Другая Надежда (гет)

“— Что общего между магией и любимым хобби? — спросил чародей ученика.

— А то, что и то, и другое подчас отвлекают нас совершенно не вовремя”

Гидерина фон Розенкрац “Слияние мудрости”.

Когда лорд Риддл открыл глаза, была глубокая ночь. Он щёлкнул пальцами, и в камине зажегся огонь. Девушка крепко спала, полностью укутавшись в одеяло, так что торчали только ее кудряшки. Волдеморт устало закатил глаза — эта девица не только развалилась почти поперёк кровати, но и забрала у него всё одеяло. Интересно, а что она сделает, если ее сейчас разбудить? Правда, Лорд быстро отбросил эту мысль и, тихонько встав, вышел из спальни. Он спустился на второй этаж и прошёл в свой кабинет. Что его разбудило? Он не мог сказать, но знал, что уже не уснёт, хотя и не чувствовал себя выспавшимся. Бросив взгляд на каминные часы, он не удивился, часы показывали полвторого ночи. Волдеморт приблизился к шкафу и достал простую чёрную мантию с капюшоном; уже закрывая дверцу шкафа, он уловил рядом с ним свечение — сигнальный кристалл Рубенса горел синим. Лорд быстро оделся и аппарировал. Его вызывали.

Он оказался в просторном помещении, которое при более детальном рассмотрении можно было счесть за кабинет. Это и был кабинет. Справа от двери, у которой появился Риддл, горел небольшой камин. Противоположную от входа стену занимали два больших окна, завешанные плотными льняными шторами. В центре комнаты располагался большой круглый стол, на нём в беспорядке были разбросаны какие-то записи: несколько карт с планами комнат, график дежурств по этажам, отчёты и заявления.

Напротив камина, у противоположной стены, стоял большой письменный стол и несколько кресел перед ним. За столом сидел человек. На вид ему можно было дать лет пятьдесят, его короткие с проседью волосы обрамляли худое лицо с глубокими морщинами. Он задумчиво склонился над лежащими на столе документами, то и дело теребя рукав своей синей мантии. Он нервничал. Еще один человек сидел в кресле напротив и что-то объяснял волшебнику в синей мантии. Ему было не больше тридцати пяти лет, и если надеть на него красивую парадную мантию и расчесать то, что он называл волосами, то можно было счесть его привлекательным, если бы не отчуждённый уставший взгляд карих глаз и пересекавший левую щёку шрам. На волшебнике был длинный чёрный балахон с капюшоном и тёмно-зелёные сапоги из змеиной кожи. Третий собеседник стоял у стола, опиравшись на него руками, и мешал другим магам своими комментариями. Он первым заметил возникшего в кабинете Риддла.

— Милорд, — поклонился он, — у нас есть новости.

Другие волшебники поднялись и тоже склонились в поклоне. Риддл подошёл к ним.

— Я слушаю.

— Милорд, — начал маг в чёрном балахоне, — мы обнаружили мистера Чивинса. Сейчас он здесь, и мы...

— Милорд, — начал пожилой собеседник, — если мне будет позволено...

— Не будет, — оборвал его Волдеморт и продолжил, обращаясь к другому волшебнику, — Подробнее, Ломбхарт.

Готфрид Ломбхарт продолжал:

— Мы нашли его чисто случайно, повелитель, по всплеску магии в одном из маггловских районов Лондона. Чивинс — волшебник, он около десяти лет был шпионом Ордена, потом его отправили к магглам, это было его последнее задание.

— Рассказывай сначала, — посоветовал ему молодой человек, всё также стоявший у стола.

— Помолчи, Рубенс, — оборвал его Ломбхарт.

Риддл поднял руку в предупреждающем жесте, и в комнате воцарилась тишина.

— А почему он здесь? — спросил он.

— Он убил главврача лечебницы, — начал разведчик и, увидев кивок Волдеморта, добавил, — Авада, милорд. Мы располагаем сведениями, что это он заставил врача согласиться на договор с приютом, который сам же и подстроил. Орден пытался всеми правдами и неправдами избавиться от девочки, причём в физическом плане. Это всё, что удалось выяснить, на мыслях Чивинса стоит блок, поэтому он ещё здесь.

“Поэтому он ещё жив”, — прочитали все между строк.

— Авторство? — спросил у волшебника со шрамом Тёмный Лорд.

— Блока, милорд? Аластор Грюм. Мы не смогли его снять, повелитель, — покаянно произнёс разведчик.

— А это и не ваша забота, Ломбхарт, — заметил Лорд, — а в остальном неплохо сработано.

Готфрид Ломбхарт поклонился.

— Милорд, мы пытались, — не дождавшись вопроса, начал волшебник в синей мантии. Он обошёл стол и встал напротив Волдеморта. Его руки дрожали, и он прятал их за спину.

— Неужели, Санмерс? — прошептал Риддл так, что трое собеседников вздрогнули.

— Милорд, мы правда... пожалуйста, повелитель, поверьте, мы старались его снять, но... — залепетал человек, которого Лорд назвал Санмерсом.

— Я охотно верю, — улыбнулся собеседник, чем заставил мужчину отшатнуться, — но ты не выполнил приказ, комендант, и это уже не в первый раз.

В руке Лорда мелькнула волшебная палочка, и красный луч угодил прямо в сердце коменданта тюрьмы Азкабан. Он упал на каменный пол крепости и закричал. Пытки доставляли чёрному магу особое удовольствие. Крики жертвы и её беспрестанные мольбы о пощаде давали ему ощущение собственной значимости и всевластия. Это было, похоже, единственное чувство, которое он ещё не разучился испытывать. В мучениях и страхе других он находил своё удовлетворение. Именно страх смерти или боли стал фундаментом основанного им режима. Риддл хорошо разбирался в людях, без труда умел находить их слабые места и давить на них. Он был кукловодом в театре марионеток. Он мечтал об этом и добился-таки своего.

И сейчас он равнодушно смотрел на корчащегося в агонии человека и знал, какие чувства отражаются на лицах двух других магов. Ему не надо было поворачивать головы, чтобы увидеть, что на лице разведчика застыла холодная вежливая маска. Ломбхарт научился скрывать свои чувства и делал это почти профессионально. Почему почти? Потому что Волдеморт доподлинно знал, чего тому это стоит. Он видел его насквозь, и Ломбхарт прекрасно сознавал это. Рубенс был менее опытен, а посему ещё более легко читаем. На лбу молодого человека выступили капли пота, не нужно было читать мысли, чтобы понять: он представлял себя на месте Санмерса. Его глаза лихорадочно перебегали с Волдеморта на его жертву и обратно. Была в этом какая-то детская непосредственность. Она забавляла Лорда. Как забавляли взгляды секретаря, изредка бросаемые на видавшего и не такое разведчика. В них было такое недоумение, что наблюдая их последние несколько минут, маг готов был расхохотаться. Но он знал, что не стоит этого делать. Если он сейчас рассмеётся, то юношу точно хватит удар. Нет, не то чтобы Лорд был против, просто такой расторопный секретарь, как Рубенс, был ему очень нужен, и не стоило выводить его из игры раньше времени.

Комендант последний раз дёрнулся и затих, Лорд прекратил пытку и обратился к Рубенсу:

— Составь к обеду приказ о назначении нового коменданта Азкабана. Я подпишу.

— Слушаюсь, повелитель, — глухо отозвался секретарь и перевёл взгляд на распростёртого на полу мага, тот действительно уже не дышал.

— Ломбхарт, проводи меня к мистеру Чивинсу, — как ни в чём не бывало, приказал Риддл разведчику.

* * *

Азкабан. Этакая Бастилия магического мира. Одинокая мрачная башня на одном из островов холодного северного моря. Тяжёлые кованые ворота и пустырь вместо внутреннего дворика. Ветер, склоняющий немногочисленные одинокие травинки и пронизывающий насквозь тех, кому не повезло оказаться на этом Мерлином забытом островке, волны, разбивающиеся о его скалистый берег и небеса, скрывающие собой верхушку этой страшной темницы.

За всю историю магического мира Британских островов выйти оттуда удалось лишь единицам. А потому совершенно справедливым казалось выражение, выбитое серебряными буквами над главным и единственным входом в башню: “Оставь надежду, всяк сюда входящий”. Входили туда многие, но вернуться удавалось не всем. И когда за очередным узником закрывалась дверь, то ему можно было смело прощаться с жизнью, потому что если он со временем не сходил с ума, то его убивали дементоры; медленно, эмоция за эмоцией, радость за радостью, они делали из него тряпичную куклу.

Но особого восторга пребывание здесь не вызывало и у стражников тюрьмы. Каждый день видеть, как люди сходят с ума, вести приговорённых на смерть к дементорам и ловить на себе безумные взгляды, выражающие только одну просьбу, просьбу о быстрой смерти. И отворачиваться в самый последний момент. Психологически это было невыносимо. Немногочисленные свечи, низкие потолки, бесконечные винтовые лестницы и коридоры, которые как губки столетиями впитывали крики и мольбы осуждённых, тоже не стабилизировали душевное состояние тех, кто работал в Азкабане.

Пятый этаж тюрьмы стражники между собой называли “пограничной зоной” или “перевалочным пунктом”. Там находилось несколько камер временного заключения. Нет, это не значило, что в них можно было посидеть несколько суток, и потом тебя выпустят на свободу. Из таких камер было всего два пути: первым был путь к смерти, к поцелую дементора, а вторым — к пожизненному заключению. Именно по пятому этажу сейчас шли двое мужчин. У идущего впереди в руке был зажат небольшой ржавый ключик. Это был Готфрид Ломбхарт. За ним, неслышно ступая по каменному настилу, шагал Лорд Волдеморт.

Они остановились у одной из камер и, открыв дверь, вошли внутрь. По размерам помещение было сравнимо разве что с чуланами Риддл-мэнора, которые располагались на каждом этаже, и где домовые эльфы хранили тряпки, вёдра и мётлы. Кроме койки, туалета и маленькой дырочки в стене, именуемой окном, в камере ничего не было. Зато был кое-кто. На койке в пол-оборота к двери сидел человек. Это и был мистер Чивинс. Его биография мало чем отличалась от сотен других биографий шпионов и тайных агентов Ордена. Он был гриффиндорцем. Он закончил Хогвартс (а вы что думали?), поступил в Аврорат, который тоже закончил с отличием, и перед началом второй войны с Лордом вступил в ряды Ордена Феникса. В основном он занимался тем, что отслеживал контакты пожирателей с магглами, предпочитая не ввязываться в открытые передряги и столкновения с противником. Всегда честно выполнял все свои задания, и его без натяжки можно было назвать неплохим солдатом. Некоторое время назад, когда ему было поручено последнее задание, Чивинс попросил поставить на свои мысли блок, потому что сознавал, что слишком много знает. Не только он, весь Орден чувствовал, что им недолго оставалось, а потому такие просьбы не были редкостью или чем-то из ряда вон выходящим. Грюм согласился. И теперь Чивинс был спокоен, нет, ему, конечно, было страшно, как и любому нормальному человеку, но он черпал свою стойкость и удовлетворение в том, что они не смогли прочесть его мысли и воспоминания. Хоть в чём-то он победил.

Так думал бывший психиатр, когда в его камеру зашли двое. Он не повернулся в их сторону, ограничиваясь косым взглядом. Первого мага он знал, именно его отряд задержал его. Ломбхарт, кажется? Да. Второй человек стоял в тени, и глубокий капюшон надёжно скрывал его лицо от глаз заключённого.

Чивинс продолжил методично изучать противоположную стену и негромко произнёс:

— Что, Ломбхарт, привёл тяжёлую артиллерию?

Нужно было отдать должное профессору по маггловедению, он его хорошо учил.

И тем не менее разведчик не откликнулся, зато второй маг приблизился на несколько шагов и произнёс какое-то непонятное заклинание. Буквально через мгновение Чивинс обнаружил себя прикованным к стене, которую только что рассматривал, железными кандалами.

Маг подошёл к нему и, откинув капюшон, поздоровался:

— Добрый день, мистер Чивинс.

Да, вот к чему он не был готов, так это к тому, что Ломбхарт притащит с собой этого грёбанного психопата, называющего себя великим волшебником. Это был точный, очень мудро спланированный удар под дых. Война кончилась, но Чивинс, смотря в холодные глаза Волдеморта, думал о том, что не он первый и не он последний. Её отголоски ещё долго будут преследовать новый мир, превращаясь то в плач супруги, оставшейся одной без мужа, то в крики тех, кто проиграл, разносимые эхом по тёмным коридорам британских темниц.

— Красные глаза шли тебе больше, выродок! — выплюнул психиатр.

— Как невежливо, что за манеры у Вас, мистер психиатр, — насмешливо ответил Лорд и уже серьёзнее добавил, — предполагаю, что ныне покойный Грюм не предупредил Вас, что если Ваш блок взломают, Вы умрёте.

Чивинс побледнел.

— Вижу, не предупредил, — проговорил Риддл, с мстительным удовольствием всматриваясь в лицо побелевшего человека.

— Вы его не сломаете, — тихо произнёс Чивинс. Кого он хотел в этом уверить? Скорее всего, себя.

— Увидим, — ответил Волдеморт и, приблизившись вплотную к Чивинсу, приложил того головой об стену камеры.

Из глаз посыпались искры, и расфокусированный взгляд психиатра встретился с пристальным взглядом голубых, чуть прищуренных глаз. Чивинс почувствовал, как Лорд проверяет блок на прочность. После нескольких таких проверок психиатр почувствовал, что тот дал трещину. Это было немыслимо. Его сознание стало наполняться мыслями и образами, которые он так старательно пытался забыть. Чивинс дёрнулся, но цепи надёжно держали его на месте, он попытался отвести взгляд, но Риддл схватил его за шею и заставил посмотреть себе в глаза. Горе-психиатр ощутил, как что-то липкое падает ему на спину и шею и течёт вниз. Он запоздало сообразил, что это была кровь из его же разбитой головы. Перед его взором проносились картины годичной и месячной давности, и Лорд пристально просматривал каждое воспоминание. Наконец, Чивинс почувствовал, что тот узнал всё, что хотел. “Это конец”, — понял аврор.

— Да, — ответил на это Риддл и снял последние крупицы защиты с мыслей волшебника.

Тело Чивинса некоторое время содрогалось в конвульсиях и повисло на цепях. Человек был мёртв.

Волдеморт обернулся к Ломбхарту и успел заметить потрясённое выражение его лица, которое тот поспешно скрыл.

— У меня для тебя ещё одно задание, Готфрид, — негромко проговорил он.

— Да, повелитель?

— Вам нужно уничтожить все данные о пребывании девушки не только в лечебнице, но и в приюте,— ответил Риддл.

— То есть изменить память всем, кто с ней контактировал? — уточнил разведчик.

— Да.

— А как быть с документацией, Милорд? — спросил Ломбхарт.

— Этим уже давно занимается Рубенс, как только документы будут готовы, он их тебе передаст, — объяснил ему Лорд.

— Слушаюсь, повелитель. О ходе операции мы будем Вам сообщать, — заверил Ломхарт Волдеморта.

— Не сомневаюсь, — ответил тот и, обойдя своего разведчика, скрылся в коридоре Азкабана. Ломбхарт же шумно выдохнул и позвал стражу, перебросившись с парой пришедших стражников несколькими фразами, он удалился.

* * *

Гермиона шла по пустынному коридору и смотрела по сторонам. По всему выходило, что она была в больнице: номера палат, место дежурного медработника, сложенные на подоконнике лабораторные карты пациентов и наполовину не работающее дежурное освещение. Но она-то что здесь делала? Как здесь очутилась? Девушка недоумённо пожала плечами и пошла дальше. Двери всех палат были закрыты, кроме одной, палаты номер одиннадцать. Подойдя ближе, гриффиндорка услышала приглушённый голос — плакала девочка. Она заглянула вовнутрь: вокруг кровати у окна стояла ширма, так что нельзя было разглядеть пациентку. Герми осторожно зашла в палату и, подойдя к ширме, прислушалась. Девочка звала мать. Но тут не было ничего удивительного. Странным Гермионе показалось другое, ребёнок не просил мать прийти, он спрашивал её, где “она”. Что это за таинственная особа, девочка естественно не уточнила. Зато просила мать, чтобы та позвала её, и уверяла, что здесь ей плохо, и что “она” наверно её бросила, просто мать не хочет признаваться ей в этом.

Чуткое гриффиндорское сердце Гермионы заныло, и девушка решила отодвинуть ширму, чтобы зайти и успокоить ребёнка. Но стоило ей коснуться рукой белой ширмы, как девушка почувствовала, что начала куда-то проваливаться. Изображение стало расплываться перед глазами, а палата с плачущей девочкой — исчезать.

— Нет! — крикнула Гермиона, но сон уже пропал, она оказалась в другом коридоре с низким потолком и серыми мрачными стенами.

По всей длине коридора горело всего несколько факелов, покоившихся в тяжёлых настенных подставках. Гермиона подошла к одной из них и хотела дотронуться, но её рука прошла сквозь эту подставку. Девушка была призраком.

Но не успела она до конца осознать, что это могло значить, как почувствовала, что к ней кто-то приближался. Инстинктивно она стала озираться по сторонам в поисках укромного местечка, чтобы спрятаться. Такового не оказалось. И тогда она просто отступила в тень коридора. Буквально секунду спустя свет ближайшего факела выхватил из темноты высокий силуэт, который становился всё ближе. В следующий миг мужчина полностью вышел на свет. Гермиона приглушённо вскрикнула и прикусила язык. Ей навстречу шёл Лорд Волдеморт, и его чёрная мантия мягко шелестела по полу. Но он прошёл мимо, не увидев гриффиндорку, и она облегчённо вздохнула. Но расслабляться было рано. Отойдя на несколько шагов, Лорд остановился и оглянулся. Герми показалось, что он смотрел прямо на неё, но так не могло быть! Она как будто приросла к полу и с ужасом наблюдала, как Том Риддл медленно приближается к ней. “Чёрт, я призрак. Он не может меня видеть”! — думала в этот момент гриффиндорка. Он подошёл ближе и опёрся руками о стену по обе стороны от девушки и задумчиво оглядел её. Герми же молилась о том, чтобы он рассматривал стену, а не её. И хотя рассудок подсказывал, что если она ещё не получила Авадой, значит, он её не видит; сердце билось как сумасшедшее, впрочем, как всегда, когда Лорд оказывался рядом. Тем временем Риддл, простоявший несколько мгновений неподвижно, провёл рукой по стене сквозь стоявшую перед ним девушку. Наконец, он убрал руку и скрылся в темноте коридора.

Герми тут же бросилась в противоположную сторону. Завернув за угол в конце коридора, она оказалась в небольшом холле и остановилась. По обеим сторонам от входа находилось несколько камер. “Мерлин Великий, да я в Азкабане”, — дошло до гриффиндорки. Она привалилась к ближайшей стене, ноги её уже не держали. Отсюда надо было как-то выбираться, а сон или что это, чёрт побери, было, никак не хотел заканчиваться.

Вдруг сзади неё послышались шаги, и в холл вошли двое стражников. Они направились к одной из центральных камер, и девушка последовала за ними. Они вошли внутрь: тяжёлый потолок сразу сдавил голову, затхлый запах ударил в нос, а серо-чёрный цвет стен больно резанул по глазам. Но стражников это нисколько не смутило, они прошли вглубь помещения и поздоровались:

— Приветствуем, мистер Ломбхарт. Вызывали?

Сначала Гермиона решила, что они обратились к заключённому, но потом поняла, что ошиблась. Маги поприветствовали высокого мужчину в длинном чёрном балахоне. Он стоял в тени, и девушка не могла разглядеть его лицо.

— Да. Приведите камеру в порядок, — отрывисто приказал он и указал на одну из стен.

Девушка перевела туда взгляд. К стене был прикован мужчина, она присмотрелась — человек не дышал, на его шеи и груди была кровь. Он был мёртв.

— Вы разбили блок этого аврора, мистер Ломбхарт? — спросил один из стражников.

— Нет, не я. Наш Лорд сломал блок, — ответил разведчик и попрощался, — до свидания, джентльмены.

Уже после того, как маг ушёл, Гермиона стояла и смотрела, как охранники снимают тело с цепей. “Так вот откуда шёл Волдеморт”, — мелькнула в сознании гриффиндорки идиотская мысль. Они швырнули тело на пол, и Герми смогла лучше рассмотреть его. Короткие волосы мужчины были тёмными от крови, на запястьях остались кровавые полосы от кандалов, а глаза были плотно закрыты, создавалось впечатление, что перед тем, как умереть, он крепко зажмурился. Гермиона не знала его.

Она впереди стражников вышла из камеры и медленно двинулась по коридору. Что это был за аврор? Почему Лорд лично убил его? И что ещё за блок? На первые два вопроса ответа у Гермионы не было. Насчёт последнего на ум приходила всего лишь одна мысль, что они имели в виду мысленный блок. Девушка, будучи лучшей ученицей Хогвартса, конечно, знала, что это такое, но не имела представления, как его накладывать. Но что аврор делал в Азкабане? Насколько Герми знала, пожиратели убивали их сразу без, что называется, суда и следствия. А этот случай был явно не типичен. И это порождало у девушки новые вопросы. И чем больше их становилось, тем меньше появлялось ответов. Тенденция была не самая радостная. Очевидным было одно — у Лорда была какая-то тайна. И Гермиона не была бы собой, если бы не хотела её разгадать. Постепенно коридор стал терять свои очертания и, открыв глаза, девушка обнаружила себя в спальне Тёмного Лорда.

* * *

Это был сон. Девушка несколько мгновений приходила в себя, потом огляделась по сторонам — за окном ещё было темно. В камине ярко горел огонь, освещая помещение. Но в комнате она была одна — Риддл куда-то ушёл. Гермиона понимала, что должна дойти до своей спальни, лечь в постель и постараться заснуть, но интуиция подсказывала, что она не уснёт, просто не сможет. Оставался один выход — пойти в свою комнату и снова перечитать “Историю Хогвартса”. Поэтому девушка встала с кровати и, надев свою ночнушку, подошла к дверям. Они не были заперты. В коридоре было темно, горело всего несколько свечей. Гриффиндорка хорошо знала дорогу, но на половине пути она остановилась. А что если Лорда куда-то вызвали, и его нет в замке? И он забыл закрыть на замок комнату? Тогда у неё был шанс обследовать замок! Было, конечно, темно и неприятно, но такой возможности могло больше не представиться.

Девушка вернулась на несколько шагов назад и ступила на лестницу. Она была освещена лучше, чем коридор, потому Герми несколько минут постояла на ступенях, раздумывая, куда идти дальше, наверх или вниз. Повинуясь своему шестому чувству, девушка начала спускаться.

В коридоре этажом ниже было совсем темно, только в его конце из-под какой-то двери пробивалась еле заметная полоска света. Герми по стеночке добралась до этой двери и прислушалась, за дверью стояла абсолютная тишина. Собрав волю в кулак, она толкнула дверь и вошла.

Кабинет Лорда вопреки ожиданиям не производил какого-то жуткого впечатления. Напротив двери располагался камин, перед которым стоял широкий письменный стол. За таким столом писали разве что в Средние века. И, по всей видимости, так оно и было. Сверху он был обит зелёным бархатом. На нём был идеальный порядок; такой педантичности Гермиона не замечала даже за собой. Перед столом стояло два широких кресла. “Видимо для посетителей”, — решила девушка. Справа от стола было широкое окно, выходившее, как и окно спальни, на сад и ворота. Слева был небольшой шкаф с одеждой. Дальше стоял столик, на котором в вазе лежало несколько сигнальных кристаллов — ни один из них не горел. За столиком стояло несколько стеллажей с книгами. И вот они-то очень заинтересовали Гермиону. Она несколько раз обошла их, то охая, то ахая, когда попадались особо редкие экземпляры. Большинство книг, находившихся здесь, были по тёмной боевой магии, попалось также несколько фолиантов о ядах и защитных зельях, о старинных артефактах и о магии крови. На самой верхней полке стояли книги на незнакомых гриффиндорке языках, так что понять, что в них, не представлялось возможным. В самом низу лежали большой справочник по друидской магии неизвестного Гермионе автора и практический курс окклюменции. Именно он привлёк пристальное внимание девушки. Заинтересовавшись книгами, она напрочь забыла, где находится, и что хозяин кабинета вряд ли придёт в восторг, обнаружив здесь такую гостью. Схватив с полки книгу, гриффиндорка, не размениваясь по мелочам, забралась с ногами в хозяйское кресло за письменным столом и стала читать.

Материал, найденный автором, был настолько интересен и актуален, что полностью поглотил внимание девушки. Только спустя какое-то время она стала понимать, что глаза начали слипаться. Буквы и схемы расплывались по страницам, и желание поспать победило в Гермионе всезнайку. Девушка уснула. Поэтому она не увидела выражение лица вскоре зашедшего в кабинет Волдеморта...