажется, будет стройнее. А волосы просто расчесываю, без изысков, и, скрепив высоко гребнем, волной пускаю по спине.

Разместившись в гостиной, где праздничные бумажные гирлянды и сдувшиеся шарики еще продолжают болтаться, напоминая об Анькином дне рождения, случившемся как раз во вторник, налив чаю в чашку, хомячу яичницу за обе щеки, хотя, похоже, с бутербродами с сыром перестаралась — можно было обойтись без них… Хватит и миски с салатом на второе. Отрезав ножом кусок яичницы, отправляю в рот, и в этот момент, потягиваясь и кряхтя, из своей комнаты выплывает, шмаркая тапками, Сомова:

— А-а-а… Доброе утро.

Подняв голову от тарелки, соню встречаю радостно:

— Привет! Ну, ты и дрыхнешь, подружка.

Анька продолжает сладко потягиваться:

— Имею право.

Она со вздохом садится на придиванный модуль, возле Фионы, и я поддакиваю:

— Это точно.

Сомова продолжает извиваться, разминая свои телеса:

— Марго.

Отправляю очередную порцию в рот:

— Что?

— Слушай, ну, спасибо тебе огромное, еще раз. Спасибо, тебе.

Это про прошедший день рождения? Да уж, веселенький получился. Так это ж не одна я, это скорее Гранова надо благодарить и ребят с радио.

— Слушай, Сомова, ну хватит уже благодарить.

Уткнувшись в тарелку, добавляю:

— Через четыре месяца у тебя будет отличный повод для алаверды.

Анька недоуменно хмурится и подается вперед, пытаясь заглянуть мне в лицо:

— А что у нас через четыре месяца?

Что-что… Июль.

— Как, что? День рождения.

Отправляю в рот большой кусок — м-м-м, вкусно, с травкой, с помидорчиком… Удивление в рядах присутствующих нарастает:

— Чей?

Гляжу с интересом на подругу. Действительно, чей? Если в одном паспорте, от Саши Коваль, написано апрель, а в другом, от Руслика — декабрь? На самом деле все просто — праздновать будем среднеарифметическое:

— Чей… Маргариты Ребровой!

Не два же раза в год отмечать. Хотя можно и два, или даже три, добавив день рождения Игоря Реброва. Сомова смеется, и я уточняю:

— Заметь не Гоши, а Маргариты. Тебе что паспорт показать?

Вернее, два. Анюта верит на слово и расплывается улыбкой:

— Ну, я же не знала.

— Запищи, а то забудешь.

— Ладно.

Гостеприимно предлагаю:

— М-м-м… Яишенки?

Сомова обрадовано соглашается, разворачиваясь к столу и, задрав ногу вверх, переносит ее через голову расположившейся здесь Фионы:

— Да, давай-ка… И чаю!

Наливаю ей в чашку из прозрачного чайника с заваркой:

— Слушай Ань, мне кажется или я растолстела...

Сомова в задумчивости оценивает:

— Не знаю… Мне, кажется, все вроде на месте.

На месте то, на месте… Но как-то тесновато… И лифчик жмет и юбка.

— Да, оно, конечно, как бы на месте… Но как-то много этого стало… Нет?

Неуверенно взираю на подругу, и та откликается:

— Ну, если тебе что-то мешает, то походи в спортзал.

Спортзал? И что там делать? Ляжками перед мужиками трясти? Положив ногу на ногу, озвучиваю свой вариант:

— Ну… А я вот думаю — может, на диету сесть?

— Ну, сядь на диету. Только учти — диета без спортзала, это все впустую. Это сплошной мазохизм.

Блин, не было печали. А зачем, тогда, во всех журналах про диеты пишут?

— Почему?

С видом знатока, Анька взмахивает вилкой с куском яичницы:

— Да, потому что усилий масса, а результата ноль!

Потом, отправляет пищу в рот. Зная Сомовскую самоуверенность, уточняю:

— Серьезно? А ты откуда знаешь?

— Обижаешь! У меня раз в месяц вообще на эту тему программа в эфире, между прочим.

Поелозив немного, усаживаюсь удобней слушать гуру. Хотя ходить в спортзал, как то и времени нет, да и лень. А Анюта, с полным ртом, продолжает хвастаться своим опытом и размахивать вилкой:

— Все эти диеты, спортзалы, тренажеры… Между прочим, очень актуальная тема!

Странно, что Сомова вообще ударилась в это направление в своем эфире. Или комплексовала? Картинка с Анькой на тренажере, да на голодной диете, вызывает смех:

— Хэ… Особенно для тебя.

С ухмылкой приникаю к чашке, отпивая, и Анька поджимает губы:

— Ну, уж, извини… Гены пальцем не раздавишь.

Обычно у нее присказка другая и я поправляю:

— Гену… Ха.

— А!… Гену.

Сомова, склонившись над миской, лезет ложкой в салат, и мы ржем.

* * *

Осознание, что Егорова наконец-то убралась из Андрюшкиного дома и ничто не мешает нам наслаждаться жизнью, действует очень позитивно — появившись в редакции, любую возможность используем с Калугиным, чтобы пересечься, поболтать, полюбезничать. Иногда, увлекаясь, тискаемся и даже целуемся, не обращая внимания на народ, хотя конечно предпочитаем в таких ситуациях оказаться в кабинете главного или художественного редактора. И что удивительно — это нисколько не мешает разгребать текучку, а даже наоборот окрыляет! Я уже строю планы на выходные — может, теперь-то, мы можем провести их вместе и наедине? Только бы это не совпало с другими, и очень некомфортными регулярными моментами. Нехитрые прикидки настораживают — оказывается, с последнего раза, прошла уйма времени, и запасы проклятых прокладок нужно было закупать еще три дня назад! Капец, может, я толстею вовсе не из-за жратвы? Мысли, что внутри у меня происходят совсем ненужные процессы, выбивают из колеи полностью.

Приехав домой в полной депрессии, отказавшись от ужина, и, переодевшись в голубую майку и спортивные штаны, весь вечер уныло сижу на постели, забравшись на нее с ногами, в который раз подсчитывая, сколько раз и когда мы занимались с Калугиным сексом, вспоминая, использовал ли он резинку и пугая себя катастрофическими последствиями…. Значит, месячные начались в прошлый раз 5-го, поехали соблазняться мы 15-го и с тех пор… Ого-го… Правда после 20-го был недельный перерыв в любовных утехах, до самого Анькиного дня рождения, но от этого на душе не легче — походу башку обоим снесло как раз в самый опасный срок. Ка-пец… Мысли идут по кругу, и я прислушиваюсь к себе и своим ощущениям… Через час в открытую дверь заглядывает Сомова:

— Марго, перекусить не хочешь?

Видимо решила, что я вся в трудах, потому и не вылезаю. Поморщившись, отвожу взгляд:

— Нет, спасибо, не хочу.

Аппетита ни на грош. Сомова присаживается рядом:

— Там бутерброды есть с ветчиной.

Блин, я и так в раздрае, что распухла не по делу, а она про бутерброды!

Срываюсь, повышая тон:

— Ань, я же сказала, не хочу!

Сомова смотрит обиженно, дергая плечом:

— Что это ты такая раздраженная?

Черт! Вот и Аньке прилетело, не за дело. Сбавляю обороты, отворачиваясь:

— Ничего я не раздраженная.

Ха… Если бы гавкала по делу, была бы только рада... Но ведь никаких физических признаков! Анюта елозит на месте, и в голосе забота:

— Что, голова болит?

— Да, если бы.

— Ну-у…, а что тогда?

С несчастным видом смотрю на подругу:

— Слушай, Ань, у меня чего-то давно нет…

Во взгляде Сомовой безмятежность и непонимание:

— Чего, нет?

Чего, чего… Капец, почти год баба, а произносить вслух такое, по-прежнему, стесняюсь. Сердясь на непонятливость, киваю подбородком в область ниже живота.

— Того!

Подруга успокаивает, отмахиваясь:

— А-а-а…, да, ерунда. Ну, это бывает такое у женщин: там перенервничаешь или что еще.

С надеждой слушаю, открыв рот. Но беспокойство остается — три дня это много или мало? Поджав губы, и чувствуя, как они дергаются, выдавливаю из себя, намекая:

— А если это…

И внимательно, затаив дыхание, гляжу на Анюту. Та не врубается:

— Что, это?

Что-что… Может тебе в деталях описать? Наморщив лоб, продолжаю жалобные иносказания:

— Ну-у… У нас, связь.

Сомова ошалело подается ко мне всем телом, заглядывая в лицо:

— Связь? C кем?

С инопланетянами! Дура. Говорить и так трудно, а тут еще Анька тупит. Широко распахнув глаза, буквально взрываюсь:

— С кем… Ну, с кем?!

Анька сопит, ведет головой из стороны в сторону, и вдруг повышает голос:

— И что, ты хочешь мне сказать, что вы не предохранялись?

Откуда я знаю?! Я и не думала об этом, это мужские дела. На всякий случай оправдываюсь:

— Нет, ну, предохранялись, конечно…. Но, не всегда.

Анька заводится с пол оборота, переходя на крик:

— Как это не всегда?!

Что ж так вопить-то.

— Сом, чего ты, как маленькая — не всегда, значит, не всегда.

Та отворачивается, укоризненно вздыхая:

— Фу-у-ух…, с ума сойти!

И всплескивая руками, стучит себя по голове:

— Ну, ты совсем что ли?!

Капец, орать я и сама умею:

— Успокоила, спасибо.

Сомова продолжает возмущаться:

— Какой кошмар… Еще этот индюк, тоже… О чем он-то думал? Одна вон в дурдоме, другая брюхатая ходит, теперь ты на очереди!

Компания мне не нравится, и я бросаюсь на защиту Андрея:

— Егорова беременна не от него!

— Ой, да какая разница?! Что с тобой-то теперь делать?

Об этом гадать даже не хочется. Но озвученный подругой первоначальный вариант ситуации мне нравится больше:

— Я не знаю… Ну, подожди, ну сама же говоришь, может перенервничала!

Сомова со вздохом роняет голову вниз, хватаясь за виски:

— О-о-ой, не знаю… Ей-богу, вы как дети, прямо.

Сомовский обвинительный выплеск нарастает с каждой секундой, заставляя съежится и стать незаметной. Вдруг и правда залетела? Кошмар… Себя становится жалко, подталкивая плаксиво заныть:

— М-м-м… Что я за дура такая…

Анька самобичевание поддерживает, сразу разворачиваясь в мою сторону:

— Да-а!

Тем не менее, разговор приносит облегчение, и через пять минут уже даже хочется переключиться и идти пить чай с бутербродами. Самобичеванием заниматься рано, посмотрим, что покажет завтрашней день.