Гарри Поттер и Человек, который выжил. Часть II (гет)

Что я скажу тебе, что я скажу тебе?

Что я не видел смысла делать плохо,

И я не знаю шансов сделать лучше.

Видимо, что-то прошло мимо,

И я не знаю, как мне сказать об этом.

Недаром в доме все зеркала из глины,

Чтобы с утра не разглядеть в глазах

Снов о чём-то большем...

Б.Г.

2 ноября 1998 года. Хогвартс

Виктор Крам сидел у себя в комнате и писал письмо Габриэль Делакур. После того, как Гермиона передала первое, а мамаша Делакур дала своё благословение на эту переписку, совы регулярно стали летать через весь остров и через Ла-Манш.

Дорогая Габи!

Новая неделя — и твоё письмо, и это большая радость для меня. Я уже привык, что твои письма приходят регулярно, и это такая же обязательная вещь, как восход или как педсоветы. Не обижайся — просто я вернулся с очередного. Надеюсь, что ты не обидишься также на слово «привык». Есть вещи, к которым мы привыкаем, но которые становятся ещё и необходимостью. Я не умею писать романтические послания — извини меня. Я просто получаю твоё письмо, и мне радостно.

Очень позабавил твой рассказ о соперничестве двух бабушек. Но Билл и Флёр молодцы, что настояли на своей самостоятельности в вопросе ухода за малышкой. Надеюсь, что на каникулах ты с maman приедешь в Лондон, и я тоже смогу вырваться туда ненадолго. Заодно и посмотрю на маленькую Гвенэлле.

Ты просила меня написать о первом матче, наверное, поэтому я немного задержался с ответом. Я жутко волновался, но, кажется, всё прошло удачно, и как тренер по полётам я не опозорился. Играли Хаффлпафф и Слизерин — такая получилась жеребьёвка. Слизерин выиграл, но не с таким уж разгромным счётом. Питомцы профессора Спраут значительно выросли, и я горжусь, что в этом есть и моя заслуга. Я стараюсь не делать никаких различий между факультетами и составил наиболее сбалансированное расписание тренировок.

Ты спрашивала меня, правда ли, что между Гриффиндором и Слизерином давняя вражда и она настолько серьёзна, как её описывал Билл. Возможно, в его время и когда учились его братья, кроме Рональда, это было и так. Сейчас я не замечаю между студентами особой неприязни. Наверное, это произошло во многом благодаря одной замечательной кампании, которая у нас сложилась. С Равенкло там только Полумна Лавгуд — очень странная девочка, прекрасно учится, но голова у неё забита какими-то жуткими вещами. Однажды она мне на полном серьёзе говорила о неких паразитах, которые заводятся в мётлах. Жаль, что она так рано потеряла мать.

Виктору хотелось писать подробно — не только о событиях, но и поделиться своими мыслями. Но вот будет ли это всё интересно читать шестнадцатилетней девушке?

Полумну нельзя было не заметить, хотя она и не играла в квиддич. Зато она своеобразно болела на матчах.

Говорят, что покойная миссис Лавгуд тоже была немного не от мира сего, но она всё же, судя по её колдографиям, была женщиной красивой и даже элегантной. Колдографии миссис Лавгуд встречались в научных магических журналах. Кажется, пара её идей нашла своих последователей.

Полумна была довольно мила, но её отец, видимо, порой забывал, что воспитывает дочь, и что его дочь уже взрослая барышня и должна как-то уметь себя подать. Крам удивлялся, почему никто не намекнёт девушке, что серьги-редиски хороши лет в десять, но не в семнадцать.

Так я начал о кампании. Разумеется, это те пятеро, о которых ты прекрасно знаешь и с кем знакома лично ещё со времён Турнира. А двое теперь вообще твои родственники. Как я понял, студент со Слизерина мистер Шелмердин дружит с Джинни, но в последнее время (только не упомяни при бабушках) стал заглядываться на Рональда. Поскольку Рон увлекается квиддичем, он меня при возможности останавливает в коридоре, чтобы немного поболтать. Поначалу я всегда встречал его в обществе какой-нибудь симпатичной старшекурсницы — причём он менял их с совершенно невообразимой скоростью. Но что-то вот уже полторы недели как на нём никто не виснет. Или красотки объявили ему бойкот, или они ему надоели. Зато на его шахматные баталии с Шелмердином в общей гостиной стали собираться зрители.

Крам только вскользь упомянул об остальных. Но эта кампания его очень интересовала.

Был ещё там Блез Забини, и Виктор не совсем понимал, в чём его зацепка. Раньше, говорят, он был с Шелмердином на ножах, теперь они стали приятелями. Не закадычными друзьями, но общались довольно мирно. Мисс Эмма Ноббс дружила с Джинни, Гермионой и Полумной. А Колин Криви и Клиффорд Феникс дружили с Эммой, вернее было бы сказать — пытались ухаживать. И всё в этой кампании было запутано, но они часто появлялись вместе — в гостиной, в библиотеке, или вместе ходили в Хогсмит. Глядя на них, соперники-факультеты перестали вести войну и заключили перемирие. Оно, конечно, было хрупкое, и тут Крам очень надеялся на мудрость мисс Амано. К сожалению, на мудрость Минервы МакГонагалл рассчитывать не приходилось. Она невзлюбила мисс Амано с первого дня её появления в школе. Конечно, она была вежлива с ней и корректна, но тут между коллегами приняты были отношения почти приятельские, поэтому вежливая холодность Минервы выглядела, как открытая неприязнь.

Ты просила меня написать о мисс Амано, что вполне понятно, учитывая твоё родство с вейлами. Почему-то фрау Шульц тоже ею заинтересовалась, особенно тем, что она преподаёт прорицания. Кстати, очень хорошо преподаёт. Мне говорили, что этот предмет в Хогватсе не пользовался у студентов популярностью, да и профессора к нему относились с большой долей скепсиса. Но Шицзуки-сан, как её называют, подошла к вопросу очень серьёзно и профессионально, и теперь её предмет у многих — один из любимых. На третьем курсе очень большой наплыв на прорицания. Мисс Амано нашла общий язык с преподавателями нумерологии и рун, и в чём-то они стали идти в одной связке, подогнав друг под друга программы. Надеюсь, тебе не скучно читать такие подробности.

Мисс Амано, как заметил Виктор, дружила с Хагридом и с профессором Флоренсом. Он постоянно себе о нём напоминал, что в школе вообще есть такой профессор. Виктор не относился предвзято к кентаврам, просто он видел Флоренса крайне редко. Тот даже не всегда бывал на обедах в Большом зале. В последнее время Шицзуки-сан всё больше общалась с профессором Спраут. Кажется, они подружились.

Но ты знаешь, что мне очень нравится Помона Спраут — она совершенно замечательный человек. Скоро у неё появится помощница. Директор Снейп пригласил на работу в Хогвартс миссис Финикс — да, это мать Клиффорда Финикса. Она будет помогать профессору Спраут с теплицами и вести занятия на первом и втором курсах. Это большое подспорье для Помоны. Непонятно, правда, почему сегодня, когда на педсовете директор сообщил об этом всем, Минерва сидела с таким видом, словно проглотила жабу.

Не хотелось верить женским сплетням, что всё дело в отношениях между директором и мисс Амано. Что Минерва якобы очень ревнует его. Говорили, что когда Снейп только пришёл в школу, в то время, когда Лорд находился в изгнании, у него и МакГонагалл был недолгий роман. Минерва до сих пор женщина привлекательная, а тогда, наверняка, она была красавицей. Поверить можно, но прошло уже достаточно времени. Если она до сих пор любит Снейпа, почему не пыталась его вернуть? Наверное, верила, что он может оказаться предателем. Это немного не укладывалось в голове у Виктора.

То, что ты сказала о статье в «Ведьмином досуге», куда просочились слухи о помолвке Драко и Гермионы, меня встревожило. Конечно, такой журнал в Азкабан не попадёт, но слухи-то пойдут всё равно. Надеюсь, что у Драко хватит мужества выдержать недовольство отца. Я с ним мало общался, но я хорошо знаю Гермиону. Она не из тех девушек, что могли бы влюбиться в человека пустого.

Какое замечательное стихотворение ты мне послала. Очень хорошо, с чувством, но без сиропа. И это маг писал. Мне всегда нравится, когда авторы-маги не слишком делают упор на нашу реальность, а больше говорят о том, что волнует всех людей. Я не слишком хорошо знаю французский, хотя старательно учу. Но вот стихи — это как раз то, что нужно. Пришли мне книгу этого поэта, пожалуйста, если есть такая возможность. Если он, конечно, не издаётся в жутко дорогом виде.

Говорю я, конечно, ужасно, зато у меня получается читать и писать. А над моим произношением мы ведь поработаем вместе, когда будет возможность?

Очень жду каникул, когда мы сможем увидеться.

Хочу поскорее отправить тебе письмо и получить ответ. Если вдруг будут какие-то новости, я напишу ещё. Посылаю тебе колдографию бравого тренера, как ты просила. Пришли мне свою нынешнюю. У меня уже есть три, я знаю, но я хочу ещё одну — осеннюю.

До нового письма, моя дорогая.

Твой Виктор.

* * *

Гарри на контрольной по трансфигурации не было — он отлёживался в Больничном крыле. Сдвоенная пара Гриффиндор-Слизерин проходила на редкость мирно. Было так тихо, что скрипение перьев почти резало слух.

Минерва сидела за кафедрой и следила за студентами. Перед каждым лежал лист с вопросами по теории, который она написала в одном экземпляре и размножила. Контрольная была не самая трудная, по двум последним темам. Минерва скользила взглядом по рядам, мечтая, чтобы урок скорее закончился. На сегодня он был последним, а значит можно будет закрыться у себя в комнатах. На ужин она идти не собиралась. Захочется есть — попросит эльфов принести.

Она заметила перемену в Северусе уже тридцать первого. Уж кто-кто, а она хорошо помнила, каким бывает выражение его лица, когда он бывает удовлетворён физически. Но ранило даже не то, что он наконец-то переспал со своей лисой. Вчера на педсовете Северус являл собой образец спокойствия и деловитости. Даже когда она фыркнула по поводу Джеральдины, он пропустил это мимо ушей. Он и эта Амано не сказать, чтобы особо смотрели друг на друга. Но они не смотрели особенным образом, как это бывает, когда ты чувствуешь всей кожей присутствие рядом любимого человека. Минерва еле досидела до конца совещания. Разумеется, она не имела права выражать недовольство и протестовать, поэтому цеплялась за аргументы, касающиеся Гарри. У него болен сын (Северус же считает Гарри сыном) а он нашёл время на любовные утехи. То, что Гарри был не болен, а просто отдыхал, а в целом чувствовал себя очень даже прилично, было неважно сейчас.

— Мистер Забини! — Минерва сама вздрогнула от своего окрика. — Что это у вас за посторонний лист на парте? Вы списываете?

— Нет, профессор! — смущённый Забини быстро свернул лист и попытался спрятать его в сумку.

Минерва взмахнула палочкой.

— Пожалуйста, отдайте! — Блез вскочил на ноги и уронил на пол сумку.

Отчаянный возглас слизеринца лучше всего свидетельствовал о том, что бумага была личного свойства, но это был любимчик мисс Амано.

— И что тут? — Минерва развернула лист. — О! Как мило!

— Профессор!

— «На окнах капли застывают, и за слезой бежит слеза. Осенний день напоминает твои печальные глаза», — прочитала Минерва вслух.

В наступившей тишине, Забини подбежал к ней, вырвал из рук пергамент и выбежал из класса, забыв сумку.

Посмотрев на класс, Минерва увидела только макушки студентов. Все склонились над пергаментами и продолжили строчить. И всё молчали.

Чувствуя себя словно по дороге на эшафот, Минерва прошлась по классу, прямая, как палка, и вернулась за кафедру.

Гермиона подняла руку.

— Что, мисс Грейнджер?

— Простите, профессор МакГонагалл, но в пятом задании, кажется, ошибка. Описка точнее. Не десятый век, а двенадцатый.

Минерва посмотрела на свой экземпляр.

— Да, вы правы. Я ошиблась. Кто приступил к пятому заданию?

Подняла руку только Гермиона.

— Исправьте все дату у себя, — произнесла Минерва, чувствуя, что у неё начинает болеть затылок. — До конца осталось полчаса.

Больше она не сказала ни слова. Он всё также оглядывала аудиторию, но с ней никто не хотел встречаться взглядом. Когда прозвенел звонок, студенты молча сдали работы и отправились восвояси.

Пока в классе шла молчаливая демонстрация протеста, Забини нёсся по коридору, как ошпаренный. Он сообразил уже, что забыл сумку, и надеялся, что её кто-то прихватит.

Разумеется, он бежал вниз, в Подземелья — трансфигурация была последним на сегодня предметом. Он сам не понимал, злится ли он больше, что его рифмоплётство прочитали при всех, или он больше боится стать посмешищем. Забини, который кропает любовные стишки — это конец репутации крутого парня.

Забини, наверное, плакал бы сейчас злыми слезами, если бы умел. Но мужчины не плачут — это ему вбили с детства. Чего старуха взъелась на него? Она никогда раньше к нему не цеплялась, хотя всегда терпеть не могла Слизерин — ещё когда Снейп был деканом. Но таких вещей она не делала. Могла, конечно, сама прочитать записку, но не вслух же! Забини не боялся за контрольную. Он уже успел выполнить заданий на оценку «выше ожидаемого» — ему оставалось только последнее, и тут в голову сами полезли строчки. Надо было записать их, пока не забылись.

— Блез…

Голос был тихим, но Забини мгновенно затормозил.

— Мисс Амано, — он повесил голову.

— Почему вы не на контрольной, Блез?

— Простите, но я ушёл. Она меня перед всеми опозорила.

— Она — это кто?

Шицзуки открыла дверь в свои комнаты, приглашая Забини войти.

— Профессор МакГонагалл. Прочитала кое-что вслух. Это было личное.

— Блез, надо было предвидеть, что обмен записками на контрольной…

— Я не с кем не переписывался, Шицзуки-сан. Я просто кое-что…на листке… для себя. Но она подумала, что я сдуваю ответ, отняла листок — я даже объяснить не успел ничего. Но она же видела, что там! — Забини уже откровенно жаловался. — Зачем же вслух зачитывать?

— Присядьте, Блез, — Шицзуки указала на диван.

Состояние студента было важнее совершенства чая, поэтому чай доставили эльфы.

— Вы успокойтесь. Не переживайте так. Надеюсь, там не было ничего такого, за что бы вам было стыдно?

— Там… стихи там были…

— Как замечательно. Хорошие стихи не могут опозорить настоящего самурая, — улыбнулась Шицзуки.

Забини не выдержал и фыркнул.

— Какой из меня самурай!

Но ему стало легче. И он достал из кармана листок и протянул его Шицзуки.

— Спасибо за доверие, — сказала она совершенно серьёзно и даже наклонила голову.

Прочитав, помолчала.

— Есть тут, над чем поработать, конечно. Почему капли застывают, а слёзы бегут? Если это, конечно, сравнение капель со слезами. Если это чьи-то ещё слёзы, то не совсем понятно.

— Это её… Она вчера плакала, — буркнул Забини смущённо, поспешив глотнуть чая.

— Поэтому вы наградили мистера Келви замечательными волдырями во всю физиономию? — усмехнулась Шицзуки.

— Угу, — довольно улыбнулся Блез. — У меня никогда раньше не получались сглазы. Я бы ему, конечно, нос расквасил, но не хотел подводить факультет. Хотя Келви с Равенкло, а Флитвик такие дела понимает.

Это было так приятно, что она догадалась, кому посвящены стихи, что она не удивилась, не насмешничает. И главное: получается, что она интересовалась, чем он живёт и что с ним делается в последнее время.

— Ничего страшного не произошло, Блез. Не переживайте. А над стихами поработайте — это достойное занятие для мужчины.

— Шутите?

— Нет, ничуть. Судя по тому, что они довольно ровные, вы читали поэзию? — осведомилась Шицзуки.

— Угу…

— Замечательно.

Забини внимательно посмотрел на своего декана. Он никогда бы не мог определить по этому мягко и чуть заметно улыбающемуся лицу, говорит ли мисс Амано всерьёз, или она просто утешает его и подбадривает. Даже если просто подбадривает — это было приятно. Устраивая целый месяц «засады» на Шицзуки-сан, лишь бы попасться ей на пути и хотя бы поздороваться, он всегда был по возможности вовлекаем в разговоры, даже короткие. Он не привык, что с женщиной можно вот так запросто разговаривать о самых разных вещах. Чаще всего они или не подходили на роль собеседниц, потому что казались существами на порядок глупее. А те, с кем поговорить хотелось, вроде его матери, до него обычно не снисходили.

Блез улыбнулся.

— Спасибо, — он поставил на стол пустую чашку.

— Не за что, Блез.

— А можно я покажу? Когда я ещё… потом…

— Конечно.

Вскочив, Забини выпалил:

— Спасибо! Я вас люблю!

И пулей вылетел из комнаты. Вылететь-то вылетел, а вот куда податься теперь? В голове вдруг замелькали новые строчки. Сидеть и строчить в Подземельях? Ага, прямо сейчас. Прозвенел звонок, сейчас свои начнут спускаться по лестнице. Заметавшись по холлу, Блез ринулся вдруг в кабинет Флоренса. Там было тихо и сумрачно. Откуда-то из-за кустов величественно вышел кентавр.

— Профессор, можно у вас тут немного побыть? — выпалил Блез.

Кентавр удивлённо посмотрел на слизеринца, махнул хвостом.

— Заходите, мистер Забини, устраивайтесь, — он указал на моховые кочки.

— Сэр, а у вас можно попросить пергамент, перо и чернильницу? — замялся Блез, только перешагнув порог и затворив за собой дверь.

— Звёзды склоняют к тому, чтобы творить? — улыбнулся красавец-кентавр, доставая откуда-то из-за искусственного ствола просимое.

Схватив всё это в охапку, Забини ушёл подальше, нашёл светлячка. Положив на пень пергамент, он сел по-турецки на траву и стал грызть перо.

Значит, надо разделить капли и слёзы, чтобы было понятно. Так ведь он дальше всё объяснит. А если сделать так?

Перо заскрипело.

На стёклах капли застывают.

Вот сорвалась одна — слеза.

Осенний день напоминают

Твои печальные глаза…

Теперь дальше. Забини чувствовал, что он не укладывается в четверостишие.

Пускай не совладать с природой…

Это рифмовалось с «непогодой». Забини улёгся на мягкий мох и стал думать.

Друзья искали Блеза долго, пока не догадались зайти к Шицзуки. Потом нашли, долго ругали. Таиться больше было незачем, можно было уходить писать в другое место, но Флоренс разрешил Забини задержаться у него до ужина. Ужин Блез чуть не пропустил. У кентавра в кабинете было очень тепло — не в пример многим помещениям школы. Утомившись от сочинительства, Блез решил немного отдохнуть, свернулся в мягкой ямке в наколдованном мху да так и уснул.

* * *

Настоящая виновница сегодняшнего переполоха сидела в одной из комнаток в Больничном крыле и, высунув от усердия кончик языка, ровным красивым почерком переписывала в общую книгу истории болезней студентов за последний месяц. У мадам Помфри вечно не хватало на это времени, да и почерк у целительницы был корявым и с трудом читаемым. Полумна Поппи симпатизировала — главным образом за то, что целительница втайне верила в существование игольчатого зайца, потому что видела в детстве какое-то странное длинноухое существо, которое передвигалось по полянке прыжками, но при этом было утыкано иголками, как ёж. Об этом она под большим секретом рассказала Полумне.

Тишину комнаты внезапно нарушил стук каблуков за дверью. Этот стук был такой вызывающий, или гневный, что Полумна отвлеклась от переписывания. Она подошла к двери и прижалась к ней ухом.

— Минерва, — различила она голос мадам Помфри. — Ради Мерлина, что с вами такое?

— Эта девчонка! Я не могу её выносить больше!

Такого голоса у обычно сдержанной Минервы Полумна раньше не слышала. А слово «девчонка» заставило насторожиться. Тогда она с невинным видом вернулась к столу и достала из сумки жучков — ей подарил эту штучку Забини, под большим секретом. Одного жучка она сунула себе в ухо, а другого запустила под дверь.

— Тише, Минерва, — раздался в ухе голос Поппи, — в соседней комнате у меня Полумна работает, а вы так кричите.

— А что она здесь делает?

«Ага, тебя не спросила», — подумала Полумна, усаживаясь на своё место.

— Помогает мне иногда. Ей просто нравится. Да вы садитесь. Налить вам чаю?

— С цианидом. И желательно по ритуалу чайной церемонии.

Полумна прыснула. «Девчонка», значит, это Шицзуки-сан. А то чего МакГонагалл вдруг чайную церемонию вдруг вспомнила бы?

— Обойдётесь и без цианида, дорогая. Он вреден для здоровья. Лучше успокаивающий сбор. И не возражайте.

Потом слышалось позвякивание, поскрипывание мебели. Пока накрывался стол, обе дамы молчали.

— Лучше уж бренди.

— Ну, конечно. А потом будете таскать у эльфов с кухни кулинарный херес.

— Почему вы так со мной разговариваете, Поппи?

— Как? Вы сегодня стали притчей во языцех у всей школы, Минерва. Это безобразие!

Звяканье чашки по блюдцу.

— Я что же, и не женщина уже?!

— Если это типично женские проявления характера, то, безусловно, женщина.

Звук разбившейся посуды.

— Ничего, это очень старая чашка. И посуда бьётся к счастью.

— Вы издеваетесь?!

— Да вы сами над собой издеваетесь! Что вы на них взъелись? Ну, где вы были весь прошлый год, скажите на милость? Если уж Северус вам необходим, вы имели возможность его вернуть.

Полумна разрывалась между любопытством и желанием вытащить жучка из уха.

— Разве до того было в прошлом году?

— Минерва, вы настолько прониклись идеями покойного Альбуса? Или вы думаете, что Северус мучился столько лет, только лишь воодушевляясь призывами к борьбе, и ему больше ничего не нужно было в жизни?

Опять звяканье посуды — теперь тихое и успокаивающее.

— Выпейте чайку. Ну-ну, чего уж теперь-то? Не плачьте, дорогая.

— Что он в ней нашёл? — риторический всхлип. — Кроме внешности, конечно.

— Внешность? Это вряд ли главное. А что, вам так интересно, что Северус нашёл в лисе? — видимо последовал кивок, потом тяжёлый вздох Поппи. — Она умная молодая бабёнка, хитрая, но очень Северусу преданная. Всегда посочувствует, посоветует, если надо. Она заботится о нём, вы не замечали?

— Заботится…

Тон был какой-то неопределённый.

— А я не умею, по-вашему?

— Не знаю, Минерва. Это вам виднее. Только Северус не такой человек, который будет просить об этом, а её, видимо, просить не надо. С другой стороны, он от участия и заботы никогда не отмахивался.

Ответа не последовало. Чашки позвенели-позвенели о блюдца да перестали.

Короткий невнятный шепоток не улавливали даже жучки. Скрипнула дверь в кабинете мадам Помфри, послышались шаги — совсем не такие, как в начале, а медленные и неуверенные.

Пока Поппи в коридор не вышла, Полумна быстро призвала жучка, вытащила второго из уха и спрятала их в сумку. Минерву было жалко, но ей притом очень нравилась Шицзуки-сан, и очень нравилась пара, которая, судя по подслушанному разговору, была всамделишной парой, то есть собиралась пожениться. Интересно, а знает ли Гарри? Ну, определённо, Шицзуки-сан подходила директору по всем статьям. Минерва же была уже старая, да и разве в её возрасте люди влюбляются?

Мадам Помфри вышла из кабинета и ушла куда-то в сторону палаты, а Полумна продолжила переписывать истории болезни.

— Ну, хватит на сегодня уже…

— Ой! — Полумна подскочила на стуле от неожиданности и обернулась: Поппи стояла в дверях комнатки. — Ага, ладно!

Собрав все бумаги и убрав их в шкаф, Полумна подхватила сумку.

— Спасибо, дорогая. Что бы я без вас делала. Бегите на ужин.

В Большом зале, усевшись за стол своего факультета, Полумна увидела за гриффиндорским столом Гарри и обрадовано помахала ему рукой. Тот, улыбнувшись, махнул в ответ. Улыбка вышла усталой. Гарри всё больше разговаривал за столом с Драко, а значит, поболтать не получится. Но Полумна утешилась быстро: ей передали записку от Забини. «Пойдёшь гулять до отбоя? Дождя нет». Обернувшись, Полумна нашла взглядом Блеза и кивнула. Кивнула важно, даже не улыбнувшись. Вот этот точно начнёт разговор о директоре и своей деканше. То, что Забини неровно дышит к Шицзуки-сан, все в школе знали.

— Куда пойдём? — спрашивал меж тем Драко друга. — В Выручай-комнату?

— Да, можно и туда.

* * *

Гарри сам захотел поговорить, и Драко, все два дня до крайности встревоженный, немного успокоился. И так было о чём волноваться: возможное свидание с отцом (а знает ли он о нём и Гермионе?), Негус, от которого Драко всякий раз чуть не шарахался при встрече. Если бы Гарри, после очередного «похода» и отдыха в Больничном крыле, вздумал бы молчать, Драко бы на стенку полез.

Выручай-комната предоставила им горящий камин и два кресла, а сама ужалась до размеров маленького помещения.

— Как ты? — задал Драко единственный пришедший ему в голову вопрос.

— Я начинаю запутываться…

— То есть?

— Просто я уже не знаю, как реагировать на некоторые вещи, — Гарри хрустнул пальцами, — там всё так меняется, и Том меняется, и мне его всё больше жалко… и что-то я начинаю бояться — не слишком ли?

Драко не покидало ощущение, что его друг опять вляпался в какую-то историю, на сей раз по доброте душевной.

— Мир там меняется, и это, конечно, естественно, — продолжал Гарри, — но я что-то начинаю опасаться тамошних перемен.

Драко вопросительно посмотрел на него.

— Пространство стало больше, или кажется большим. Небо стало выше — конечно, это только видимость, но всё-таки. Вроде бы это хорошо, но камни, которые окружают холм, теперь зарастают какой-то ползучей гадостью. Что-то вроде лианы, но на наши Силки похоже больше. Если ободрать эти плети с камня, они сначала разлагаются на почве и впитываются ею, а через какое-то время начинают расти снова. И Том ходит там по кругу и очищает камни. А они опять зарастают, и он опять их очищает.

— Сизиф, — пробормотал Драко.

— Ну да, похоже.

— И что тебе не нравится? — Драко пожал плечами. — Вполне естественно, что что когда две части души соединились, то изменились и, так сказать, условия содержания нового Тома "под стражей". Он же отрабатывает. Но сам-то Том как всё это воспринимает? Протестует, жалуется?

— Нет, — Гарри покачал головой, — воcпринимает, как должное. Как работу.

— Так это же хорошо! — воскликнул Драко.

— Наверное.

— Почему наверное-то?

— Если бы просто труд... Так ведь это больно.

— Так, — протянул Драко, приподняв брови, — ты, естественно, тоже поработал — не удержался.

Гарри нахмурился, но взглянул на друга виновато.

— Ну, он хоть немного отдохнул. И мы смогли поговорить.

— Да ладно-ладно, не оправдывайся. На твоём месте я бы тоже не выдержал. Возможно, — прибавил Драко после паузы. — И нечего улыбаться. Я же злобный слизеринский хорёк — забыл?

— Гриффиндорский, — хмыкнул Гарри.

— Полинял, ага.

Они рассмеялись.

— И всё же, что за ощущения? — уточнил Драко.

— Это очень сложно объяснить, потому что тут мы ничего подобного не чувствуем. Это не внешняя боль. Силки не жгут, не колются. Даже не знаю, с чем сравнить. Вот представь себе, что кто-то водит железом по стеклу у тебя над ухом.

— Фу!

— И усиль это ощущение в десятки раз, и сделай его непроходящим.

— Примерно понял. Слушай, я думаю, что это не самое худшее из того, что могло с ним случиться.

Гарри кивнул.

— А о чём говорили?

— О Тайной комнате.

— С чего бы это?

Понятно было — теоретически — с чего она вдруг всплыла в разговоре. Но не без толку же?

— Том рассказал, что там охранял василиск на самом деле. Понимаешь, Слизерин не был уж совсем на голову больным. Он оставил чудовище не только как пугало, но и как сторожа. Там, за статуей, есть тайники, и в них спрятаны древние артефакты, свитки с практически забытыми заклинаниями и рецептами зелий. Слизерин спрятал там ту магию, которой, как он считал, недостойны владеть полукровки и грязнокровки. Конечно, большинство из спрятанных им знаний, никуда не пропали, но Том говорил, что там было и то, что ныне неизвестно.

— А он сам чем-нибудь воспользовался?

— Да, некоторыми вещами. Там он нашёл, например, описание действия яда. Это тот самый Делентор, который Лорд потом заставил заново воссоздать Северуса. Но его интересовала не только Тёмная магия. Вот и летать без метлы он научился, воспользовавшись древним манускриптом.

Драко присвистнул.

— А ты Негусу рассказал?

— А как же! Шестого у нас целая делегация ожидается из Отдела тайн. Будут изучать тайники и проводить опись. Ну, и переправлять всё это в Лондон. Обещали, что кое-что, если вдруг в их хранилищах есть подобное, оставят в Хогвартсе — в качестве реликвий. Это всё-таки ещё и история школы.

— Вот бы посмотреть! — мечтательно промолвил Драко.

— И посмотришь. Нам разрешили спуститься. Мне-то само собой придётся — ведь надо открыть проход. Но невыразимцы не против взять нас с собой.

— А там не опасно?

— Том говорил, что нет. Василиск уже мёртв, и кроме магии, которая просто оберегает свитки и книги от разрушения, там никакой иной магии нет. Слизерин был уверен, что только его наследник может туда попасть, а от него он знания прятать и охранять не собирался.

— Это будет целое приключение, — оживился Драко.

— Точно. Давно у нас не случалось приключений, чтобы они не выходили нам боком, — рассмеялся Гарри. — Скажи, — вдруг спросил он, — а почему ты избегаешь Негуса?

— Ты извини, но я не могу тебе сказать.

— Вот как?

— Ты не обижайся, но Негус мне... меня сам просил тебе не говорить. Пока не говорить.

— А я думал, что у него от меня тайн нет, — насупился Гарри. — И вот как значит...

— Почему же сразу тайны? Точнее — могут у него быть личные тайны, правда? И я вовсе не шарахаюсь от него — неправда. Он тут ради тебя, он с тобой занимается — чего же я буду лезть-то?

— Ты сам-то слышишь, что противоречишь себе? — спросил Гарри. — То у тебя есть причина избегать Негуса, и он тебе велел держать это в секрете, то тебе не надо его избегать. Ты определись уже.

Надо было срочно врать правдоподобнее.

— Я кое-что видел, касающееся его, — попытался выкрутиться Драко. — Кое-что в его прошлом — очень сильное видение, и это было несчастье. Ты же знаешь, что я стал видеть такие вещи. Просто Негус меня пожалел, вот и всё.

Драко поднялся с кресла, но тут его вдруг шатнуло назад, и он еле удержался на ногах, вцепившись в подлокотники.

— Что с тобой? — Гарри подскочил к нему и поддержал. — Эй! Ты меня слышишь? Драко!

Осторожно усадив друга на прежнее место, он заглянул ему в лицо. И даже помахал перед глазами растопыренными пальцами. Веки Драко не дрогнули. Гарри чертыхнулся себе под нос. Дар Драко в действии ему ещё наблюдать не приходилось. "Мне ещё повезло, что я сплю, когда путешествую, — подумалось Поттеру, — и я не выгляжу психом. Наверное".

Драко, впрочем, пришёл в себя очень быстро.

— Ты в порядке? Что ты видел? — обхватив ладонями лицо Малфоя, он внимательно на него посмотрел.

— В порядке, ладно тебе. Испугал? Ты сядь, сядь...

Драко вдруг мягко улыбнулся: ему вспомнилось, как Гарри налетел на него с объятиями, когда Шицзуки впервые во время болезни выкатила его в кресле на пляж у клиники — погулять.

— Я видел странную вещь. Может быть, ты поймёшь, что это было? Улица — прямая и бесконечная, а при этом видно всё до самого горизонта — так кажется. И люди идут вперёд, и только в одном направлении. Они в лохмотьях и как будто пеплом или пылью присыпаны. Что-то тащат за собой, толкают перед собой — какой-то тяжёлый груз. А вокруг всё в огне...

Гарри взъерошил волосы обеими руками.

— Я видел сон — про детство Тома. Как он пережил бомбёжку Лондона по время Второй Мировой войны. Не это ли?

— Может быть. Но город был очень странным. Он не был похож на Лондон, и этот огонь был тоже не такой, как тут. Всё горело, но не сгорало. И дома...

Драко замолчал. Ему не хотелось почему-то говорить, на что был похож материал, из которого были слеплены эти дома. Но Гарри понял это как "нездешние".

— Вот и я подумал, что это мне снилось не случайно. Что это подсказка — где искать следующую часть души Тома. Только вот мне не нравится, что тебя тоже во всё это затягивает. Это вообще очень тяжело — видения эти?

— Да ничего такого страшного, ты не волнуйся. Это такие мгновенные вспышки. Они ошеломляют, словно тебе кто-то внезапно дал под дых. Но в принципе ничего страшного в этом нет. Самое неприятное — это внезапность, и всё.

Драко протянул руку и ободряюще потрепал Гарри по плечу.

— Эх, Драко, Драко, Драко... — сокрушённо вздохнул тот вдруг.

— И я тебя тоже люблю, дружище, — лукаво усмехнулся Малфой.

В ответ его наградили мягким тычком в плечо.

— Эй!

— Сам ты "эй"!

Они вскочили и несколько минут потом в шутку тузили друг друга, пока не свалились на ковёр. Потом хохоча встали и привели себя в порядок. И так же смеясь вывалились из Выручай-комнаты в коридор, напугав до визга девчонок-первокурсниц.

* * *

Негус сидел в пустой учительской с книгой. Ничем особым эта книга не была — старинный роман о жизни путешественника-мага. Старый невыразимец просто пытался отвлечься. А ещё надеялся, что чтение утомит его, и он сможет заснуть.

Тихонько отворилась дверь, послышался шорох мантии.

— Ах, это вы, деточка, — промолвил Негус, даже не оборачиваясь. Кто пришёл, он понял по лёгкому запаху благовоний.

Шицзуки обошла глубокое кресло с высокой спинкой и посмотрела на невыразимца.

— Да, это пришла ваша деточка, и вы успокоитесь и сможете поспать ночью, — улыбнулась она.

С первого дня пребывания в школе, Негус её иначе не называл.

Придвинув стул, Шицу села напротив мужчины и взяла его руки в свои. Негуса в последнее время мучили страхи. Их приступы накатывали внезапно, и Шицу чувствовала их, как свои, когда пыталась как-то облегчить невыразимцу его положение. Он крепился и с Гарри держал себя твёрдым и знающим учителем, но к вечеру расклеивался.

— Вы совсем не должны так делать, — мягко упрекнул он молоденькую женщину, — вы только напрасно тратите на меня свои силы.

— Ничего страшного, онси. Силы у меня всегда найдутся, а всё прочее — неважно.

Всё прочее — было чувствами Негуса. Но Шицу полагала, что женские слёзы, что водица. С неё не убудет: выплачется и успокоится. А мужчины в своей битве должны быть стойкими.

— Всё это наносное, не ваше. Значит, вы идёте с Гарри в правильном направлении.

Полечив старика, Шицу ласково пожала ему руки.

— Надеюсь на мальчика, надеюсь, — кивнул Негус. — А как ваш подопечный. Бедняга от меня просто бегает.

— Надеюсь, вы его извините, онси? Драко пока что трудно справляться с новыми способностями. Тем более такими. Он пугается.

— Разве ж я сержусь? Жалко просто, что поговорить не получается. Мальчик, по всему видно, способный.

— Думаю, что время у вас ещё обязательно будет, и даже до Рождества. А теперь вам бы пойти к себе и прилечь. Да? — улыбнулась Шицзуки.

Негусу заметно полегчало, и верно — надо бы лечь спать. Конечно, не каждый день его так откачивали. Он никогда не жаловался, не подавал вида — Шицзуки приходили сама.

— Да, пойду я, — ответил Негус.

Шицу опередила его и встала первой, Погладив голову старика, она «зачерпнула» ещё.

— Ну, вы уж со мной, как с маленьким, — шутливо заворчал тот.

— Вовсе нет, — лиса взяла Негуса под руку. — Хорош ребёнок: какой вы сегодня анекдот рассказали профессору Вектор? — она погрозила пальцем.

В учительской было совсем темно — горела только лампа на столе. Да и её сейчас потушит бдительный эльф. Повсюду тени, тени, темнота… Под креслами, под шкафами черно.

Двое вышли в коридор, попрощались. Молодая женщина посмотрела вслед невыразимцу, поднимающемуся по лестнице к себе, и медленно пошла по коридору, вытирая на ходу щёки. Она не заметила, как за ней в учительскую шмыгнула полосатая кошка, не заметила, как кошка выскочила обратно в коридор.

6 ноября 1998 года.

Азкабан

Драко не суждено было попасть в Тайную комнату. Пятого, накануне того дня, когда в Хогвартсе ждали невыразимцев, пришло письмо из Азкабана от коменданта: официальное разрешение на свидание Драко с отцом. Драко был ещё студентом, и его должен был сопровождать кто-то из преподавателей. Северус бы сам отправился, посчитал себя даже обязанным, но ему надлежало быть на своём месте и встречать магов из Министерства. Поэтому с Драко вызвалась поехать Шицзуки.

Дорога была длинной: сначала с помощью портала они переместились в пункт переправки заключённых, а потом на пароме их повезли на остров. Было холодно, оба кутались в тёплые мантии, нос Шицзуки слегка посинел, и она потирала его, косясь на Драко. Он бы, может, посмеялся такой забавности, но ему было не до того. Он сидел на скамье парома и дрожал. Но не от холода, а от волнения.

* * *

Роджер Тэмпли появился в Азкабане в понедельник, четвёртого ноября. К тому времени Люциуса уже поместили в его камеру, в которой произошли заметные перемены. Стены и потолок были заново оштукатурены, потолок побелен, а стены покрашены зелёной краской вполне приличного оттенка. Появилась обычная койка, вместо бывшей откидной доски, так что стол и табурет теперь помещались у противоположной стены. Бойница была снабжена опускающейся ставней. Много вопросов вызывала полка на стене: она тут ради одной книги или туда можно будет класть что-то ещё, и чем будет это что-то?

Камера Люциуса из-за её положения в самом конце коридора не позволяла ему понять, заполнен блок, или нет. Стояла такая мёртвая тишина, что было жутко. Но он недолго пробыл в своём обновлённом обиталище. Где-то через час с небольшим в блок вошли стражи. Залязгали замки, и раздалась команда выходить в коридор. Заключённых вывели в большое помещение, которое Люциус раньше никогда не видел. Эта комната помещалась, видимо, между блоками. Их построили — всех отбывающих сроки на четвёртом этаже. Люциус даже не подозревал, что их так много. Ему показалось, что с полсотни, не меньше. Некоторых он видел вообще впервые в жизни: как они оказались в рядах сторонников Лорда? Что там было: добровольное согласие, Империо, шантаж и запугивания? А вот и старая гвардия… Поставленный во второй ряд за каким-то совершенно лысым, ещё не старым мужчиной, которого он видел впервые в жизни, Люциус опять поразился тишине. И даже не ей, а тому, что заключённые не делали ни малейших попыток взгляд в сторону бросить, посмотреть на бывших приятелей, соучастников, сравнить, кто как постарел, кто до чего дошёл. Страх неизвестности сковал серую массу в одинаковых тюремных хламидах. Мракоборцы стояли по периметру с палочками наизготовку.

— Смирно! — раздалась команда. — Комендант Азкабана!

Раздались шаги, и в зал вошёл Тэмпли. Он окинул ряды арестантов спокойным и отстранённым взглядом и сделал знак одному из стражей. Тот вышел вперёд и стал зачитывать новый свод правил. Люциусу всё это уже было знакомо, поэтому он с любопытством ожидал реакции остальных. Реакция была молчаливая, но бурная — по рядам прокатывались волны сдавленного дыхания, и в нём чувствовалась целая гамма эмоций — от возмущения до некоторой робкой надежды.

Свой план Тэмпли начал осуществлять уже на следующий день. Был оглашён график дежурств по блоку, и, судя по нему, мытьё полов в коридоре Люциусу предстояло через три дня. Зато к уборке камер приобщили всех разом и в тот же день. Люциус прекрасно помнил насчёт свиданий, поэтому он мужественно взялся за дело. Собственно говоря, в камере было чисто, и мытьё полов было на данный момент актом скорее символическим. В блоке на сей раз тихо не было: кого только не поминали, как только не чертыхались, но, судя по стуку вёдер и мокрым шлепкам, мыли. И надо же — вода в ведре была тёплой. Главной сложностью для Люциуса оказалось то, что он не умел выжимать тряпку. Он вполне успешно размыл участок пола, а потом решил собрать воду. А было по-прежнему сыровато. Люциус выкручивал тряпку и так и сяк, и, наконец, рассмеялся. Потом он приспособился, держа один конец тряпки в воде, а второй постепенно выкручивая и спуская на пол. В общем и целом, он справился, хотя устал так, словно он один вымыл весь блок. Вылив воду в унитаз, он положил в ведро тряпку, и орудия труда пропали из камеры. Люциус вымыл руки и уселся на койке, потирая поясницу.

Спустя какое-то время он почувствовал разочарование: хотелось сделать что-то ещё, хотелось двигаться. Он встал, походил по камере. Вспомнил школьные разминки перед игрой в квиддич — поделал приседания и наклоны. После десяти приседаний ноги заныли.

Люциус передвинул табурет поближе к койке и положил на него ноги.

А в том конце коридора меж тем что-то происходило: судя по звукам, приходил страж и увёл кого-то за собой. Потом опять открылась дверь, и кто-то стал передвигаться по коридору, останавливаясь у каждой камеры, называя имена и что-то явно раздавая заключённым. Люциус подошёл к решётке, встал в левый угол: отсюда ему была видна часть решётки второй от него камеры в противоположном ряду. Там сидел Гойл-старший. Сначала он увидел тележку, которая остановилась напротив камеры. Потом он увидел, как Гойл подошёл к решётке, а назначенный стражем дежурный достал из коробок, стоящих на тележке, и выдал ему бумагу, чернильницу и перо. Не лист, а стопку бумаги, вполне приличную чернильницу и самое простое, но целое перо! Люциус даже шею вытянул, ожидая, когда до него дойдёт очередь получить такие сокровища. Ну, наконец-то! Чернильница была с крышкой, а пером явно можно было писать, а не только царапать. Он перенёс всё это на стол, забавляясь в мыслях той деловитостью, с которой дежурный ставил карандашом галочки в формуляре. Уже проникся важностью момента! Тележка укатила, а Люциус принялся раскладывать сокровища на столе, радуясь, что камера напротив пуста. Хотя вполне возможно, что не он один сейчас занимался тем же самым.

Долго наслаждаться ему не дали — и за ним пришли, и повели через весь блок, а потом по коридору — в комнату, где стояли большие ящики и вдоль стен располагались стеллажи. Пахло книгами — их было много. Люциус улыбнулся. Ну вот, он и получил свою работу.

— По какой системе будете расставлять тут всё — это уж ваше дело, мистер Малфой, — сказал страж. — Обед вам сюда принесут. Нужник и рукомойник — там.

И он ушёл, заперев дверь…

Люциус осмотрелся, обнаружил на столе огромную амбарную книжищу, нашёл в одном из ящиков пустые бланки, и карточки для записи книг, и коробки для хранения карточек.

Он решил расставить всё для начала по алфавиту и хотя бы разделить прозу, поэзию и книги научные и познавательные.

Выбрав первый попавшийся ящик, Малфой принялся разбирать книги. Самые разные: старые и потрёпанные и совсем новые, авторов-магов и самые что ни на есть магловские. Каждую он заносил в карточку, заполнял бланк выдачи. До обеда он успел разобрать полтора ящика. Некоторые авторы повторялись, повторялись и произведения. Одну книгу он отложил в сторону. Открыв наугад, он уцепился взглядом за отрывок:

«В тот же день (не буду скрывать, что я за ними следил) я с удовлетворением увидел, как мистер Генри выходит из комнаты своей жены на себя не похожий. Лицо его было заплакано, и все же он словно не шел, а летел по воздуху. По этому я заключил, что жена с ним объяснилась. «Ну, — думал я, — сегодня я сделал доброе дело!»

«Семейная драма, — подумал Люциус, — вот и отвлекусь». И речь, видимо, шла о какой-то аристократической фамилии.

Поев, Люциус продолжил работать и так провозился до самого ужина, который он съел уже у себя в камере. Книгу ему взять разрешили, и он до самого отбоя читал, очень быстро убедившись, что развлечься этим романом не получится. Угораздило ему сразу нарваться на книгу о фамильной гордости и братской вражде. Когда свет в блоке был притушен, Люциус уже спал в обнимку с томом.

Утром болело всё. Люциус еле сполз с койки и, когда в камере появилось ведро и тряпка, он посмотрел на них с ненавистью. Впрочем, заставив себя поработать, он вскоре почувствовал некоторое облегчение. А потом принесли завтрак: кружку с какао и миску с овсянкой. Люциус с нетерпением ждал, когда его поведут в библиотеку, но за ним всё никак не приходили.

Он даже решился окликнуть первого появившегося в блоке стража и спросить: когда он может приступить к работе.

— После обеда, мистер Малфой. Вас скоро отведут к коменданту — у него к вам есть дело.

При этих словах Люциуса охватило нервное возбуждение. Тэмпли зачем-то хочет его видеть, хочет его видеть… Он заставил себя сесть, не метаться по камере, и стал ждать.

* * *

Паром причалил к маленькой пристани, где ждал один из стражей. Комендант позаботился о встрече. Драко медленно поднял голову, глядя на Азкабан. Замок был огромен, в шесть этажей, а были ещё, наверняка, и подземелья. Он застилал собой весь горизонт, окон было совсем немного: Драко подумал, что окна указывают на служебные помещения. Он присмотрелся и заметил крошечные выбоины в кладке, сощурил глаза, но не смог понять, что это такое. От пристани шла мощёная дорога ко рву, и мост был опущен. Огромный проём ворот зиял, как пасть, которая глотала людей, но выпускала немногих.

— Бррр, — Шицу передёрнуло. — Алькатрас в Штатах — просто курорт по сравнению с этим.

Страж повёл их к мосту. Когда они входили в ворота, Драко ощутил внезапную слабость в коленях. Ему показалось, что чёрный свод тоннеля рухнет на него и похоронит под собой.

Он уже понял, что за выбоины он видел — это были маленькие оконца камер.

— Неужели он весь заполнен? — спросил Драко скорее сам себя.

Но страж ответил:

— Не весь, конечно. Да скоро тут арестантов и поубавится: Визенгамот уже издал указ, и мелкие правонарушения будут теперь караться общественными работами и домашним арестом. Тут останутся только злостные преступники.

В том конце прохода маячил тюремный двор, но что-то рассмотреть было невозможно, тем более, что они подошли к двери, по обе стороны от которой в держателях горели факелы.

Страж открыл дверь заклинанием. Дальше шёл коридор, а потом они стали подниматься по винтовой лестнице. Ничего особо страшного в этой части Азкабана не было. Он напоминал обычный средневековый замок: каменная кладка стен, вытянутые оконца, дубовые двери. Если бы коридор был украшен какой-нибудь каменной резьбой, так было бы похоже даже на Хогвартс.

— Господин комендант, — постучав, страж открыл одну из дверей, — к вам посетители.

И он ввёл Шицзуки и Драко в комнату. Это было что-то вроде приёмной: стол, два кресла, запертые наглухо шкафы, стены обшиты деревянными панелями. Была и ещё одна дверь: возможно, там помещались личные комнаты коменданта.

Драко был несколько удивлён внешностью Тэмпли. По письмам он представлял его себе другим: не таким молодым, и не с такой простоватой, на первый взгляд, внешностью. У него были даже чуть заметные веснушки на носу. Но взгляд был твёрдым, спокойным и казался даже совершенно бесстрастным.

— Добрый день. Мисс Амано, мистер Малфой. Прошу вас, уличные мантии можете повесить вот сюда. Садитесь, мисс Амано.

Они разделись. Шицзуки села, а Драко понял, что в приёмной он не задержится.

— Мистер Малфой, я прошу вас оставить в тайне, как именно будет проходить ваше свидание с отцом. Не говорите это даже своим друзьям. Единственный человек, которому можно рассказать, — это ваш директор. Я не хочу, чтобы ходили сплетни, что кто-то у кого-то на особом положении. Тем более что это неправда.

— Конечно, я понимаю, — кивнул Драко, подумав про себя, что ведь это особое положение явно есть. Только вот чем оно вызвано?

— Ваш отец был не совсем здоров, и это небольшое отклонение от правил, думаю, пойдёт ему на пользу. Я прошу вас пройти за мной, а мисс Амано останется здесь.

И комендант пригласил Драко пройти в соседнее помещение. Тут была комната, которую можно было посчитать чем-то средним между гостиной и кабинетом. Был и письменный стол, и круглый обеденный, и диван, и шкафы с книгами. Но в комнате было тесновато. Опять дверь в стене. Ну, там-то наверняка, спальня. Да уж, скромно живёт тюремный комендант, скромно. Драко сел на диван и стал ждать.

* * *

— Заключённый Малфой, на выход!

Люциус приложил некоторое усилие, чтобы не слишком резво кинуться к решётке. И когда его повели по незнакомым коридорам, он привычно шаркал ногами в тюремных бахилах.

— Стоять! Лицом к стене! Вперёд!

И вот его ввели в приёмную коменданта. Тэмпли был не один. В кресле сидела молодая красивая азиатка, одетая в элегантную зелёную мантию причудливого покроя. Женщина со спокойным интересом посмотрела на Малфоя, и тому показалось, что глаза у неё жёлтые.

— Мистер Малфой, — обратился к нему Тэмпли. — То, что произойдёт сейчас, вы должны хранить в строжайшей тайне. Если вас спросят, то свидание проходило в обычном порядке. Вы поняли?

— Да, господин комендант, — ответил Люциус, хотя он ровным счётом ничего не понял.

С кем свидание? С этой незнакомой женщиной?

Но Тэмпли опустил его руки, которые Люциус держал за спиной, взял за локоть и повёл к двери в соседнюю комнату. Отворив её, он мягко втолкнул Люциуса внутрь и закрыл дверь за ним. Люциус, правда, уже ничего не видел вокруг, кроме юноши на диване, одетого в гриффиндорскую мантию. И этот юноша вскочил и с криком «Папа!» кинулся ему на шею и стал целовать в щёки.

— Драко… — слабым голосом пробормотал Малфой и прижал сына к себе.

Он ощупывал плечи Драко и всё никак не мог поверить, что это, правда, он. Он не видел сына почти три года, и тот так изменился за прошедшее время: вытянулся, возмужал.

— Сынок, — вырвалось вдруг у Люциуса.

Он никогда так раньше Драко не называл, и на него обрушился новый шквал поцелуев. Люциус не выдержал и заплакал. Он обхватил ладонями голову сына и, когда поцеловал, то почувствовал, что щека у того тоже влажная. Вновь крепко обнявшись, они стояли и раскачивались, а потом наконец-то подошли к дивану и уселись на него, держась за руки.

Драко смотрел на отца и крепился, чтобы не зареветь, как ребёнок. От прежнего лощёного красавца Люциуса осталась одна тень.

— Ты как тут, пап? — решился спросить Драко.

Люциус стал рассказывать, упоминая, конечно, только о последних событиях в Азкабане. Он совершенно искренне похвалил Тэмпли за его маленькую революцию, с иронией в свой адрес расписал вчерашнюю баталию с ведром и тряпкой, упомянул и о библиотеке — причём с явным довольством в голосе.

— Может, прислать какие-то книги? — предложил Драко.

— Эти ещё не разобраны, — сразу проворчал Люциус, подумав, что сын собирается пожертвовать чем-то из семейного собрания.

Драко улыбнулся: отец не изменился.

— Ну, вдруг чего-то не окажется. Напиши. Люди-то посылают. И новые покупают — ты сам сказал.

— Да, пожалуй, — в голосе Малфой-старшего послышались нотки интереса. Он явно прикидывал выгоду для фамильной репутации.

Драко улыбнулся шире. Он привлёк отца к себе, поглаживая стриженную седую голову.

— А у тебя-то как? — спросил Люциус, чувствуя себя очень странно, но пока что не определив для себя, в чём странность, хороша она или плоха.

— Всё хорошо, я тебе писал. Всё хорошо, папа.

— Это кто тебя сопровождает?

— Мисс Амано. Декан Слизерина, — ответил Драко с некоторым удивлением. Он писал о Шицзуки и о своих занятиях прорицаниями.

— Я не думал, что она такая молоденькая.

По письмам сына Малфой представлял себе эту женщину старше.

— А! — рассмеялся Драко. — Она просто выглядит младше из-за своей крови.

Декан Слизерина, значит. И сопровождает его сына. Люциус довольно улыбнулся: сын со своими связи не теряет.

— А твоя… — он запнулся, — подруга?

— Мы обручились, — последовал ответ, Драко выпрямился и весь подобрался.

Люциус поднял голову и посмотрел на сына, и увидел в нём самого себя: та же решительная надменность была написана на его лице. Он готов был защищать своё. Люциус вспомнил свои споры с дедом Драко, и как он сам так же внешне спокойно и надменно возражал отцу, а сердце-то сжималось, и он чувствовал, что совсем один и никого у него нет.

— Я её люблю, — промолвил Драко, и лицо его смягчилось.

Ну, если вспомнить родовое древо, то можно, конечно, найти отдельные случаи в глубоком Средневековье. Что ж… Тогда были славные Малфои… А если пошарить в истории магических фамилий, то там мелькали Грейнджеры, пусть даже они не имели к этой девице никакого отношения.

— Вот… закончите курс… и что ж… женитесь, — вздохнул Люциус.

Он капитулировал.

— Папа…— Драко прижал его к себе.

Вот и причина странного состояния и странной готовности капитулировать и впредь. А что делать? Это единственное, что у него осталось.

— Папа… Ты ведь подашь апелляцию, когда опять будет можно?

— А надо ли?

— Пап!

— Я буду вам только…

— Отец!

— Ну, хорошо, хорошо…

— Я тебя люблю!.. Ты что? Не плачь…

— Прости меня… — всхлипнул Люциус. — Я был плохим отцом…

— Наверное, — услышал он в ответ чуть насмешливый, но ласковый голос, а манера чуть растягивать гласные успокаивала, и это заставило его прекратить истерику. — Тебе лучше знать, папа, а я тебя всё равно люблю.

В дверь постучали.

— Пора? — Люциус схватился за плечи сына.

— Мистер Малфой, — послышался из-за двери голос Тэмпли. — Младший мистер Малфой. Вам пора.

Драко ещё раз напоследок поцеловал отца и поднялся.

— До следующего месяца, — сказал он и вышел.

Люциус остался в комнате один. Тут была хорошая звукоизоляция: из приёмной слышался только слабый шум голосов, но слов разобрать было нельзя. Но было понятно, что Тэмпли провожает посетителей.

Тэмпли. Он не должен был устраивать такое свидание, но он это сделал.

Когда комендант вошёл в комнату опять, Люциус сделал движение подняться, но Тэмпли его остановил. Он посмотрел на Малфоя, на то, как он нервно облизывает пересохшие губы, налил в стакан воды из графина на столе и протянул ему.

— Спасибо, — Люциус жадно выпил воду и протянул стакан коменданту.

Тот, усмехнувшись, забрал его и вернул на место.

— Как вам работа в библиотеке? — спросил он.

— Очень… спасибо…

— Ну, заладили! Идите, мистер Малфой, и молчите о сегодняшнем. Я вас предупредил.

— Да, конечно!

Люциус вскочил и вышел вперёд Тэмпли в приёмную. Радость от встречи с сыном сменилась душевной мутью. И в самом деле: с чего он решил, что Тэмпли видит в нём кого-то, а не простого арестанта. А сегодняшнее… Вполне возможно, что дело в Драко. Северус мог его хвалить в письме к Тэмпли. Они же обменивались посланиями — это точно. Люциус споткнулся на ровном месте, и тут же твёрдая рука подхватила его под локоть.

— Осторожнее!

На один миг ему показалось, что ладонь Роджера чуть сжалась на его локте, но тут комендант отпустил руку Малфоя и стукнул во входную дверь, вызывая охрану. Передавая заключённого, он молча кивнул стражу, переглянувшись с ним. Тот был своим человеком — по всему.

Люциуса отвели в камеру. Он был рад этому. Растянувшись на кровати, он повернулся носом к стене и обхватил себя за плечи руками. Ему впервые за время заключения захотелось не просто на волю, а домой. Пусть даже там будет маячить эта… магла. Всё-таки, если судить по её внешности, то всё не так страшно.