The Goddess of Never Being Broken - Богиня несломленных (гет)

Когда пришли заморозки, настроение Северуса ухудшилось вдвое против прежнего. И однажды вечером он произнес вслух то, что Гермиона ожидала от него услышать.

— Улучшений нет, — тихо вынес он сам себе приговор. — Я уверен, что вы сделали все, что было в ваших силах, Гермиона, но я больше не могу тратить ваше драгоценное время. У вас множество пациентов, которые по-настоящему нуждаются в вашем внимании.

— Северус, прошу...

— Доброй ночи, — сухо бросил он, встав с кресла и направившись к выходу из комнаты без заминок. Он выучил каждый угол дома и уже редко спотыкался обо что-либо.

— Северус, пожалуйста...

— Я съеду отсюда завтра утром. Могу только выразить вам... свою сердечную благодарность. За все, — Северус слабо улыбнулся. — Боюсь, что этот случай оказался действительно безнадежным.

* * *

По пути в свою спальню Гермиона споткнулась обо что-то твердое и тяжелое в коридоре. Включив свет, она увидела два запакованных чемодана у входной двери. Квадратные и громоздкие, они ждали своего хозяина для того, чтобы рано утром уехать из этого дома, от нее.

* * *

В эту ночь, в последнюю ночь, когда завывал ветер, тряслись оконные стекла, она услышала, как он кричит из своей комнаты в последний раз.

Гермиона толкнула незапертую дверь. — Северус? — она слышала, как рвано и тяжело он дышит. — Вы?..

— Я в порядке, Гермиона. Просто еще один сон, — Снейп отвел взгляд. — Обещаю, это был последний раз, когда я разбудил вас посреди ночи.

Гермиона знала, что этим он просил ее уйти, но все равно не могла сдвинуться с места, не хотела. Сильнее вцепившись в дверной косяк, она стояла наполовину в тени, но все еще в комнате.

— Гермиона. Я слышу, как вы дышите, — его голос оставался хриплым.

— Я тоже вас слышу, — она сделала шаг внутрь. Потом еще один. И продолжала ступать, пока не приблизилась к кровати. Он снова лежал на спине, укрытый наполовину, и закрывал лицо рукой.

— Я буду скучать по вас.

— Северус...

Он не двигался, молчал.

Глубоко вздохнув, она присела на край кровати. Положила ладонь на его руку. Мышцы напряглись под ее прикосновением, но он не отстранился.

— Что вам снилось?

Северус только покачал головой.

Гермиона легла рядом, головой на подушку. Она подняла руку над его лицом, а потом слегка коснулась его щеки. Он отреагировал на ее прикосновение, повернувшись и чуть наклонившись.

— Это была не ваша вина, — прошептала Гермиона.

Она провела рукой по его волосам, уткнувшись лицом ему в плечо, в шею, все еще мокрую от пота из-за кошмаров.

— Теперь вы можете отпустить это. Все в порядке.

— Отпустить? — повторил он неверяще. — И за что же мне тогда держаться?

— За меня.

— Зачем?

— Затем, что я люблю тебя.

— Нет, — он покачал головой, — это невозможно...

Вместо ответа она поцеловала его. И он позволил этому случиться. Он не сопротивлялся, но и не отвечал. Когда Гермиона коснулась губами его губ, подбородка, скулы и щеки, он повернул голову, чтобы дать ей возможность поцеловать ухо и кромку волос. Его пальцы непроизвольно сжались, дыхание сбилось. Она чуть отстранилась, думая, какими еще словами можно убедить его в его невиновности...

Северус вздрогнул, поймал ее за плечи и, притянув ближе к себе, накрыл рот Гермионы своим, целуя так, будто этот поцелуй оценивался. Руки скользили по ее спине, задирая рубашку до лопаток, открывая большой участок гладкой кожи. Ее грудь так сильно прижималась к его, что он мог почувствовать ее мягкость, упругость, сводящую с ума. Ему хотелось как можно больше ее обнаженного тела — ощущать его, прикасаться к нему. В то время как осенний дождь стучал в окно, грозясь превратиться в первый снег в любой момент, Северус торопливо стянул с Гермионы нижнее белье, а потом и свое, высвободив член и прижавшись к ней. И теперь, когда они оба оказались раздетыми, Гермиона, тяжело дыша ему в губы, бормотала утешительные слова, и он слушал, внимал, а может даже соглашался с тем, что она говорила: «Все в порядке, отпусти, забудь...»

Она перевернулась и оказалась на нем сверху. Северус вошел в нее, испытав одновременно возвышенное и пугающее чувство, какое не испытывал за всю свою жизнь. Он не хотел, чтобы все закончилось, поэтому начал двигаться медленно, иногда останавливаясь, а после ускоряясь. Гермиона направляла его руками и голосом, обвивая ногами его, руками держась за поясницу, до боли впиваясь пальцами. С каждым толчком его мрачные мысли и ужасные воспоминания оттеснялись, они будто стирались и освобождались. С Гермионой он отбросил осколки своей прежней жизни, позабыл о терзающих душу воспоминаниях. Он чувствовал, как бьется пульс под ее кожей, как напрягается спина и с губ срывается воздух, что ему практически хотелось смеяться, радоваться и ликовать, но вместо этого он прижался губами к ее ключице — коже немого соленой от пота — и слушал шум дождя за окном, и...

— Я люблю тебя, — произнес он, изгибаясь жестко, безжалостно, но вместе с тем нежно. — Я люблю тебя, люблю тебя...

— Я знаю, — прошептала она прямо ему в губы. — Все будет хорошо. Хоть он и хмыкнул, Гермиона все равно почувствовала его улыбку. Он будто бы знал, что она говорит правду, и, возможно, самую малость в это поверил.

* * *

Дождь лил всю ночь и закончился под утро. Гермиона проснулась, вдыхая холодный воздух. Солнечный свет растекался по комнате, ударяя ей в лицо. Она открыла глаза, потянулась, и, повернувшись, увидела Северуса, смотрящего на нее.

— Доброе утро, — произнес он, улыбаясь.

— Да, — резко выдохнула она. — Да. Доброе... утро. Он смотрел. Смотрел прямо на нее, в упор.

— Ты выглядишь... — начал он, медленно моргая. — Ты такая...

— Северус...

— Ты прекрасна, — он слегка рассмеялся. — Я уже и забыл. Как же я мог забыть, насколько ты прекрасна?

— Ты...

— Да.

Она поймала его лицо руками и прижалась губами к его.

— Еще раз, — попросил он, и она поцеловала его снова. — Еще, — повторил он и в этот раз поцеловал ее более уверенно.

— Скажи мне это.

— Ты прекрасна.

— Еще раз.

— Прекрасна...

— Еще...

* * *

Проснувшись, Гермиона обнаружила, что в постели одна. Она приподнялась и увидела Северуса в другом конце комнаты: он стоял лицом к стене, что-то разглядывая. Сначала Гермиона не понимала, на что он смотрит. Она поднялась с постели и подошла ближе, следя за его взглядом. А потом...

— Откуда здесь эта картина? Она все время была здесь? — его голос звучал чуть хрипло, и спина, казалось, была напряженной под ее пальцами.

— Да. Один пациент подарил мне ее много лет назад. Я и забыла, что она здесь висит.

Он оставался неподвижным. Гермиона увидела, как подергиваются мышцы на его шее.

— Северус, — он не обернулся. — Что случилось?

— Она была здесь постоянно. В этой комнате.

— Да, — немного сбитая с толку, она замолчала. — А что?

Но он все так же смотрел и смотрел на картину и на подпись под ней.

— Северус.

— Акхиландесшвари*.

— Северус.

И он прочитал надпись тихим, чуть громче шепота, голосом.

— Эта богиня учит нас, что быть сломленным, значит быть сильным. Что порой, когда мы чувствуем себя потерянными или напуганными; когда привычный распорядок жизни рушится или когда мы теряем тех, кого любим, и наши сердца разбиты, именно тогда мы находимся на пике своего могущества. Если мы сможем обуздать свои страхи, жить с ними, использовать их как во благо, а не позволять им управлять нами, мы сможем справиться с любимы трудностями, что уготовила для нас судьба.

В маленькой комнате его дыхание казалось громким. Гермиона вздрогнула и сглотнула.

— Я никогда не... читала это, точнее читала, но не вникая в смысл, — тихо сказала она.

Он развернулся и схватил ее, схватил за плечи и обнял. Сверус дрожал. Спустя какое-то время он выпрямился и прижался губами к ее рту, скуле. Его дыхание было рваным и горячим. — Я не знал. Я не видел.

— Нет. Конечно же, нет. Ты не мог... — Гермиона обняла его за шею. Они стояли, прижавшись друг к другу.

— Я не могу уйти. Не могу, — выдохнул Северус.

Она улыбнулась.

— Тогда оставайся.

* * *

Последний день осени оказался очень ярким и очень холодным. За окном, где полночи лил дождь, замерзли лужи, создав сложные узоры вен, ставшие живительной силой для зимы. И, наконец, вечером того же дня выпал первый снег, укрывший землю, травы, сад и прошлое.