Шаги по стеклу (гет)

Разве ты не слышишь

Это сердце, оно бьется тише

Я жду, я не смею

Все забыть...

Подскажи, как теперь мне...

Дышать...

(с) Tractor Bowling

Серое, бесцветное утро постепенно вступало в свои права. Стрекот сверчков сменился шумом проезжающих автомобилей, по площади забегали первые суетливые прохожие, а вот мне спешить было совершенно некуда и незачем... Где-то вдалеке послышался раскат грома, а затем темное небо озарила яркая вспышка молнии... Приближалась гроза, и мне стоило поискать более надежное укрытие, чем крыльцо дома на площади Гриммо. Но у меня просто не было сил... Рука в нерешительности сжала дверную ручку, обрамленную ползающей змейкой. На стук никто не ответил.

"Меня здесь никто не ждет", — подумала я и уселась на каменные ступеньки, расстелив на них старую мантию. Живоглот уместился рядом, жалобно мяукнув, и уткнулся носом мне в руку. Пальцы машинально гладили теплую шерсть, а мысли мои уплывали куда-то вдаль... По щекам катились злые слезы, высыхая на ветру, но я даже не замечала этого... Меня охватила какая-то странная апатия ко всему происходящему. Словно я лишь посторонний зритель, от которого не зависит исход финала. Впервые в жизни я не знала, что делать дальше. Конечно, у меня были деньги на то, чтобы снять номер в дешевом отеле на несколько дней, но этого было слишком мало, чтобы продержаться наплаву... Устроиться на работу? Ни в маггловском, ни в магическом мире в моем положении это было уже не возможно. Конечно, магглорожденным студентам выделялось небольшое пособие, вне зависимости от того, были ли у них родственники в маггловском мире или нет, но возвращаться в школу за два месяца до родов было, по меньшей мере, абсурдно. Там меня тоже больше никто не ждал. Дело было даже не в том, что я была бы объектом многочисленных насмешек со стороны сверстников, на подобные вещи мне давно было наплевать, а в том, что соседства с маленьким плачущим ребенком вряд ли кто-то бы вынес...

Конечно, до холодов можно было бы жить в палатке, купленной для походов в лес Дин с родителями, благо, она была при мне. В этом случае я даже могла бы протянуть на имевшиеся деньги до осени. Но это так же не являлось решением проблемы...

Я сидела, потирая глаза, и отчаянно боролась с дремотой, но усталость все-таки взяла верх... Я закрыла глаза, опустив голову на колени, и забылась беспокойным сном, в котором неустанно мелькали разгневанные лица родителей...

* * *

Я открыла глаза, медленно вглядываясь в темноту комнаты, утонувшей в вечерних сумерках. Сквозь полуоткрытые занавески пробивается тусклый свет фонаря, позволяя глазам выцепить размытые очертания пары кресел и комода, стоявшего около противоположной стены. Под пальцами смятая простынь, колени согнуты под себя. "Где я?" — вслух, полушепотом, закусив губу. Вокруг слишком тихо. Неестественно тихо, оттого и хочется. В комнате жарко, душно и влажно. Хочется распахнуть окно и увидеть, как ветер колышет занавески. Одним движением сажусь, скрипя диванными пружинами. Звук получается резким, словно металл по стеклу, и я невольно вздрагиваю, ощущая, как громко стучит сердце. Откидываю спутанные волосы на плечи и поднимаюсь, слегка пошатываясь. Кружится голова, кровь шумно стучит в висках. Ватные ноги ступают по холодному полу. Несколько шагов — и пальцы нервно теребят задвижку оконного шпингалета, впуская в комнату вечернюю прохладу. Я жадно вдыхаю воздух, словно это сытная пища, пытаясь подавить подступающую тошноту, а затем ощущаю толчок в живот, и губы мимо воли растягиваются в улыбке, которую никто и никогда не увидит. Глаза, уже привыкшие к темноте, различили едва уловимые контуры распахнутой двери, и я решительным шагом направилась в темноту, намереваясь все-таки выяснить, где нахожусь.

Годы спустя я научусь ходить по этому коридору на ощупь, с закрытыми глазами, но в тот момент я спотыкалась и падала, вздрагивая от внезапного шороха, доносившегося откуда-то неподалеку. Под ногами противно скрипели половицы, казалось, будто это не трение досок о пятки, а фальшивая игра на скрипке мимо нот. Это резало слух. Но тишина пугала еще больше. Дом казался чужим, и в тоже время... знакомым и родным. Лишь почувствовав, как о ногу потерлось что-то мягкое, а затем жалобно мяукнуло, я внезапно поняла, что все-таки нахожусь на Гриммо. Решив окончательно подтвердить догадку, я толкнула плечом первую попавшуюся дверь, и, распахнув ее настежь, проникла внутрь.

Легкие тут же наполнились удушливым табачным дымом, слишком тяжелым для восприятия, и я едва подавила желание закашляться. В комнате было темно. Почти. Единственным источником света была зажженная сигарета в его руках. Сириус Блэк сидел за столом, спиной ко мне, и смотрел на какую-то фотографию. Лица было не видно, но в его неясном силуэте чувствовалось напряжение. Моих тихих шагов он, казалось, и не слышал вовсе. А может, просто делал вид. Я никогда не спрашивала. Ни в тот июльский вечер, ни много ночей спустя. Никогда. Какая-то часть меня хотела уйти и оставить его в одиночестве со своими мыслями, но вместо этого я тихо опустиласьна соседний стул.

Сигарета в его руках погасла, сменившись тусклым мерцанием зажженной лучины, и я, наконец, смогла рассмотреть колдографию, стоявшую на столе. Сердце тут же предательски екнуло — со снимка мне улыбались Гарри и Сириус, снятые около рождественской ели за несколько дней до возвращения в Хогвартс... Я осторожно провела рукой по стеклу в рамке, едва касаясь пальцами того места, где была изображена непослушная шевелюра Гарри, как будто пытаясь ее пригладить, ощущая, как бьются под кожей потоки силы...

Тишина дрогнула осколками битого стекла в пустой раме, впиваясь в ладони, словно острые иглы. Я поднесла окровавленные ладони к лицу, впитывая металлический запах, будто опиум, провела по щекам, пачкаясь в ярко-алый, а затем ощутила соленый привкус на кончике языка...

Обрывки колдографии валялись рваными ошметками на столе. А я стояла и смотрела на них, словно преступник на тело жертвы.

— Репаро, — тихо произнес Сириус, и картинка вновь обрела целостность. Как просто...

Вот только пустоту в душе не залатаешь никаким заклинанием.

Его было слишком много. В каждом дурацком воспоминании. Везде. Вот здесь он сидел, отпивая сливочное пиво, слегка задумавшись. А там, поодаль, у плиты, подхватывал Джинни, которая поскользнулась и обронила посуду... А еще он любил сидеть на подоконнике и наблюдать за людьми на площади. Подперев рукой голову и сложив по-турецки ноги. Даже Молли не решалась его отругать в такие минуты. Казалось, что вот-вот откроется дверь, и он войдет, улыбаясь одними уголками губ... И все станет как будто чуточку проще.

Но нет, треклятая дверь была заперта встречным порывом ветра, ворвавшегося сквозь приоткрытое окно. Я застыла, глотая воздух, словно рыба, выброшенная на сушу. Открывая и закрывая рот, не в силах произнести ни слова. А затем начала медленно оседать на пол...

Но сильные руки подхватили меня, крепко прижали к себе и не дали упасть. Совсем как тогда, возле злосчастной Арки... Легкие заполнились запахом табака и одеколона с легкими нотками кардамона. Казалось, они пропитали Сириуса изнутри, словно вторая кожа.

Или он растворился в удушливом шлейфе запахов. Похоже, Блэки сам не знал. Он просто... подхватил меня на руки, наколдовал неказистую повязку на окровавленные ладони, усадил к себе на колени и баюкал, словно ребенка. Зарывался пальцами в непослушные волосы и механически гладил по голове.

Молчал. А я говорила... говорила... Меня словно прорвало. Слова лились из горла как расплавленный воск на чугунный подсвечник. Вспоминала то, о чем, казалось, давно позабыла...

О том, как Гарри впервые закрыл меня собой в том злосчастном туалете на втором этаже, заложив тоненький фундамент нашей дружбы, превратившийся с годами в прочную стену.

Как крепко меня он обнял, прежде чем шагнуть в черное пламя и встретиться с Квиррелом...

Как находясь в оцепенении после встречи с василиском, запертая в своем сознании, я ощущала, как он сжимает мои пальцы, и на короткое мгновение мне становилось легче. Потому что знала — рано или поздно он найдет способ вернуть меня к жизни. Верила, как наивная маленькая девочка, которая начиталась сказок о прекрасных принцах, спасающих спящих красавиц. Несмотря на всю напускную серьезность, это всегда было во мне. Вера в чудо. Именно она заставляла меня не сдаваться в трудную минуту. Преодолевать свои страхи. Быть "железной" даже тогда, когда казалось, что все давно уже кончено. Один только Бог знает, как дрожали мои пальцы, поворачивая стрелки хроноворота в Больничном крыле на третьем курсе. Одно неосторожное движение, лишний оборот — и все могло закончиться катастрофой. В тот вечер я осознала, каково это — нести ответственность за чью-то жизнь и впервые столкнулась со смертью лицом к лицу, когда увидела два бездыханных тела у кромки воды и сотни бесплотных существ, скользящих над ними, словно тени... Годами позже я узнаю, что дементоры не поглощают души, а всего лишь служат проводниками между миром живых и мертвых. И что в тот вечер ни Гарри, ни Сириус не могли бы погибнуть просто потому, что это было не их время. Это было всего лишь предупреждение о грозящей Блэку опасности и возможность заглянуть за грань этого мира. Гарри никогда не рассказывал мне о том, что видел, когда находился без сознания, но в его глазах после этого навсегда поселилась грусть. Даже когда он смеялся...

Вспомнился мне и Святочный бал, точнее то, какими глазами на меня смотрели друзья. Как будто видели впервые.

Рассказала и о том, что, вызывая Патронус, я представляю его улыбку и счастливый смех. На самом деле, в его жизни было не так уж и много поводов для веселья...

Почему-то это казалось правильным — говорить о Гарри с Блэком. Если кто и мог меня понять, так это он. Слишком много у них было общего, несмотря на то, что они не успели узнать друг друга как следует. Казалось, время еще будет... Они поселятся вместе на Гриммо, станут по вечерам устраивать шуточные дуэли, играть в плюй-камни и ходить в бар по воскресениям, как старые закадычные друзья. А теперь, теперь то что? Пустая кухня, часы-ходики мерно тикают. Хриплое дыхание Блэка обжигает шею, а в груди как будто плавятся раскаленные кирпичи. И память, чертова память, еще слишком свежа. Потому и хочется выкричаться. Высказать все — пусть знает, каким был Гарри. Слова льются рекой, может быть, однажды я обрету покой. Сотни прожитых вместе вечеров вспыхивают в сознании и гаснут, оставляя влажные дорожки на щеках... Это не приносит облегчения... Это лишь попытка отдышаться...

Научиться существовать по отдельности, вращаться в параллельных галактиках, где Гарри и Гермиона никогда не будут спутниками.

Вот только о самом главном рассказать я так и не сумела. О том, что где-то под сердцем бьется чужой пульс и теплится жизнь. Что губы мои все еще помнят тот поцелуй, полный горечи и отчаяния. Что Поттер больше чем друг...

Блэк догадался сам. Просто почувствовал, как что-то толкается в руку.

— Это ребенок Гарри? — вопрос разрезал тишину, словно лезвие по коже.

Короткий кивок головой — и я соскочила с его колен, не в силах встречаться с ним взглядом. Я не знала, что увижу в его глазах... Жалость? Презрение? В любом случае, зачем ему подобная обуза в доме?

— Я пойду, спасибо за все, — постаралась бросить я как можно более буднично. Не вышло. Голос предательски задрожал, а в горле вдруг пересохло... Тишина вокруг была слишком красноречивой... Только нелепые многоугольные часы на стене все так же тикали, вторя несмелым шагам по скрипящему паркету... Раз... Два... Три... Раз... Два... Как будто ритм старинного вальса в моей голове. Раз... Два... Три. Пальцы ощущают холод металлической дверной ручки. В небольшом проеме струится свет ночных фонарей и веет ветер, от которого появляется гусиная кожа. Еще несколько шагов и старинный дом скроется из виду... Растворится в предрассветном тумане за пеленой непрошеных слез.

Вот только сделать их, мне было не суждено — холодные пальцы Блэка сомкнулись на запястье железной хваткой.

— Не уходи... — тихим голосом, охрипшим от сигарет и виски. — Ну, куда ты пойдешь в такую рань, Грейнджер... Гермиона.

— Я не знаю... Я должна уйти, — собственный голос показался чужим. Руки Блэка связывали крепче любых веревок, а доводы терялись где-то на границе глаз цвета лондонского неба. Он промолчал, лишь понимающе кивнул головой, а затем подхватил меня на руки и запер ногой дверь.

Тугой узел в груди, сжимающий изнутри, на секунду ослаб под давлением нового якоря.