Темный Лорд смотрит на тебя (джен)

День подходил к концу. Невилл раздраженно отодвинул кипу документов. Отчеты, сверка данных. Все это занимало большую часть его рабочего дня в Министерстве магии, где обязаны работать или хотя бы числиться все волшебники Британии. Точнее, все магоспособные и трудоспособные. Бабушка, например, уже дожила до пенсии.

Невилл собрал сумку и вышел к лифтам. Удалось сесть в пустую кабину, по пути народу прибавилось, но, к счастью, близко знакомых среди них не оказалось. На службу он приходил и уходил через камин. Некоторые аппарировали, демонстрируя высокий уровень владения магией и карьерные претензии. А Невиллу магия не особенно хорошо давалась, не говоря уже о карьере — меньше всего ему хотелось, чтобы на него обращали внимание, давали ответственные задания и выдвигали на первый план. Лучше затеряться в толпе на заднем плане.

Дома было холодно и как-то тоскливо. Бабушка поставила на стол бобовый суп. Поели они не глядя друг на друга, Невилл понадеялся избежать разговоров, но дребезжащий голос все-таки настиг его:

— В субботу будет казнь. Министерство пошло навстречу просьбам граждан, время назначили нерабочее.

— В отделе часто остаются дела на выходные, — невыразительная интонация давалась легко, он в ней здорово натренировался. — Не знаю, получится ли выбраться…

— Ты не должен пренебрегать общественной жизнью. Это могут дурно истолковать.

Невилл собрал посуду, продолжая избегать взгляда бабушки. Он привык скрывать тяжесть, которую вызывал в груди этот фанатизм, неприятное стремление оказаться правовернее самых правоверных. Августа, разумеется, пойдет на казнь и будет в первых рядах скандировать: «Магия превыше всего!». Тарелка выскользнула из его рук и, ударившись о пол, разлетелась на куски.

— Репаро! — Августа ухитрилась даже заклинание произнести сварливо.

Сколько Невилл себя помнил, они всегда жили вдвоем. Родителей он не знал. Насколько он понимал, они пропали лет 30 назад, в ту пору такое уже становилось обычным; возможно, они и не погибли, может быть, лежат "с необратимым повреждением рассудка" в больнице, о таких случаях ходят слухи. Говорят, это хуже смерти.

Иногда ему хотелось надеяться, что все бабушкины речи — обман, что про себя она ненавидит установившийся режим и тоскует по пропавшему сыну с невесткой, но идет на каждодневную мистификацию ради своей жизни, или даже ради внука. Ведь никогда не знаешь, в какой момент тебя застанет легилименторная проверка. Безопаснее даже в мыслях не допускать сомнений, не выходить из верноподданнического угара. Но тогда и он не должен думать, что бабушка неблагонадежна, не должен выдать ее. Так петля захлестывалась, лишая едва проклюнувшейся надежды.

— —

В обед Невилл спустился в столовую, опаздывая, как обычно. Лучшие места уже были заняты, пришлось тащиться в самый дальний угол зала и сидеть рядом с занудой Макмилланом.

— Вечером что на повестке? — спросил Невилл, торопливо заглатывая жёсткие куски мяса; скоро конец обеденного перерыва, надо успеть доесть.

— Персональное дело Бербидж, — ответил Эрни, и Невилл поперхнулся картофельным ломтиком.

На персоналку он в кои то веки успел ко времени.

В президиуме сидел важный Персиваль Уизли со стопкой бумаг. Чарити Бербидж — в первом ряду, вскоре ей предстояло выходить на всеобщее обозрение и каяться в своих ошибках. Вокруг нее ряд пустых кресел, никому не хотелось сесть рядом. Невилл выбрал место подальше от трибуны, но не в самом конце ряда, чтобы не выглядело вызовом. Хорошо, что пришел заранее, а то здесь, в самом безопасном островке, мест бы уже не хватило.

Рядом сидел мистер Артур Уизли, вечно испуганный старик лет шестидесяти. Когда-то его здорово потрепали за маглолюбие и предательство крови, были такие же публичные проработки, где больше всех неистовствовал его сын и председатель нынешнего собрания Персиваль, было увольнение и вызовы «вниз», за которыми неизбежно должен был следовать арест и Азкабан — но каким-то чудом пронесло, после нескольких допросов дело закрыли, и Артур вернулся в издыхающий отдел контроля магловских изобретений.

Вряд ли он даже в те времена действительно был маглолюбцем — как и братья его жены Прюэтты, сгинувшие за подготовку покушения на Темного Лорда, вполне возможно, ничего подобного не готовили. И Чарити Бербидж не вела промагловской пропаганды, в которой ее сегодня будут обвинять. Это были предлоги, о причине же в каждом случае оставалось только догадываться.

Артур чуть-чуть сжался, когда Невилл встретился с ним взглядом, и Невилл ободряюще улыбнулся, тут же рассердившись на себя за это. Нельзя быть таким рохлей, нельзя открыто выражать симпатию неблагонадежным людям. Артур ответил благодарной заискивающей улыбкой, и на душе стало окончательно скверно.

После короткого энергичного выступления Персиваля настала очередь Бербидж.

Слова лились ровным потоком: «Поддавшись чуждым влияниям, я допустила ряд политически неверных высказываний…». Невилл сидел, уставившись вперед, в правильные промежутки времени переводя взгляд с лба докладчицы на доски трибуны. «Я признаю свои ошибки и прошу коллег дать мне возможность исправиться…»

После нее говорили другие — стыдили, патетически укоряли. Некоторые пытались смягчать обвинения. Невилл понял, что если он собирается пропустить субботнюю казнь, то сейчас надо выступить, иначе уклонение будет выглядеть демонстративным.

После речи Мариэтты Эджкомб Персиваль предоставил ему слово, Невилл поплелся к трибуне и запнулся у деревянной приступки. Подняв глаза на председателя, он увидел, как Уизли, роняя бумаги, поднимается с места. Невилл удивленно остановился, а мимо него прошла женщина с короной черных волос на голове. Она о чем-то негромко переговорила с Уизли, который простоял навытяжку все краткое время разговора, а потом повернулась, и за секунду до того, как взгляд ведьмы должен был упереться в Невилла, тот ощутил приступ леденящего ужаса.

Но ничего ужасного не произошло. Из-под тяжелых век на него с проблеском любопытства взглянули холодные глаза, миг — и она отвернулась, уходя за спину Персиваля, скрываясь за дверью с табличкой «Вход воспрещен».

Невилл вспомнил, что должен говорить, но Персиваль вдруг махнул рукой, как будто отгоняя его, и произнес громко:

— Собрание объявляется закрытым.

— -

Вот так просто, без выводов, без голосования, оборвав все на полуслове, думал Невилл. Недоумение было даже сильнее облегчения, что не надо выступать, что он как-то дуриком оказался свободен от неприятной обязанности. «Это из «подземки», — прошелестело в толпе. Разумеется. Под зданием Министерства идут вниз ярусы и ярусы помещений. Когда-то там умещались все службы, но после Поворота и надстройки здания их вынесли наверх, а подземную часть целиком отдали Департаменту магического правопорядка.

В лифт забилось пять человек, и Невилл, скользнув глазами по панели, припомнил слухи, что кнопки для нижних подземных этажей находятся здесь же, но под чарами, скрывающими их от всех, кроме посвященных. Ходили байки, как, пока они были еще открыты, кто-то из озорства нажал кнопку — и больше его никто не видел.

Да, женщина с тяжелыми веками должна быть оттуда, «снизу». Может быть, даже из Жрецов смерти. Перед кем бы еще встал Персиваль Уизли.

На улице Невилл оглянулся на надземную часть здания. На фасаде горели футовые буквы: МАГИЯ — СИЛА. Мир дышал холодом, ветер закручивал спиралями пыль и обрывки бумаги. В сумерках все выглядело бесцветным — кроме расклеенных повсюду плакатов. С каждого заметного угла смотрело узкое, змееподобное лицо. С министерского фасада тоже. ТЕМНЫЙ ЛОРД СМОТРИТ НА ТЕБЯ, — говорила подпись, и красноватые глаза глядели в глаза Невиллу.

В голове волшебника зашевелились привычные крамольные мысли. Существует ли Темный Лорд на самом деле? Если и был такой человек, то жив ли он еще? Он никогда не появлялся во плоти там, где люди могли бы его видеть, а на плакатах и в газетах бесконечно тиражировалось несколько одних и тех же утвержденных портретов. Возможно, это просто миф, выдуманная личность, которую сделали фокусом народных надежд и страхов.

Бабушка просила купить домой шпината, и Невилл сообразил, что из-за собрания не успевает ни в какую из магических лавок. Они все закрылись, остаются только магловские магазины.

Здесь его мантия волшебника вызывала опасливую неприязнь. Разумеется, никто из простецов не рискнет причинить вред волшебнику или просто грубо обойтись. Невилла обслужили быстро и старательно, но разговоры рядом с ним притихали, люди отворачивались.

Сколько из них все же придет на казнь в субботу?

В выходной на работе было мало народа, но трудоголики все-таки нашлись. В их числе и проклятый Артур Уизли, который забежал в кабинет и торопливо, глотая слова, расспросил, как дела, когда Невилл собирается выйти, «надо бы пораньше, а то придется стоять среди маглов». Выслуживается, неприязненно подумал Невилл, надеется, что забудут, что он сам неблагонадежен. Пришлось лживым голосом объяснять, почему Невилл пропустит зрелище, «а так жаль, так жаль».

К середине дня Министерство вроде бы совсем опустело. Невилл с облегчением отодвинул бумаги на край стола, откинулся на спинку стула. Прошелся по коридору, чтобы сбросить усталость, а вернувшись к себе, достал пакет с бутербродами.

— Не рекомендую подогревать хлеб заклинанием, — раздался у него за спиной рассеянный голос. — Могут завестись мозгошмыги.

Невилл подпрыгнул на стуле и порадовался про себя, что не держит в руке чая.

— Простите?

— Фоверус. Плохой эффект, если его накладывать на еду, — безмятежно пояснила белокурая ведьма, застывшая в дверях. Глаза навыкате обежали кабинет.

— Кто вы? — невежливо спросил Невилл. Неужели зашла проверить, действительно ли он так занят, не из протеста ли отказался смотреть казнь? На агента «подземки» непохожа, а впрочем, хороший агент и должен быть непохож на агента; к тому же, идейный добровольный соглядатай может быть опаснее штатного сотрудника Департамента охраны.

— Луна Скамандер, очень приятно, — как ни в чем не бывало представилась девушка.

— Невилл Лонгботтом, — что приятно, врать не стал и невежливо уставился на гостью, надеясь выгнать ее.

— Вы не очень-то любезны, — не смущаясь, констатировала Скамандер. — Я могу уйти, если мешаю.

— Прошу прощения, — сухо сказал Невилл, — у меня действительно куча работы. Всего хорошего.

Девушка, не прощаясь, пожала плечами, развернулась и ушла. Невилл тщательно закрыл дверь за ней. Вернулся к остывшим бутербродам, поднял было палочку, чтобы подогреть их снова, но, вспомнив про «мозгошмыгов», плюнул и съел так.

Через пару часов уже можно было вернуться домой — но там бабушка, полная впечатлений, и, чего доброго, придется с ней разговаривать… Невилл внутренне застонал. Еще с час он делал перед собой вид, что чем-то занят. Наконец тянуть надоело.

Дома Августа неожиданно устроила генеральную уборку. Она царственно восседала в кресле, а старенький домовик проворно передвигался, следуя ее указаниям, вытирая пыль, складывая вещи, отмывая стекла. Невилл сначала хотел укрыться в спальне, но потом ему пришла идея получше:

— Давай я займусь чердаком!

Не вслушиваясь в ответ, он взбежал по лестнице и оказался в затхлом королевстве старых журналов, детской обуви, забытых игрушек и школьных принадлежностей. В угловом треугольном шкафу стояло тридцать лет назад засахарившееся варенье и давно пришедшие в негодность крупы, а внутренняя стенка зияла прогрызенной сонями дырой. Невилл заделал дыру, не сомневаясь, что сони проедят новый ход.

Дно шкафа было устлано старыми газетами, Невилл никогда к ним не присматривался, а сейчас взгляд зацепился за заголовок «Двадцать лет благоденствия», и в голове ожили воспоминания десятилетней давности. Хорошее было время, может, самое счастливое в его жизни, не слишком богатой счастьем. Они сошлись с Ханной и даже жить начали вместе, сняли квартирку в Восточном Лондоне. Во дворе был цветник, а работа с растениями Невиллу всегда удавалась — и клумба чудесно преобразилась.

Большой мир никуда не делся, там прошел процесс брокдейлских вредителей и положенные казни, но Невилл так привык держать все важное про себя, что ни разу не заговорил об этом с подругой. Он понадеялся, что им вдвоем удалось сбежать в свою раковину, в тесную квартирку, зарыться в клумбы, стать неприметными, невидимыми.

Потом Ханна как-то упрекнула его за пропущенное политсобрание. Внутренний сигнал тревоги зазвенел, Невилл подобрался, сделал виноватое лицо и долго бормотал, как сожалеет. Когда через несколько месяцев она стала обсуждать вопрос воспитания ребенка — «я надеюсь, что у нас получится с ребенком, правда, милый?» — особенно упирая на то, как важно будет прививать ему правильные взгляды, взращивать колдовскую гордость с младых ногтей, Невилл понял, что раковина перестала быть безопасной. Он со всем на словах согласился, а про себя уже планировал расставание, благо, ребенка у них все-таки не получилось.

Счастья не хватило и на год.

Невилл опустился на колени, потащил на себя газету, дернул посильнее — страницы разлетелись, и на пол упало что-то тяжелое. Он поднял старую колдографию. Человек двадцать махали ему руками и поднимали бокалы. Он вгляделся в лица.

Женщина на переднем плане была очень на него похожа. Какой-то колдун ее приобнимал. Мама и папа? У колдуна тогда должно быть сходство с бабушкой — сердце Невилла болезненно стучало, он всматривался в фотографию до боли в глазах, и уже не мог понять, кажется ли ему, или сходство и правда есть. Как странно. Мертвы они сейчас или неизлечимо больны — со старого снимка они будут вечно приветливо махать руками, в счастливом неведении своей обречённости…

— Зачем было сюда лезть, — донесся ворчливый голос со стороны лестницы. Бабушка, борясь с одышкой, выпрямилась, а потом увидела, что держит Невилл.

По ее лицу он понял, что не ошибся.

— Акцио фотография!

— Нет! — Невилл смог удержать снимок, сам поразившись — обычно он бывал неловок и не слишком хорошо владел заклинаниями. — Это ведь они, правда? Мама с папой? А кто остальные?

— Нет! — простонала Августа. — Инсендио!

Невилл выронил вспыхнувшую фотографию. В панике он попытался залить ее водой, но, очевидно, на сегодня исчерпал свою удачу. Фотография исчезла навсегда… как и сами эти люди.

— Зачем? — потрясенно спросил он. — Это же твой сын. Ты так его ненавидишь?

— Нет, это чужие люди…

— И поэтому ты десятилетиями хранишь на чердаке их снимок? Бабушка, это глупо, — Невилл устало отвернулся. — Я узнал маму. Я очень на нее похож.

Сзади заскрипело, и, оглянувшись, Невилл увидел, как бабушка грузно опустилась на топчанчик в углу. Она закрыла лицо руками. Поколебавшись, он сел рядом.

— Ну что ты?.. — беспомощно спросил, увидев, что ее плечи затряслись.

— Давно надо было ее уничтожить, — сквозь слезы заговорила Августа. — Или не пускать тебя сюда. Я старею.

— Нет. И зря ты сожгла…

— Я обещала им, что спасу тебя, если они… — прошептала Августа. — А теперь всё. Ты не пройдешь легилименторную проверку.

— Что с ними случилось? — настойчиво спросил Невилл. — Их арестовали, казнили?

— Я не знаю, — бабушка уронила руки на колени.

— Перестань. Я уже понял, что ты что-то знаешь.

— Ты не пройдешь легилименторную проверку, — убитым голосом повторила Августа.

— Ты даже не пыталась узнать? — с яростью закричал Невилл.

— Я в самом деле не знаю, — плечи Августы опустились, вся она как будто поникла в ожидании неизбежного. — Я обещала, что выживу и воспитаю тебя. Свиданий не давали. А потом я и добиваться перестала. Поняла, что придется сменить тактику. Поняла, что отсидеться в углу не удастся. Тогда недостаточно стало пассивного послушания. Нужно было демонстрировать преданность, инициативу. Быть в первых рядах.

Как Персиваль Уизли, с омерзением подумал Невилл. Но бабушка не для себя старалась. Теперь он наконец точно узнал, что ее рвение в деле поддержки власти неискренне, но предвкушаемой радости не было.

— Расскажи мне о них, — попросил он. — Хоть что-нибудь. Пусть не про арест, но есть же что-то безопасное? Папино детство, как они познакомились…

— Что ж, — смирилась Августа, — хорошо. Хуже уже не будет. Пойдем-ка вниз. Я соберусь с мыслями.

Охая и ахая, она сошла по лестнице и направилась к спальне Невилла.

Перед дверью остановилась, пропуская его вперед. Когда внук поравнялся с ней, стремительно ткнула палочкой:

— Обливиэйт!

Он отошел к кровати, ощущая нервирующее присутствие Августы за спиной. Наконец обернулся и бросил раздраженно:

— Бабушка, я уже давно не ребенок. Меня не нужно укладывать в постель и петь колыбельную. Спокойной ночи.

Августа выдохнула, немного успокоившись. Она столько лет жила фальшивой жизнью, что даже несколько минут без маски вызвали сильную панику. Теперь надо срочно забыть, надо снова стать несгибаемо верной сторонницей режима, непримиримой к его врагам. Ради сына… его она почти не помнила — ради семьи, ради старых обещаний. Или ради себя самой, чтобы не прокатиться на министерском лифте вниз. Ради Волдеморта. Ради власти чистокровных. Она высунулась в окно, умиленно разглядывая лицо на огромном плакате на той стороне улицы, и прошептала, будто убеждая саму себя:

— Магия превыше всего!

Стайка ребятишек под водительством взрослого мага зашла в большой полутемный зал театра движущихся картинок. Дети расселись по креслам, продолжая гомонить, толкаться и кидать что-то друг в друга.

— А ну-ка тихо! — скомандовал воспитатель. — Стэн, немедленно прекрати пинаться! Геката! Геката Корнер!

Рыжеволосая девочка с невинным видом оглянулась на взрослого.

— Что у тебя в руках?

— Ничего, сэр, — ангельским голоском пролепетала она, показывая ладони.

— Гм… Ладно, все замолчали! — велел воспитатель, отворачиваясь от нее. Девочка лукаво ухмыльнулась, глядя, как метательная липучка, которую она успела удачно выпустить из рук, ползет по рюкзачку соседа.

Постепенно в зале потемнело, а сцена осветилась, и на ней возникло объемное изображение учебной комнаты: несколько рядов парт, доска, дети, учитель, заставляющий их повторять хором какой-то нудный текст. Один из учеников сбился, линейка бьет его по пальцам.

Истории из школьной жизни простые: симпатичные ребята хохочут, болтают, играют друг с другом, готовят уроки вместе, хорошие учителя скупо улыбаются им и справедливо поощряют, плохие придираются и жестоко наказывают, а подлизы из числа соучеников строят подлые каверзы. Везде, где готовят каверзы и унижения, мелькает взлохмаченный очкарик — Гарри Поттер, нарушитель порядка и враг честных волшебников, вынюхивает, а потом доносит гадким учителям и директору Дамблдору. Лицо Дамблдора, значительное и неприятное, видно во всех деталях, его пристальный недобрый взгляд направлен прямо на малолетних зрителей — кто-то из них взвизгивает, а Геката запускает книжкой на сцену.

Однако главное злодейство впереди. Дамблдор задумал убить Темного Лорда. Он подошлет к Волдеморту Гарри Поттера, от мальчика Темный Лорд не будет ждать плохого — а Поттер, обученный темным магическим приемам, убьет его.

Зрители вскрикивают, кто-то плачет.

Но все заканчивается благополучно. Предательский план раскрыт, и негодяев с позором изгоняют из школы.

— —

Джинни Корнер, попетляв по Лондону, в очередной подворотне скинула мантию, оставшись в джинсах и куртке. В другом дворе, глядя в зеркальце в пудренице, на скорую руку наложила пару заклинаний на лицо, изменив его до неузнаваемости. Наконец позвонила в дверь одного из блочных домов.

— Привет, дорогой!

— Привет, моя радость!

Дин Томас стащил с нее куртку.

— Ужин?

— Ага! — лаконично ответила Джинни.

Дин принес из кухни посуду, мясо с овощами и хлеб, а Джинни парой взмахов палочки подогрела «горячее» (до ее трудов оно было холодным). Потом достала из рюкзака огневиски.

— Хорошо спать с ведьмой, — усмехнулся Дин. В магловских магазинах такого не достать.

— Ты, главное, друзьям не вздумай хвастаться, — ответила Джинни. — Не хочется смотреть, как тебя вздернут на Площади магии.

— Я еще не совсем свихнулся, — успокоил Дин. — Ну, идем ко мне, красавица.

Получасом позже они валялись голые в широкой диновой кровати и попивали огневиски прямо из бутылки.

— —

— Почему ты так поздно? — встретил ее раздраженный Майкл.

— Дела, — равнодушно бросила Джинни.

— Какие дела?.. Была твоя очередь забирать Кэт.

Джинни не ответила. Очередь была Майкла, но скандалить не хотелось. За ужином супруги угрюмо молчали, одна Геката щебетала, подробно пересказывая зрелище в театре движущихся картинок. Потянувшись за шоколадной лягушкой, она спросила:

— А почему Гарри Поттер такой подлый?

Джинни отвернулась к мойке, левитируя туда посуду, а Майкл ответил:

— Он просто враг, малыш. Не ищи логику в их поступках.

— —

Спать Джинни не хотелось, и после того, как дочь затихла, она вышла на крошечный балкон. Город внизу еще жил, светились огни, и, наблюдая за ними, Джинни вспоминала, как встретила Дина. Тогда она уже частенько засиживалась в барах, притом не обходила стороной и магловские. Это не запрещалось официально, могло только плохо отразиться на служебном положении, но у Джинни уже никакого положения не было. Иногда к ней клеились волшебники — маглам, конечно, в голову бы не пришла такая вольность — и кое с кем даже получались мимолетные романы. Слишком мимолетные, чтобы муж мог узнать что-то.

Может, путь вниз начался с неприятностей вокруг папаши. Перси сбежал с тонущего корабля, переметнувшись к преследователям. Чарли пересидел тяжелые времена в румынской командировке. Билла прикрыл его шеф, мистер Грейбек. А Джинни себя не берегла, плюнула на последствия и осуждать отца отказалась. Ну, и последствия себя ждать не заставили.

А может, с того началось, как Геката, с которой Джинни так нравилось нянчиться, выросла и пошла в детский кружок, и там ей объяснили, что магия превыше всего, а Волдеморт защищает ее от врагов. И если Кэт узнает, что кто-то замышляет плохое — недоволен Жрецами смерти, сомневается в политике Министерства или злится на высокие цены — то пусть сразу расскажет воспитателям, чтобы те смогли передать рассказ в Департамент охраны порядка и спасти малышей, магию, Британию от хаоса и диверсий.

Не пускать ее в кружок было невозможно, а заронить недоверие к воспитателям — опасно, ребенок был слишком маленьким для успешной конспирации. Джинни отпустила ее, но с тех пор все чаще начала прикладываться к огневиски. Сначала дома. Потом ее деятельная натура потребовала компании и выгнала Джинни на поиск собутыльников.

— —

В тот раз бар был магловский. Народу собралось мало. По телевизору транслировали квиддичный кубок Европы, и Джинни вдруг подумала, как смешно это соединение технологий. В разгар состязания вошел красивый магл, оставив мотоцикл на мостовой. В зале было жарко, и Джинни скинула мантию на спинку стула, так что сначала магл не заметил, подмигнул задорно — а потом сообразил, что она колдунья, сразу засуетился с извинениями и убрался подальше от греха.

А через пару дней Джинни, в магловской одежде, встретила его по пути домой. Магл узнал ее и насторожился.

— Ты вроде был непрочь познакомиться, — она глядела в глаза прямо, без улыбки.

— Да… но… — он силился понять, нет ли здесь подвоха.

— Пошли, что ли, в бар, — она взяла парня под руку. Бар был незнакомый, но так даже лучше: меньше шансов, что опознают.

Дин терялся в догадках, что это значит, и не сделать ли ноги, пока не поздно беречь голову. А потом решил: глупо отказываться, когда такая возможность сама плывет в руки. Он на мотоцикле гоняет и ничего, а авансов ведьмы побоится? Джинни была яркой, живой, острой на язык — но все это меркло в сравнении с тем, что она колдунья. Перед волшебством Дин преклонялся, да и кто из маглов не преклонялся, если уж честно? Самих волшебников можно не любить, но кто не завидует их силе?

Парочка провела вечерок вместе, а потом Дин спросил:

— Может, зайдешь ко мне? — и Джинни не отказалась.

С тех пор они виделись время от времени. Это была самая опасная из затей Джинни. Межстатусные связи преследовались, и если бы кто-то узнал про интрижку, любовникам пришлось бы плохо. Но Джинни рассудила, что Дин — мужик взрослый и сам за себя отвечает. А за себя она, как ей казалось, бояться уже почти перестала.

На легпроверке все могло бы вскрыться — могло бы, если бы Джинни была попроще. Но она с детства ненавидела, когда лезли в ее дела, и постепенно выработала самопальные навыки защиты от легилименции. А для магла шанс попасться в проверку был невелик.

После работы коллеги решили зайти в ресторанчик. Невилл выпил огневиски, и оно его немного развеяло, даже потянуло на разговор. Он рассказал о Луне Скамандер, подсознательно, может быть, тревожась, что собутыльники переглянутся, понизят голос, как всегда, когда речь заходила о чем-то связанном с «подземкой».

— Да это же полоумная Лавгуд! — рассмеялся Захария Смит. — Неужели не помнишь эскападу с мозгошмыгами? Она добивалась их включения в хогвартский курс ухода за магическими животными. Даже статью в «Пророке» пробила, когда вышла замуж за Скамандера, ему отказать не смогли. Слава Мерлину, потом все заглохло. Слыхал еще о дюжине ее безумных идей. В отделе регулирования магических популяций от нее все стонут.

Кажется, опасности нет, с облегчением подумал Невилл.

— Это ее отец печатает «Придиру», — добавил Эрни Макмиллан.

— Странный журнальчик, как его еще не прикрыли.

— Дуракам везет, — философски заметил Симус Финниган.

Через пару недель Невилл наткнулся в министерской стенгазете на статейку «Нарглы — вредители народного хозяйства» за подписью Луны.

Солнце постепенно прибывало, дни становились теплее. К дню Остары в Министерстве устроили концерт. Сначала официальные лица отговорили официальные речи, потом сцену заняла местная самодеятельность. Спортивный отдел представил пьеску «Хождения Фенрира», с прозрачными намеками на сплетни, ходившие о влиятельном маге Грейбеке, Невилл сделал сначала каменное лицо, потом увидел, как прототип похлопал с вялой улыбкой, и сообразил, что юморок сошел за осторожный подхалимаж. Но спортивному отделу вообще больше прощалось. Скамандер тоже участвовала, в эпизодической роли безумной старухи, которая ей очень подошла.

Напоследок сцену заняла грузная пожилая Селестина Уорбек с хитами двадцатилетней давности. Молодежь танцевала, а Невилл в компании сверстников отдал должное выставленному угощению. Несколько раз за вечер он натыкался взглядом на Луну Скамандер, когда она брала что-нибудь со стола или с сомнамбулическим видом прохаживалась по залу. Никто с ней не разговаривал, и Невилл по своей обычной мягкотелости дрогнул, поздоровался и похвалил игру Луны в дурацком спектакле.

— Спасибо, — глядя куда-то в сторону, откликнулась Скамандер. — Все говорят, мне почему-то хорошо удаются роли умалишенных…

Невилл смущенно замялся, а ведьма, постояв рядом, правда, боком к нему, вдруг зашептала совсем тихо, почти не шевеля губами, так, что сквозь пение он едва различал ее слова:

— Мистер Лонгботтом… вам никогда не надоедает притворяться… день за днем… год за годом… что вы со всем согласны, полны энтузиазма, полностью поддерживаете руководство… никогда не хочется увидеть… разрушенный Фонтан магической дружбы… взорванную дверь Отдела тайн… революцию… не хочется, чтобы явился… Гарри Поттер!?..

Вот оно! Он все-таки был прав, опасаясь ее с самого начала! К горлу подкатила тошнота, сердце отчаянно забилось, Невилл прошипел:

— Я требую, чтобы вы замолчали!

Но Луна уже рассеянно отошла. Он огляделся и понял, что никто не обратил внимания на их разговор.

— Она все-таки совсем чокнутая, — пожаловался Невилл Захарии Смиту, но тот, уже хлебнувший изрядно, поглядел мутным взглядом и засмеялся:

— Ладно тебе. Не бывает плохих баб, бывает мало огневиски!

На следующий день Невилл отправился на службу пораньше, поднялся на десятый этаж и, прошагав до конца коридора, постучался в неприметную дверь без таблички. Здесь сотрудники, не имеющие допуска «вниз», могли обратиться в Департамент охраны правопорядка.

Чернокожий маг смерил его внимательным взглядом, не вставая из-за стола, и кивнул на жесткий стул напротив:

— Слушаю вас, гражданин Лонгботтом.

А вот Невилл не знал, как зовут его собеседника. Он сел, примостившись на краешке. Свет от лампы падал в лицо, заставляя щуриться.

— Я… — он замялся, слова, которые репетировал всю ночь, спутались. — Э-э-э, я считаю своим долгом… э-э-э… заявить…

— Не волнуйтесь, — вдруг улыбнулся маг. — Мы не кусаемся. Вот, выпейте водички, если хотите. А потом давайте-ка по порядку, о ком вы хотите заявить и что.

Невилл стиснул зубы, полный отвращения к себе и миру вокруг — в особенности потому, что профессиональная фальшивая ласковость сотрудника Охраны правопорядка оказала свое действие, и Невилл, сам того не желая, почувствовал к нему доверие и желание выслужиться. Он отпил воды и постарался не мямлить:

— На вчерашнем празднике ко мне подошла сотрудница Министерства Луна Скамандер.

— Да-да, — мягко подбодрил волшебник.

— Она говорила… странные вещи. Я не в состоянии полностью воспроизвести… Случай был ближе к концу праздника, и я уже немного, гм…

— Немного выпили? Это не преступление, — покивал собеседник.

— Да, я был не совсем трезв, — обрадовался лазейке Невилл.

— Но что-то вы все же слышали, — тон собеседника стал жестче.

— Да, — собрался Невилл. — Она говорила о разрушении Отдела тайн.

— И еще?.. — ненавязчиво подтолкнул маг.

— И еще всякие… философские размышления. Что-то вроде о смысле жизни, как я понял.

— Знаете что, — собеседник побарабанил пальцами по столу, — давайте-ка вы сольете воспоминания об этой беседе вот сюда.

Во рту было сухо. Невилл постарался сдержать дрожь, пока приставлял палочку ко лбу, наматывая на нее воспоминания. Он до последнего надеялся, что обойдется, а теперь приходилось ловчить на ходу, что с его удачливостью и магическими навыками смахивало на самоубийство. Упоминание Поттера, на его взгляд, было на порядок крамольнее всего остального, и накануне он извлек его из головы — но извлечение воспоминаний не работало как «Обливиэйт», только приглушало их, так что сейчас он все равно мог попасться.

Маг наклеил на сосуд с серебристым туманом бирочку и убрал в шкаф, поставленный так, чтобы содержимое не было видно посетителям.

— Спасибо за сигнал. Миссис Скамандер часто странно себя ведет. Но все равно отрадно, что вы проявили сознательность.

Невилл заискивающе заулыбался в ответ. Маг теперь смотрел с плохо скрываемой скукой, как будто в уме уже перешел к другим делам, и, явно прощаясь, произнес:

— Что же, заходите еще.

Выходя из лифта на своем этаже, Невилл поймал внимательный взгляд Захарии Смита. Дверцы закрылись, унося кабину вниз, и, отметив направление ее движения, Захария спросил небрежно:

— Начальство вызывало?

— Да… нет, там… — Невилл неопределенно махнул рукой и быстро двинулся к своему кабинету.

На следующий день за обедом Невиллу показалось, что Финниган говорит меньше, чем обычно. А Захария Смит снова бросил на Невилла короткий оценивающий взгляд, в котором проглядывало нечто похожее на уважение, как будто, донеся на коллегу, тот наконец показал себя дельным человеком.

В среду Джинни вернулась домой пораньше, рассчитав, чтобы до прихода мужа и Кэт оставался как минимум час. Она провела палочкой над кроватью, встала на колени, выгребла кучу хлама, и среди него пустой лист бумаги. Еще пара взмахов палочкой, и на бумаге проступил рисунок — черноволосый парень в очках, свободно сидящий на метле. Надпись «Гарри Поттер освободит нас» прояснилась последней.

Листовку она подобрала в городе несколько дней назад — увидела, куда упала бумага, трансфигурировала в монетку на месте, потом подманила к себе и дома вернула прежний вид, только изображение скрыла. Джинни понимала, что это безумство почище встреч с маглом, что она теперь практически подпольщица, бунтовщица. Страх и шапкозакидательская отвага сменяли друг друга, она засмеялась, как пьяная. Сняла плакат с Селестиной Уорбек и превратила подрывную листовку в его копию, а потом повесила на место настоящего плаката.

— -

Бросив взгляд на часы, Беллатрикс Лестрейндж поднялась с кресла, прошла к камину и проделала пассы палочкой. Не прошло и минуты, как в огне показалось женское лицо с резкими чертами и короной черных волос вокруг — копия миссис Лестрейндж, но на пару десятков лет моложе. Гостья выбралась из камина, чуть не опрокинув вешалку, и заговорила, прижимая руки к груди:

— Благодарю, миссис Лестрейндж, я так признательна, что вы приняли меня.

— Садитесь, мисс Джонс, — прервала ее хозяйка кабинета. — Сюда. Итак…

— Да, — Нимфадора собралась с духом. — Я по личному делу.

Ведьма понимала, что затеяла опасную авантюру. Как отреагирует миссис Лестрейндж, предсказать было невозможно. Но не зря Нимфадора воспитывалась в шайке Грейбека и прошла хорошую школу «под землей».

— Слушаю вас, — негромко сказала Лестрейндж.

— Собственно, мое имя относится к делу… Оно не настоящее. Моей матерью была Андромеда Блэк.

— Моя покойная сестра спуталась с каким-то маглом, — сквозь зубы процедила Лестрейндж.

— Сомневаюсь. Я метаморф. Это наследственная способность. Я не ошибусь, если скажу, что в роду Блэков она не передавалась?

— Вот как, — ровно произнесла Лестрейндж.

— Я не могла бы унаследовать это качество от магла.

Беллатрикс смотрела сквозь посетительницу. Пропаганда чистокровия была нацелена на стадо, образовывавшее подножие власти Жрецов смерти. Сама Беллатрикс не исключала, что потомок маглов может стать метаморфом — но, разумеется, не демонстрировала таких взглядов перед подчиненными. Возможно, что и Нимфадора не верит своим словам, но понимает, что возразить на них никто не сможет.

— Когда вы шли сюда, то, наверное, ожидали, что я захочу произвести проверку. Вашу руку, пожалуйста.

Нимфадора протянула ладонь, которую миссис Лестрейндж проткнула длинным шипом. Пока кровь сочилась в подставленный пузырек, обе ведьмы молчали. Наконец Жрица смерти заткнула склянку и убрала в ящик стола. Поинтересовалась:

— Сейчас вы в своем настоящем облике?

— Думаю, да, — твердо ответила Нимфадора.

— Измените его, пожалуйста.

Пышные волосы сменили цвет на розовый.

— Благодарю, — бесстрастно сказала Лестрейндж. — Откуда взялась ваша фамилия?

— Когда я получала документы, надо было как-то назваться. Фамилия Смит мне показалась слишком банальной… А имя, насколько знаю, настоящее.

— Кого вы подозреваете в отцовстве?

— Я не знаю, — развела руками ведьма. — Достаточно сложно было найти сведения о матери, об отце я еще и не начинала думать.

— Но ведь какие-то мысли у вас должны были возникнуть. Та же метаморфомагия. Вы узнали, какие старые семьи обладали этим даром?

— Такого рода информацию не слишком легко найти…

— Если уж сотруднику Охраны правопорядка нелегко… — со значением улыбнулась Беллатрикс.

— Увы, — рассмеялась Нимфадора. — Служба магическому правосудию оставляет мало времени на собственную жизнь.

— Нельзя так гореть на работе, — Лестрейндж приняла покровительственный тон. — Вам нужно подумать и о себе.

— Я бы с радостью, но ведь кругом враги нашего дела! — горячо возразила Джонс. — Я не брала отпуск уже три года.

— Я ценю вашу преданность Волдеморту, — улыбнулась Беллатрикс. — Итак, вы разыскали родственников по матери, но не по отцу. Чего вы хотите? Войти в семью? Встречать вместе с племянниками Белтейн?

— Я хотела бы получить фамилию матери, — заявила Нимфадора. — Быть принятой в ее род.

— А почему не фамилию отца?

«Потому, что даже если каким-то чудом это не вонючий магл, то все равно какой-нибудь отброс магического общества, — презрительно подумала Лестрейндж. — Чья фамилия и вполовину не так выгодна, как благородное имя Блэков. Губа не дура».

— Потому что он, видимо, бросил маму и меня, — угрюмо сказала Джонс. — Оставил ее одну переживать позор.

«А тебя — побираться на улице. Как и мы с родителями, однако породниться со мной тебе это не мешает», — продолжила про себя Беллатрикс. Вслух она спросила с намеком на сочувствие:

— Вы ведь из питомцев мистера Грейбека?

Джонс кивнула. В смуту, предшествовавшую установлению режима Жрецов смерти, беспризорных детей было немало. Фенрир подобрал и опекал нескольких. Нимфадора попала к нему со своим напарником Стэном, с которым вместе воровала на улицах. Девочек в маленькой коммуне почти не было, взрослых магов, кроме Грейбека — тоже. Через полнолуние плечо Стэна украсили глубокие шрамы. К Доре Фенрир не подступался, а вот дружок Стэн попытал счастья в следующую же трансформацию. Девочка потеряла голову от страха и ударом стихийной магии подпалила ему шкуру. Пока волчонок катался по земле с воем, она немного пришла в себя, опрокинула на него ведро воды, и оборотень, скуля, распластался на мокрой земле. Нимфадора думала, Грейбек выгонит ее, но он промолчал.

— Да, тяжелое было время, — вздохнула Лестрейндж. — Магоненавистнический преступный режим. Теперь, слава Волдеморту, детям не приходится выживать на улице. Вы оборотень?

— Нет, — твердо ответила Нимфадора.

После войны Фенрир пошел вверх — успел войти в доверие к нужным людям, попасть в обойму. Своих ребят он не забывал, тащил за собой и, как все считали, старался прикрывать от неприятностей. Джонс тоже была в команде, но она замечала, что продвигает шеф других, а ей от его щедрот перепадают жалкие остатки. Где сейчас Билл Уизли, а где она… Иногда она думала, что, может, не стоило тогда отбиваться, и теперь дела сложились бы лучше.

— Не оборотень. Можете проверить.

— Что ж… не промочить ли нам горло? — по мановению палочки из углового шкафчика вылетели тяжелые серебряные кубки, в которые миссис Лестрейндж разлила вино. Нимфадора под ее цепким взглядом ухватила бокал покрепче. Элегантный способ проверки на серебробоязнь.

— Неужели Фенрир брезгует девочками? — понизив голос, хмыкнула Беллатрикс. Нимфадора осторожно улыбнулась в ответ. Даже если Жрица смерти подталкивает ее позлословить о бывшем наставнике, не стоит слишком резко идти навстречу. Предать шефа она всегда успеет, но сделать это лучше как бы после долгих раздумий и душевных терзаний. Чтобы ее тяжкая жертва была оценена по достоинству, а лояльность покровителям не выглядела слишком шаткой, коль скоро она собирается предложить эту лояльность миссис Лестрейндж.

Та подняла кубок:

— За будущее древнейшего и благороднейшего семейства Блэк!

Вино было кисловатым, терпким. Нимфадора знала, что веритасерум не определить на вкус, но все-таки попыталась угадать, подлили его или нет.

— Вы рассказывали коллегам или руководству о своих розысках и визите ко мне?

— Нет, это дело семейное, — покачала головой Джонс.

— Да, разумно, — согласилась миссис Лестрейндж.

Ни Грейбек, ни его патрон Яксли не пришли бы в восторг, узнав, что их сотрудница общается с Беллатрикс. Разве что кто-то из них стоит за этим визитом, рассчитывая внедрить к ней свою шпионку.

Пятница была занята общественной нагрузкой. Невилл с сослуживцами посетили подшефный детский кружок и весь день помогали детям мастерить элементы наглядной агитации. Больше всего Невилл не любил работу с людьми. Они все опасны, любой может догадаться, что у тебя на уме, понять, что ты не один из них, что ты враг. И тогда появление «подземных» — только дело времени. А дети хуже всего, непредсказуемые маленькие чудища. За одной пришли родители, и она радостно спросила Невилла, где теперь его папа с мамой.

Детей всех настраивали на истерическую любовь к Волдеморту и неустанный поиск врагов. Эрни Макмиллан случайно испортил закорючку в двухметровом лозунге «Верны Волдеморту», и мальчик, рисовавший с ним вместе, заорал на всю комнату:

— Вредитель! Вредитель!

Невилл вздрогнул и отвел глаза. Воспитатели успокоили мальчишку. А будь на его месте взрослый, он мог бы такой же повод раздуть в обвинительную кампанию, за которой последуют аресты, процессы и казни. Как Скамандер, уничтоживший десятки разумных созданий и нескольких людей на пути к положению светила, главы научной школы и монопольного авторитета в сфере магических существ. Всех не согласных с его идеями селекции объявили врагами порядка и государства, книги с оппозиционными теориями были изъяты, группу кентавров показательно обезглавили на площади Магии, оборотней обязали проходить болезненные процедуры — конечно, кроме сотрудников мистера Грейбека. Говорят, с тех пор Скамандер и Грейбек друг друга не выносят, но ни у одного нет возможности свалить другого из-за каких-то нюансов расклада сил во Внутреннем круге Жрецов смерти, где у обоих есть покровители. Невилл не знал деталей, потому что никогда не переспрашивал и вообще показывал отсутствие интереса к обсуждению таких щекотливых вопросов. Опасно слишком хорошо знать, что происходит в верхах.

А миссис Скамандер пыталась подвести Невилла под политическое обвинение. Но не на того напала. Перед «подземными» все равны. Может, кто-нибудь из берсерков Грейбека ухватится за этот предлог, и в магической биологии произойдет новый переворот, злорадно понадеялся Невилл. Сожрите друг друга, гады, думал он, уткнувшись взглядом в цветастое полотнище, которое должно было изображать процветание Британии под властью Волдеморта и его Жрецов смерти. Сдохните все, сволочи.

С наглядной агитацией управились досрочно. Дальше было чтение вслух — историческая книжка о Повороте, которым в 1981 году закончилась долгая смута. Волдеморт и его верные Жрецы смерти свергли магоненавистническое правительство, дали всем права, вывели магию из подполья.

Невилл помнил себя с середины восьмидесятых. Когда-то в детстве он пытался расспрашивать бабушку о героических временах войны, но она повторяла общие слова из книжек.

Как утверждала официальная риторика, Поворот дал права и благосостояние всем слоям общества, магам, маглам, волшебным существам. На деле маглов вполне открыто признавали людьми второго сорта и к благам магической цивилизации имела доступ только небольшая их верхушка, примерно в таком же положении пребывали и разумные магические создания.

Конечно, до Поворота их положение могло быть еще хуже. Учебники так и утверждали, и Невиллу нечего было противопоставить им. Только все время подавляемая, смутная ненависть, для которой не находилось разумных причин, которую никто не поддержал бы, вздумай Невилл заговорить о ней. Газеты, коллеги, бывшие учителя, родные — все на разные лады одобряли режим. Возможно, под принуждением, но что они сделают, если принуждение вдруг исчезнет? Не воспроизведут ли все то же самое по собственной воле? Как понять, где граница между вынужденным согласием и добровольной инициативой, и не переходит ли вынужденное в добровольное после сотни, тысячи повторений?

В конце концов, для магов жизнь совсем не плоха. Все тяжелые и опасные работы выполняют маглы. И что, возможно, важнее, маги всегда чувствуют себя элитой среди миллионов простецов. Человек — существо общественное, для него имеет значение не просто обладание благами, но статус в глазах остальных членов общества. Там, где остальные ползают на брюхе, иметь привилегию ходить всего лишь чуть-чуть пригнувшись — колоссальная ценность. Конечно, это подкуп со стороны верхушки, но подкуп чертовски действенный. И эффективно разделяющий подвластных.

Что думают маглы, интересно было бы узнать. Но попробуй Невилл подкатить к кому-нибудь из них с вопросами, его приняли бы за министерского провокатора. Впрочем, что они ненавидят магов, можно предположить и без дополнительных изысканий. Поэтому разумному магу придется признать, что ему необходим режим, контролирующий и подавляющий маглов, а революция и свержение власти поставит под угрозу стабильность силовых ведомств и обеспечиваемую ими защиту. Магические существа должны бы ненавидеть людей. Ни с кем из них Невилл не имел возможности поговорить, кроме домовиков. Их униженная покорность слишком напоминала его собственную, чтобы выглядеть убедительной.

Нет, все разъединены, подозрительны друг к другу, никто не решится на сотрудничество. Да и с чего задумываться об этом, оборвал себя Невилл. С какой стати ему взвешивать, кто готов к восстанию, с кем можно было бы объединиться? Всего лишь один разговор с миссис Скамандер — ее уловка, провокация — подтолкнул к такому повороту мыслей, на какой Невилл еще не решался.

Прошло несколько недель с праздника Остары. Невилл иногда думал о миссис Скамандер, наблюдал за людьми в коридорах и залах Министерства, но Луны Скамандер среди них не увидел ни разу. Возможно, она уже арестована — и недостаточно известна, чтобы об этом пошли слухи. Но арест или хотя бы опала ее влиятельного мужа не остались бы незамеченными, информация о них попала бы в газеты, будь то прямо или между строк. А навык чтения между строк освоили худо-бедно все британские маги. Хотя, конечно, неприятности могли пасть только на голову Луны, обойдя стороной изворотливого натуралиста. А может, она и вправду просто провокаторша.

К очередной легпроверке Невилл еще не выкинул из головы опасливого интереса к судьбе миссис Скамандер.

Хлопнула дверь, заставив всех подобраться. На лице Эрни Макмиллана появилась радушная улыбка, а Невилл, не полагаясь на свои светские навыки, постарался изобразить угрюмо деловитое выражение. Повадка легилиментов обычно бывала подчеркнуто равнодушной, даже грубоватой, и Невилл бессознательно к ней подстраивался.

— Выше голову, — скомандовал один из проверяющих. Второй стоял чуть поодаль: охрана на случай непредвиденных обстоятельств, пока основной член группы погружен в чужое сознание. Как будто кто-то осмелится напасть на них… хотя, конечно, враги Волдеморта могут быть всюду, бдительность необходима — Невилл послушно задрал подбородок повыше, чтобы легилименту было удобнее. Тот, с отстраненным выражением лица, стоя, копошился в воспоминаниях и мыслях Невилла, и наконец отпустил его. Невилл обмяк в кресле, наблюдая, как проверяют Эрни.

На обед Невилл пошел один. Напряжение и страх после проверки еще не отпустили, он пережевывал в голове действия легилимента, в сотый раз оценивал, не выдал ли чего-то фатального, и боялся не сдержаться в присутствии Эрни, сболтнуть что-то вслух.

— -

В субботу сотрудников нескольких отделов отправили сажать деревья на Аллее магической славы. Это было одно из немногих занятий, доставлявших Невиллу удовольствие, и колдун погрузился в него с головой. Настолько, что не заметил, как оказался рядом с миссис Скамандер. Луна, коротко взглянув на него, продолжила утрамбовывать землю вокруг саженца вилозуба, как будто не знакома с Невиллом. С ее ушей свисали большие красные серьги. Невилл заговорил:

— Вас давно не было видно.

— Я лежала в госпитале святого Мунго, — грустно ответила Луна.

— Что-то повредили?

— Там исследовали причины моего антиобщественного поведения.

Невилл застыл.

— Я сигнализировал о вашей выходке в день Остары, — наконец сказал он, не глядя Луне в глаза.

— Ну, что поделать, — вздохнула она. — Я, правда, надеялась, что до этого не дойдет. Рольф очень сердился. Он потратил много сил, чтобы убедить отправить меня в больницу, а не в «подземку». Ведь никакой гарантии, что я снова не подведу его…

Значит, прохиндей и подонок Скамандер все-таки рискует, спасая свою непутевую жену, подумал Невилл. А ты, считающий себя честным человеком, сразу побежал доносить.

— Ему со мной одни неприятности, — наивно улыбнулась Луна, и Невилл сглотнул сквозь ком в горле. Его накрыла неприязнь к самому себе и нечто странно напоминающее ревность — к Скамандеру. Она же провокаторша, напомнил себе Невилл, перестань.

— Мне жаль.

— Ничего, — безмятежно ответила Луна, — это небольшое возмещение за мою разбитую жизнь и веру в людей.

Невилл поперхнулся.

— Для меня столько значили его идеи. Я думала, мы вместе напишем новую страницу в физиологии разумных магических существ. А потом поняла, что он обманщик. Хотя все кругом ему верят. Мы давно живем раздельно.

— Ох, — сказал Невилл неловко — и самым неловким было, что от печальной истории Луны его переполняла радость.

— Теперь мне нужно туда, — показала Луна на руководителя своей бригады. — Всего хорошего.

Невилл кивнул, но не смог заставить себя повернуться спиной — и украдкой несколько раз смотрел, как палочка Луны поднималась в такт «Агуаменти!», поливая только что посаженные деревья.

Он перестал подозревать ее.

В конце рабочего дня, когда все собирали орудия труда, Луна снова спланировала маршрут так, чтобы ненадолго оказаться рядом с Невиллом, и незаметно сунула ему в руку бумажный кулек:

— Вы можете как-нибудь зайти ко мне.

— Что это? — полушепотом спросил Невилл.

— Внутри портал до моего дома. Он закончится через неделю. Вечерами я всегда у себя.

Самодельный портал, восхищенно думал Невилл. Так недалеко и до разрушенного фонтана в атриуме Министерства магии. Серьги качнулись, когда Луна попрощалась, и Невилл, присмотревшись, понял, что это две маленьких редиски.

Дома он спрятал кулек под кровать, потом, проснувшись среди ночи, понял, что это самый предсказуемый тайник. За окном стояла полная луна, тускло освещавшая сад. Утром Невилл полил цветник, обработал дупло в старой груше, изничтожил ростки сорняков. Когда через несколько часов он направился в дом, бумажный кулек лежал между балок под крышей старой беседки.

Несколько дней Невилл колебался, выбирал время. Он помнил, что портал закончится к субботе. Иногда весь план начинал казаться губительной авантюрой. Не говоря уже о незаконности, самодельный портал просто физически небезопасен. Кто знает, насколько миссис Скамандер или тот, кто помог ей, аккуратны и сильны в заклинаниях. Может, возьмешься за предмет в кульке, а тебе ноги оторвет при переброске. Или сознание повредится.

Но портал сработал без сучка без задоринки. Приземлился Невилл в зарослях лопухов. Листья поднимались выше его головы. В просветах зелени виднелся дом — высокая черная башня, напоминавшая шахматную ладью. Листва зашелестела, за кустами мелькнуло яркое пятно, и Луна улыбнулась Невиллу, отведя несколько побегов лопуха:

— Вы все-таки решились придти ко мне. Я не исключала нового сигнала.

— Не напоминайте, — Невилл думал, что будет переживать, но раскаяние сразу отпустило, он почувствовал себя на удивление свободно. — Я решил вам верить. Но согласитесь, вы вели себя очень подозрительно. Нельзя подходить на общественном празднике к незнакомым людям и звать в подпольную организацию, вас сочтут провокатором.

— Да, я неопытная вербовщица, — согласилась Луна. — Если бы ко мне подошли в Министерстве и позвали в подпольщики, я бы согласилась.

— И закончили бы в подвале Департамента охраны порядка, — передернул плечами Невилл.

— Может быть, мы и так там закончим, — мягко ответила Луна. — Я не рассчитываю дожить до победы. Но когда перестаешь надеяться, становишься гораздо свободнее. Если бы вы были готовы умереть, вас больше нечем было бы запугивать, нечем сломить.

— Может быть, — Луна говорила страшные вещи, о которых и сам Невилл часто думал душными одинокими ночами. Но тогда они вгоняли в отчаяние, а сейчас в душе отчего-то зазвучала странная надежда. Может быть, и правда, хватит бояться. Может быть, пора посмотреть своему страху в глаза и распрямить плечи.

— Так вы хотите… — Луна подошла совсем близко, и Невилл, сам себе удивляясь, привлек ее к себе:

— Разрушить Министерство, убить Волдеморта, развешать на фонарях Жрецов смерти? — Невилл вздохнул легко, как будто с сердца свалился пудовый камень. Луна обнимала его в ответ, и он засмеялся: — Да. Я хочу, чтобы явился Гарри Поттер.

Они поцеловались. Невилл ощущал этот вкус свободы, не открывая глаз. Вкус поражения, которое настигло его наконец в изматывающей борьбе за жизнь, вкус победы в борьбе за собственное сознание. Он был уверен, что когда откроет веки, на них уже будут направлены палочки «подземных». Но ничего не происходило. В конце концов где-то рядом раздалось смущенное покашливание, и вместо стражей порядка к ним подошел немолодой человек в желтой мантии.

— Папочка, можно было не беспокоить нас, — упрекнула Луна. — Мы бы пришли попозже.

— В саду сыро, — извиняясь, надтреснуто заговорил он. — Я поставил чай.

Нимфадора Джонс подняла руку, подзывая очередную служебную записку. Еще что-то на сегодня, начальство совсем совести лишилось, подумала она раздраженно, ночь скоро! Все уже разошлись, соседние кабинеты были заперты.

Пергамент подлетел к ее лицу, и Джонс прочитала:

«Детка, у нашей родственницы памятная дата. Если хотите, можете заглянуть ко мне в кабинет».

Сердце сразу зачастило. Нимфадоре еще не доводилось видеть почерк Лестрейндж, но она поняла, от кого письмо.

Отправив записку, Беллатрикс убрала бумаги в стол, в пару взмахов палочки заперла его и наложила проверочные заклинания. Она не слишком опасалась вторжений, но бдительность лишней не бывает. Потом накинула легкую уличную мантию и подошла к окну, ожидая, пока Джонс доберется с подземных этажей. На публике она не стала бы дожидаться рядовой сотрудницы министерства, но без зрителей можно отмести эти условности, не мозолить глаза визитом Джонс в свой кабинет важнее, чем разводить перед ней церемонии.

Мисс Джонс входила в команду Грейбека, а его берсерки были самым надежным подразделением ведомства Яксли. Департамента охраны магического правопорядка. До сих пор подхода к этому ключевому участку не нашел никто из конкурентов в жесточайшей борьбе за власть, которая с далекого восемьдесят первого года заполняла все существование Внутреннего круга Жрецов смерти.

В восемьдесят первом они оказались на грани краха. После всех усилий, ожесточенных боев, тяжелых жертв развоплощение Темного лорда поставило дело чистокровных под угрозу уничтожения. Дамблдор, вероятно, рассчитывал, что устранение лидера разрушит их движение. Но созданная Волдемортом организация сумела выстоять и без своего основателя.

Они смогли взять контроль над магической Британией, а затем и над магловской. Исчезновение Темного Лорда решено было скрыть от всех за пределами Внутреннего круга на то краткое, как заявляли адепты, время, которое понадобится, чтобы вернуть повелителя к жизни в физическом теле.

Краткое время длилось уже три десятка лет и конца ему не предвиделось.

Имя и культ Волдеморта оказались удобными политическими инструментами. Народу нужен один обожествляемый кумир, а не двадцать или сорок. В то же время для двадцати реально правящих олигархов удобнее прославление фантома, а не кого-то из реальных опасных конкурентов. Разумеется, на словах даже среди своих принято было заявлять о любви к Темному Лорду и надежде на его скорейшее воплощение. Попытки провести воплощение периодически старательно симулировали в тайне от широкой публики и в молчаливом страхе, как бы кто-то не решил довести дело до конца.

Из тех, кто в начале восьмидесятых составлял Внутренний круг, в живых оставалось меньше половины.

Несколько человек в разное время пали жертвой покушений, которые официальная пропаганда объявляла актами террора со стороны таинственной повстанческой организации Дамблдора. Министерство магии отвечало на них усилением бдительности, арестами и казнями людей, сознававшихся в разнообразных вредительских замыслах. О том, как добивались этих признаний, ходили жуткие слухи, впрочем, не мешавшие публике верить заявлениям казненных.

Другие члены Внутреннего круга сами оказались уличены в предательстве и пособничестве врагам режима и разделили судьбу своих недавних жертв.

То, что Беллатрикс Лестрейндж после тридцати лет такой мясорубки все еще оставалась в игре, было немалым достижением.

Лестрейндж встретила гостью уже одетой для выхода. Не глядя, она взяла ведьму под руку, и их дернуло аппарацией. Свободная для аппарации зона в личном кабинете, поразилась Нимфадора! Даже у Фенрира не было такой привилегии.

— Это перемещение зарегистрируют? — для верности переспросила Нимфадора, когда они приземлились где-то в сельской местности.

— Я была бы задета, если бы кто-то решил так поступить, — сдержанно улыбнулась Беллатрикс.

На самом деле Нимфадора понимала, что никаких гарантий нет. Члены Внутреннего круга наверняка следят друг за другом неусыпно, и обнаружить, что кто-то из подчиненных Яксли вошел в неформальный контакт с Лестрейндж — дело времени.

Беллатрикс миновала ограду маленького сельского кладбища. До могилки ведьмы дошли молча. На покосившейся плите было написано имя Андромеды Блэк и даты рождения и смерти. Андромеда не дожила до установления нового порядка.

— Она была моей любимой сестрой, — внезапно сказала Лестрейндж.

— Я взяла бы цветы, если бы знала, куда мы отправимся, — тихо произнесла Джонс.

— Неважно, детка, — тон не вязался с сердечностью обращения, оставался холодным. — Сегодня ей исполнилось бы… не хочу считать.

Лестрейндж взмахнула палочкой, очищая подножие камня от грязи, потом сотворила букет.

— Вы проводите меня домой? — спросила она немного погодя.

— Конечно, — склонила голову Джонс.

Дом Жрицы смерти тоже производил впечатление. В прихожей Джонс вздрогнула, увидев головы домовых эльфов на стене, сделала шаг назад и споткнулась о стойку для зонтов в виде ноги тролля. Ее вскрик разбудил даму на портрете.

— Здравствуйте, тетушка, — прохладно кивнула портрету Беллатрикс.

— Моя тетка Вальбурга Блэк, — пояснила она, когда обе ведьмы достигли гостиной. — Из ее ветви никто не дожил до наших дней. Кричер, ужин!

Домовик — роскошь, которой у Джонс никогда не было. Она с завистью смотрела, как он сервирует стол.

— Ну что же, детка, — холодные глаза Беллатрикс снова остановились на племяннице, — расскажите мне, как вы жили до сих пор. Как оказались на улице, что помните из тех лет. Осталось ли у вас что-нибудь от Меды? Как вы напали на ее след?

Нимфадора с облегчением пустилась в воспоминания: детство выглядело самой безопасной темой для разговора.

Лестрейндж слушала, откинув голову на высокую резную спинку кресла.

В первые годы нового режима слава преданнейшей последовательницы Темного Лорда и мастера черной магии оказала Беллатрикс дурную услугу. Многие соратники опасались, что она постарается вновь воплотить Темного Лорда. Но даже когда эти опасения не оправдались, ее положение оставалось под угрозой. В олигархической системе, сложившейся после Поворота, опасно было выглядеть слишком сильным игроком. Против таких объединялись в первую очередь. Теперь, чтобы подобраться к ключевым позициям, нужно было выглядеть достаточно безвредным, простоватым, посредственным. Компромиссной фигурой, которой можно дать ход, чтобы избежать усиления более грозных соперников.

— Но я совсем заговорила вас. Ваш чай остыл, — произнесла Лестрейндж тоном любезной хозяйки, и Нимфадора, вздрогнув, опрокинула чашку.

— Ох, простите…

— Ничего, детка, — успокоила ее Жрица смерти. — Кричер уберет.

Чашка сама собой резво перевернулась, а запачканный край стола очистился.

— Простите. Изящные манеры — не мой конек.

— Вряд ли мистер Грейбек обучал своих детишек светскому обращению, — кивнула Лестрейндж. — Зато, говорят, они очень любят старину Фенрира. А вы, мисс Джонс?

Слова «любовь» и «преданность» были знакомы Джонс. Сама она ничего подобного в жизни не испытывала и сначала думала, что с любовью дело обстоит так же, как с преданностью Волдеморту, желанием отдать жизнь за магическую Британию, чистокровной гордостью и прочими пламенными чувствами, которые нужно симулировать, чтобы выглядеть приличным перспективным членом общества.

Но потом работа столкнула ее с доказательствами существования привязанности, ради которой люди готовы поступать в ущерб себе. Джонс допустила, что любовь на свете бывает, и научилась учитывать этот фактор.

Она подняла глаза на Жрицу смерти и ответила:

— Я люблю Волдеморта. Это самое главное.

— Разумеется, — слабо улыбнулась Беллатрикс.

Бредя по мокрой траве, Невилл приглядывался к мистеру Лавгуду. Редкие встрепанные волосы, шейный платок, в котором Невиллу в конце концов удалось опознать старый чулок… Если Луна со всеми ее странностями могла выглядеть экстравагантной, но по-своему стильной, то ее отец больше походил на деревенского сумасшедшего.

Кухня оказалась абсолютно круглой, с яркими рисунками по стенам; Невилл завертелся, рассматривая их, пока голова не пошла кругом.

— Ах да, мы незнакомы, — рассеянно заговорил мистер Лавгуд. — Ксенофилиус Лавгуд, редактор.

— Невилл Лонгботтом, — протянул руку гость.

— Да, я, разумеется, слышал о вас от Луны.

Невилл безмолвно поискал ее взгляд. Ведьма дернула плечом.

— Присаживайтесь. Как вам чаек?

— Отлично, спасибо, — Невилл отхлебнул из кружки, и его чуть не стошнило. Вкус был одновременно приторно сладкий и горький и еще отдавал какой-то тухлятиной.

— Сахарку? Всегда забываю его предложить.

— Нет, не надо, сэр.

— Не буду настаивать, — Ксенофилиус опустился на колени за кухонным шкафом, возясь с каким-то хламом. — Но вот от этого вы не откажетесь.

Он поднялся на ноги, с триумфальным видом сжимая в руке какую-то бумагу.

— Папа! — Луна тоже вскочила, рассерженно глядя на отца. — Слишком, безумно рано! Невилл еще ничего не умеет!

— Миссис Скамандер, — смущенно начал Невилл

— Я не хотела вас обидеть, — обернулась к нему Луна. — Но вы ведь не владеете окклюменцией?

— Мне даже неизвестно, что это такое, — пришлось сознаться Невиллу. Ксенофилиус вновь ушел за шкаф, и, видимо, убирал то, что так опрометчиво оттуда вынул.

— Защита от легпроверок. Как вы справлялись с ними до сих пор?

Невилл уткнулся взглядом в край стола. Он признался в ненависти к режиму, но открыть свой способ казалось слишком крупной жертвой, слишком большим риском.

— Старался думать только о том, о чем положено, — наконец выдал он меньшую часть правды.

— К этой тактике все прибегают, но ее недостаточно. Начнем немедленно, мы ведь не знаем, когда будет следующий раз. Папочка?

— Конечно, Луночка, — закивал старый колдун. Невилл все еще не понимал, что они собираются делать, а хозяева маленького домика расселись вокруг кухонного стола с таким видом, будто собирались заняться спиритизмом.

— Начнем с абсурда. Папочка, что-то ничего в голову не приходит…

— Олух. Пузырь. Остаток. Уловка, — буднично перечислил мистер Лавгуд.

— Пусть будет пузырь. Мистер Лонгботтом, повторяйте это слово. Можно про себя, можно вслух.

После нескольких десятков повторений слово стало казаться бессмысленным, звуки — путаться, кувыркаться, меняясь местами.

— Зупырь, — хихикая, пробормотал он, — ызрупь, рузыпь…

Луна поощрительно кивала. Наконец подняла руку:

— Хватит пока. Вы поняли принцип?

— Да, но как это помогает от легилименции?

— Расшатывает жесткую привязку к реальным воспоминаниям, наращивает легкость в манипуляции образами. Но есть и другие техники.

— Откуда вы только их узнали? — поразился Невилл. — Мне ничего не удавалось найти, вся информация под запретом.

— Папочка многое знает, — многозначительно сообщила Луна. — Вы ведь в курсе, он редактор «Придиры»?

Невилл вспомнил дурацкий журнальчик, о котором говорили коллеги: городские легенды и глупейшие конспирологические сплетни, — и радость поутихла. Наверное, и окклюменция их — из той же оперы, бредни сумасшедших. А он так загорелся сначала.

Хотя портал сработал чисто.

Может, и сумасшествие не совсем настоящее? Может, они его выбрали как маскировку, чтобы скрывать свои подрывные идеи, чтобы притвориться безопасными?

— Вы думаете, что папа странный, — мягко заговорила Луна. — И что? Не поверите мне, потому что я ношу редиски в ушах? Лучше доверять Персивалю Уизли, который всегда одет прилично и в высшей степени разумен?

— Нет, — успокоил ее Невилл. — Наверное, в нашем мире безопаснее выглядеть странным.

— Реальность вокруг нас безумна. Мы к ней приспособились.

Но…

— Вы говорили, что моим способом пользуются все. Но как это можно узнать? Вы что, кого-то спрашивали?

Луна с рассеянной улыбкой провела пальцем по ободку чашки. Невилл закрыл лицо руками. Ну конечно. Она при первом знакомстве заговорила с ним о Гарри Поттере.

— Вам вообще знакомо слово «осторожность»? — сдавленно спросил он. — Миссис Скамандер, не делайте так больше. Ради меня…

Он поперхнулся, сообразив, что сказал; чертовски самоуверенно для первого свидания, которое, может быть, и не свидание вовсе. Как бы она не обиделась. Но Луна грустно кивнула:

— Ради вас, мистер Лонгботтом. Хорошо. Я вижу, что вы еще не отказались от надежды уцелеть. Я не помешаю вам обманывать себя.