A Single Whole (джен)

«Браво, доктор! Вы прирождённый грабитель».

х/ф «Приключения Шерлока Холмса и доктора Ватсона»

Время шло: день за днём, неделя за неделей. Заканчивался второй месяц учёбы. На многих занятиях вскоре после вводных лекций началась практика. Гарри прилежно выполнял необходимые пасы палочкой и чётко выговаривал слова заклинаний, но так и не смог добиться высоких результатов; все хорошие оценки зарабатывались благодаря теории, которую Гарри знал лучше всех. Он впитывал знания, как губка. Каждый предмет был особенным по-своему, в каждом были свои сложности, которые приходилось преодолевать — чары и трансфигурация ему упорно не давались, отчего раз за разом он ловил на себе разочарованные взгляды преподавателей. С защитной магией дела шли порядком лучше, уж непонятно почему — палочка там была нужна никак не меньше. На занятиях алхимией Гарри стал лучшим на курсе — но не совсем потому, что у него были какие-то выдающиеся способности к предмету, он был хорош, а вот у остальных дела обстояли ещё хуже. А занятия по магической экологии проходили под колючим взглядом профессора Бразо, невзлюбившей его с первого занятия.

Один учебный предмет стал для Гарри чем-то новым, совершенно фантастическим, полностью олицетворяющим собой волшебство, — урок полётов, который проходил раз в неделю. Здесь не было учебников и конспектов, не было маханий палочкой и непонятных слов, только ты, волшебная метла и бесконечное небо. Возникало непередаваемо восхитительное чувство, когда ноги отрывались от земли, воздушные руки словно бы подхватывали его лёгкое тельце и несли вверх, к облакам.

По выходным многих студентов, особенно младших, родители забирали домой. Замок опустевал и погружался в тишину, чем напоминал музейные дворцы. В такие дни Гарри пробирался в кабинет учебного инвентаря, брал метлу и шёл летать в сад, в ту его часть, где и в обычные дни почти никого не бывало. Однажды за этим делом его застал месье Бурховец. Гарри думал, что на этом его счастье закончится, но садовник его удивил: он только понимающе улыбнулся и посоветовал летать ближе к «мадам Изабель» — старенькому винограднику на окраине сада, перед которым росли высокие тополи. Позже выяснилось, что Филлип в молодости был ярым поклонником игры в квиддич и сам играл на профессиональном уровне. Садовник рассказал Гарри много подробностей об этой волшебной игре и даже показал несколько приёмов полёта. Незаметно он стал вроде тренера для Гарри. Наблюдая за полётом с земли, он часто неодобрительно бормотал себе под нос: «Летаешь, как подстреленный цыпленок! Никуда не годится! Разве это полёт? Я в твои годы уже такие кандибоберы выписывал, что любой прославленный воображала мог подавиться своей завистью».

Отработки со смотрителем замка, вечно сонным месье Рафу, прошли практически незаметно. Пожилой смотритель дал Гарри задание вычистить неиспользуемый класс и ушёл. Вернувшись через пару часов, он обнаружил своего подопечного увлеченным своим занятием. Гарри тщательно (так уж он был приучен: если за что-то берёшься — выполняй это со всей старательностью) драил полы, парты, доски и другие поверхности. За два дня классная комната заблестела и засияла. Смотритель даже всерьёз посоветовал Гарри бросить учёбу и зарабатывать себе на жизнь уборкой помещений. Тот открестился и торопливо ретировался. Он просто любил порядок.

Несколько раз приходилось заходить в больничное крыло из-за спины. Мадам Эйтл вливала в него какую-то гадость, называемую лечебными зельями, и выпроваживала. И вскоре спина уже практически не донимала Гарри, он чувствовал себя почти идеально.

Инцидент в библиотеке говорил о том, что милая с виду красавица Флёр Делакур внутри таковой отнюдь не являлась. По абсолютно неведомым Гарри причинам она невзлюбила его, и он ждал войны. Однако Флёр, на удивление, внезапно прекратила какие бы то ни было выпады по отношению к Гарри и словно забыла о его существовании. Могло даже показаться, что она… почувствовала себя виноватой и раскаивалась в содеянном. И, поговаривали, даже поссорилась со своим другом Анри. Но Гарри было решительно всё равно, что творилось в сумасбродной головке этой эгоистичной старшекурсницы — у него было достаточно более интересных тем для размышлений.

Всё остальное время Гарри проводил в библиотеке. Помимо выполнения учебных заданий, он интенсивно выискивал различные способы поиска кого или чего-либо. Ему уже удалось найти… почти ничего. Были кое-какие заклятья и ритуалы, основанные на магии крови, с помощью которых можно было найти своего родственника, — но это, пожалуй, было единственной хорошей новостью. Помимо крови, требовались весьма недюжинные магические силы, до которых Гарри было ещё минимум шесть курсов обучения магии. Отыскалось лишь одно относительно нетрудоёмкое заклинаньице, но оно не дало никаких результатов, словно у Гарри не существовало на земле ни единого кровного родственника.

От отчаяния в голову даже пришла страшная мысль, что Поттеры могли умереть — мало ли что могло произойти у них в жизни! Ведь порой так мало нужно для смерти человека. Но Гарри гнал эти мысли поганой метлой, оправдывая свой провал тем, что у него просто не было достаточно магических сил для всех этих поисковых заклятий — у него даже чары левитации с трудом выходили!

Он в некотором роде отвлекал себя от гнетущих мыслей изучением латыни. Вначале всё пошло довольно гладко, поскольку у французского языка латинские корни, но позже Гарри начал спотыкаться на грамматике и застрял на падежах — он надеялся на содействие графа Альфотуса в этом вопросе, но своевольное привидение внезапно куда-то пропало.

В общем, бездельничать Гарри не приходилось. В своём плотном графике он выделял очень мало времени своим однокурсникам, даже Этьену, с которым был уже на полпути к нормальной человеческой дружбе, но отчего-то отстранился. А с Сэмюелем он только периодически виделся в гостиной: чаще всего они просто проходили мимо, словно не были знакомы, а изредка садились напротив друг друга с книжками в руках и перекидывались парочкой дежурных фраз. Гарри почти позабыл про своих единственных друзей в змеиных шкурах, отчего в душе периодически скреблась вина.

Одним тёплым вечером он отправился навестить друзей второй раз почти за два месяца. Гарри присел в беседке в саду, неподалёку от леса, которая была обозначена «местом встречи».

— Ригель! Антарес! — осторожно позвал он. На призыв никто не откликнулся. Что, впрочем, было неудивительным: если они и присутствовали неподалёку, то наверняка гордость не позволяла им кинуться к Гарри с «распростертыми объятиями».

Вздохнув, он принялся оправдываться:

— Ребята, я понимаю, что виноват. Просто всё так закрутилос-сь, завертелос-сь, я и не заметил, как время пролетело. — Он надеялся, что друзья всё-таки были рядом и он не разговаривал сам с собой. — Я, чес-стное слово, очень сожалею о с-своём поведении.

Тишина.

— Хэй?

Снова тишина.

Гарри вздохнул и устроился на лавочке с ногами. Обхватив коленки руками и положив на них подбородок, он принялся ждать.

Отдалённое шипение вывело его из состояния полудрёма.

— …никто там не живёт. Он наверняка тебе наврал, а ты, балда, поверил!

— Ну почему обяз-зательно наврал! Он не похож на трус-са, который не спос-собен хотя бы подползти к той границе!

— Что-о? Ты с-сам понял, что только что с-сказал? Это значит, ты — трус-с, и я — тоже трус?

— Конечно, нет, мы там не появляемс-ся не потому, что трусим, а потому что… с-с-с… О, Гарри! — воскликнул Антарес, когда они с Ригель приблизились к Гарри.

— Привет! Вы где были?

— Как где? — удивилась Ригель. — Не мож-жем же мы вечно торчать-с-с под этой деревяхой.

— Ну да, верно… Вы не с-сердитесь на меня? — осторожно спросил он.

Ригель раздражённо передёрнула кончиком хвоста, и Гарри уже ожидал её привычного «Какой же ты глупый!», но она сказала лишь:

— О чём реч-чь!

Гарри начал расспрашивать друзей, как они проводили время без него. Те тут же принялись в два голоса рассказывать о замечательном лесе, о саде, о тех, с кем они успели познакомиться, и прочих мелочах. Гарри слушал и кивал с понимающим видом. Выговорившись, Ригель спросила:

— У тебя-то как жизнь?

Гарри пожал плечами.

— Неплохо. Учусь. Мне всё никак не удаётся нормально транфигурировать с-спичку в иголку.

— И всё? — подозрительно поинтересовалась Ригель. Гарри знал, что от них ничего не скроешь, поэтому рассказал, что его мучает: о безрезультатных поисках и о том странном человеке, которого он встретил в лесу, и о его словах. Насколько его в самом деле напугала фраза: «…если в скором времени ты не найдёшь его, то можешь потерять навсегда».

Ригель задумчиво водила кончиком хвоста по земле.

— И что, — наконец сказала она, — и потом он так внез-запно исч-чез? — Гарри уныло кивнул. — Прос-сто взял и канул в лето?

— Канул в лето? — приподнял брови Гарри. — Откуда такое выражение?

Ригель горделиво приподняла маленькую головку.

— Мы тут с-с одним интеллигентом поз-знакомились. Он в болоте ж-живёт, тут неподалёку.

Гарри фыркнул.

— Ну, если уж на то пошло, то правильно будет «канул в Лету». Потому что Лета — мифологическая река забвения. А если с-серьёзно, — поспешил он сменить тему, замечая, что Ригель явно собиралась спорить, — то да, так и исчез, больше ни слова не сказав. И больше я его не видел. Хотя и искал, рис-скуя навлечь на себя гнев профессора Бразо и декана.

— Какое подозрительное с-существо, — Ригель легко было отвлечь от темы, теперь она снова погрузилась в задумчивое состояние, для неё, впрочем, несвойственное. — А что, если он живёт на той с-стороне?

— Но ты же только что говорила, что там никто... — возмутился было Антарес, но быстро исправился под предупреждающим взглядом сестры: — Действительно, интересная мысль! — и интенсивно закивал головкой. Ригель, удовлетворённая, отвернулась.

Гарри вздохнул. Под «той» стороной подразумевался лес за границей Трёх дубов.

— Может быть. Но… как вы думаете, он знал, о чём говорит? — вопрос получился каким-то жалким, и даже змеи не могли не заметить, как дрогнул его голос. Ригель ласково скользнула кончиком хвоста по бледной руке. Может, она и не была слишком чувственной, но иногда умела спрятать свой яд, когда это было действительно необходимо. Антарес склонил маленькую головку, разглядывая растерянного и напуганного ребёнка.

— Не бойс-ся, Гарри, — прошипела Ригель, — ты найдёшь с-свою с-семью, что бы там ни говорил этот ч-чудак.

— Мне бы вашу увереннос-сть, — вздохнул Гарри.

Посидев под деревом ещё некоторое время, Гарри поднялся.

— Мне пора, уже поздно.

Попрощавшись, он неторопливо побрёл к замку.

Когда он заворачивал за угол замка, приближаясь к главной лестнице, в него внезапно кто-то врезался. Удар был настолько сильным, что Гарри упал на свою многострадальную спину. Из глаз чуть ли искры не посыпались.

— Ой! — раздался откуда-то сверху нежный женский голос, в следующую секунду над Гарри склонился тёмный силуэт. Он вытер выступившие слёзы и, щурясь, посмотрел на склонившуюся над ним девушку. Гарри её узнал: то есть они не были знакомы лично, но лесную нимфу невозможно было не узнать. Тем более что группу таких вот девушек он видел периодически в Трапезной. Светло-голубые глаза смотрели с растерянностью и страхом.

— Прости, ты не ушибся? — пролепетала она, помогая Гарри встать.

Он лишь отрицательно покачал головой.

— Ещё раз прости, я тебя не заметила, — жалобно сказала девушка.

— Н-ничего, — пробормотал Гарри, — со мной всё будет в порядке.

— Правда? — неуверенно спросила она. Гарри молча кивнул. — Э-э… ну тогда я пойду, — девушка поправила ремень сумки и пошла дальше.

— Подожди, — внезапно для самого себя остановил её Гарри. — А ты кто?

— Меня зовут Каллисто, я работаю в замке.

Гарри заметил, что она была взволнована, но пыталась это скрыть, что получалось у неё неважно. Она нервно теребила ремень сумки и бросала встревоженные взгляды в сторону замка.

— Я — Гарри, — представился он в ответ и поспешил попрощаться, не желая навязываться, — заметно же, что девушка спешила. — До встречи, Каллисто.

— До встречи, Гарри, — сказала девушка, улыбнувшись ему. Гарри замер на мгновение — казалось, последней, кто дарил ему такую искреннюю и тёплую улыбку, была его мать.

Девушка скрылась в густых зарослях леса. Гарри начал подниматься по лестнице, сосредоточено хмурясь. Эта девушка вызвала странное чувство, словно он что-то упустил из виду. Но вот что…

Когда он дошёл до спальни, его соседи уже разошлись по кроватям. Гарри умылся, переоделся в пижаму и тоже лёг. И уже засыпая, он понял, что же его так насторожило в этой девушке, а если точнее — кого она ему напомнила — у неё была такая же бледная кожа, длинные волосы и странная одежда, как у того загадочного мужчины около границы. «А что, если он тоже нимфа?»

* * *

«Внимание учащимся!

Вчера, 28 октября, из зала

Славы были украдены старинные реликвии замка Шармбатон! Объявляется экстренный

сбор в Трапезной. Присутствие обязательно. Учебные занятия на 29 октября

отменены в связи с выяснением обстоятельств преступления.

Заместитель директора,

Жуана де Горсие».

Гарри, как обычно, хотел пропустить завтрак, но, прочитав это объявление, занимающее почти всю доску в гостиной факультета, понял, что завтрака не избежать.

— Интересно, кому это понадобилось? — раздался задумчивый голос Этьена рядом.

Гарри пожал плечами. По крайней мере, теперь стало ясно вчерашнее поведение нимфы. Только вот одно смущало — девушка казалась вполне безобидной и даже… хорошей. «Хорошей? Хорошие не воруют! — строго заметил мысленный голосок. — Хотя почему нет? Бывает и такое». Гарри решил не делать поспешных выводов и не обвинять нимфу раньше времени во всех смертных грехах.

В Трапезной стоял гомон. Студенты собирались в маленькие группки, шушукались и подозрительно косились друг на дружку и на хмурых профессоров. В нише, в которой время от времени пел хор лесных нимф, сейчас никого не было. Впрочем, неудивительно. Факультеты смешались, кто-то занял место Гарри у стола. Мысленно бурча: «Как будто кого-то убили, в самом деле», он сел на свободное место, которое случайно оказалось напротив Сэмюеля. Тот, как всегда, был невозмутим — остались ещё в этом замке адекватные люди, а не одни истерички и истерики.

— Доброе утро, — безучастно поздоровался Сэмюель, когда Гарри сел напротив него.

— Доброе утро, — тем же тоном ответил он и замолчал.

Когда все ученики собрались в зале, со своего места поднялась директор Максим.

— Как вы все уже знаете, вечером вчерашнего дня было совершено ограбление. Украдены древние свитки, принадлежащие этому замку ещё до основания академии. Поскольку свитки почти не имеют материальной ценности, профессора вынуждены предположить, что грабителем был одним из учеников академии, — по залу прошла волна шепотков, директор невозмутимо продолжила, чуть повысив голос: — Поэтому, если кто-то из вас хотел таким образом пошутить, прошу признаться в этом сразу, ибо в противном случае наказание будет суровым.

Все настороженно посмотрели на своих соседей, словно ожидая, что они сейчас вынут из кармана древние свитки и кинутся к ногам преподавателей с повинной. Но никто не кинулся, и директор продолжила:

— Ну что ж, надеюсь, никто из вас действительно не виноват в этом преступлении. А сейчас профессора проверят ваши волшебные палочки на последнее совершаемое ими заклятье.

Что удивительно — проверяли даже первогодок. Неужели эти невероятно ценные реликвии так плохо охраняли, что их мог украсть даже студент первого курса? «Внимательнее надо быть к дорогим вещам, господа», — мысленно пожурил Гарри, отдавая свою волшебную палочку профессору Мерле. Тот с раздражённым видом (видимо, он был с Гарри схожего мнения) пробормотал: «Priori Incantatem». Из палочки профессора вылетел золотистый лучик, палочка Гарри завибрировала, и из неё появилось нечто полупрозрачное, похожее на дёргающееся в конвульсиях, словно живое, перо. Гарри вспомнил, что вчера тренировался чарам левитации, которые у него всё никак не выходили. Профессор бросил сквозь стиснутые зубы: «Deletrius», и облачко растаяло.

Пока проверяли палочки других учеников, Гарри безучастно разглядывал потолок. Он однажды заметил, что маленький рыжий ангел над ним дерзко ухмыляется и целится луком уже не в сторону выхода, как прежде, а в сторону преподавательского стола. Позже он понял, что многие фигуры на фресках меняли свои позы и местоположения на потолке зала. Иногда, когда нечем было себя занять, он играл в игру «Найди отличия», выискивая изменения, произошедшие с персонажами. Сейчас же крылатый карапуз, обиженно надувшись, висел примерно над головой рассеянного Этьена.

Когда проверка палочек учащихся ничего не дала (кроме каких-то запрещённых в академии заклятий у нескольких старшекурсников), студентам наконец дали позавтракать.

Гарри лениво потрошил омлет на маленькие кусочки. Аппетита не было, и он с грустью думал о целом дне без занятий. С другой стороны, можно было бы этот день провести в библиотеке. Но в небе сгущались тучи, и Гарри боялся, что, если погода испортится, многие решат завалиться в библиотеку, и покоя тогда не жди.

— Как твои дела, Гарри? — внезапно спросил Сэмюель.

Гарри удивлённо приподнял брови, но быстро справился с собой и вернул лицу безразличное выражение.

— Неплохо, а у тебя?

Даже если бы он сейчас сказал: «Я умираю, и жить мне осталось два дня», ответ «Сожалею» прозвучал бы тем же неизменным безразличным тоном, которым всегда общались эти двое. У них с Сэмюелем сложились странные отношения: Гарри не понимал, какие именно, как и не понимал, почему они вообще общаются. Его, скорее всего, привлекал интеллект старшекурсника, от которого он мог узнать много нового и полезного. Отношение же Сэмюеля к его персоне, казалось, не имело под собой никакой почвы: кому нужен безызвестный магглорождённый мальчишка, не блещущий ни талантами, ни связями? Во всяком случае, это общение, балансирующее на грани дружбы и безразличия, могло вызывать лишь недоумение.

— Тоже ничего, — пожал плечами Сэмюель.

— Весь день свободный. Чем будешь заниматься?

— Не знаю. Может, допишу эссе по защите.

Гарри немного помолчал и ляпнул:

— Может, поможешь мне с трансфигурацией? — глаза он так и не поднял, боясь выдать неловкость.

— Почему бы и нет? — помолчав, ответил Сэмюель.

Гарри бросил на парня взгляд из-под опущенных ресниц, анализируя его реакцию: насмешливо приподнятый уголок губ и весёлые искорки в глазах. Он явно был доволен. «С чего бы?» — подозрительно подумал Гарри.

— Отлично. Где и когда?

«Тьфу, словно свидание назначаю», — мысленно поморщился Гарри.

— Если дождя не будет, встретимся у реки после обеда или же в гостиной.

— Договорились, — кивнул Гарри и, оставив наконец в покое свой омлет, вышел из зала.

* * *

Утро Гарри решил посвятить изучению латыни. К счастью, ни у кого из учеников не было такого пристрастия к лингвистике, как у Гарри, поэтому в секции вымерших языков никого не было. Он устроился за столом, обложившись учебниками и словарями.

Он уже исписал два пергамента со всякими таблицами и исключениями, когда, как обычно неожиданно, возник граф Альфотус.

— Te saluto (с лат. «приветствую вас»), Гарри! — раздалось прямо у него над ухом.

Гарри вздрогнул и обернулся к призраку, при этом с некой гордостью отмечая, что понял его (дело немудреное, но всё же).

— Добрый день, граф, — вежливо поздоровался он в ответ.

— Рад видеть вас в добром здравии, Гарри, — несколько грустно сказал граф (Гарри надеялся, что грустно не от того, что он жив и здоров).

— А почему я должен быть не в здравии?

— Ваше падение, Гарри, затронуло некие струнки моей души, — вздохнул граф. — Ведь когда-то я был на вашем месте.

— Вас столкнули с лестницы? — приподнял брови Гарри.

— Почти, — покачал головой граф. — Я упал сам. А ведь всего лишь хотел достать книгу с полки. С тех пор она всегда со мной, — он помахал прозрачной книгой перед лицом Гарри.

Тот рассеянно проследил за траекторией движения книги.

— К несчастью, — продолжил граф, — мне повезло меньше, чем вам. Когда на утро меня нашли, я уже был мёртв.

Гарри поёжился. Необычно было услышать такую фразу из чьих бы то ни было уст.

— Мне жаль, — он постарался вложить в голос как можно больше сочувствия, но отчего-то получилось не очень убедительно — сложно было жалеть о смерти того, с кем имеешь возможность поговорить, как с живым.

— О, не жалейте меня, Гарри, — добродушно махнул рукой призрак. — Я вот совсем не жалею. Мой отец умер очень давно, я его совсем не помню, а мать не слишком-то меня жаловала, поэтому, когда я стал привидением, она, урождённая Ретус, продала моё bonum avitum (с лат. «родовое имущество»), передающееся из поколения в поколение от самого первого де Бальзамо, не моргнув и глазом. Понятия не имею, что она делала дальше. А вот замок попал в руки какому-то знатному учёному, который превратил моё родовое поместье в академию. Я его почти не видел здесь, но говорят, он был великим человеком.

Граф задумчиво перебирал реденькие прозрачные волоски на подбородке.

— Так вы здесь ещё до создания академии? — удивился Гарри.

— Кажется, я только что об этом говорил.

— Простите. Просто я немного удивлён. Вы, получается, историческая личность, граф?

— Ну что вы, Гарри, — смутился тот. — Просто я очень старый. Какая из меня личность?

«Старый… хм, а почему бы и нет?»

— Граф, а вы слышали последние новости? Из замка были украдены древние свитки, принадлежащие академии.

Призрак печально покачал головой.

— Да, мой юный друг, к несчастью, это известие долетело и до моих ушей. Не могу себе вообразить, кому это могло понадобиться.

«А вот я — могу, только не понимаю — зачем».

— А вы не знаете, что было в этих свитках? — осторожно спросил Гарри.

— Отчего же не знать — знаю, — Гарри задержал дыхание, граф же продолжал: — Знаю и решительно не понимаю, кому они нужны! Это ведь всего лишь обычные письма старому герцогу Жиндриху де Бальзамо от его жены. Кажется, он был двоюродным дядей моего прапрадеда… или братом моего прапрапра… хм… Я не очень хорошо разбираюсь в этих семейных связях, да к тому же не так хорошо знаком с ветвью де Бальзамо, как мне хотелось бы, — печально закончил он.

Гарри пребывал в растерянности.

— Письма? Простите, но, быть может, эти письма содержали какую-нибудь важную информацию? Или какое-нибудь пророчество? — по тому количеству книг, которое Гарри успел уже прочесть, и тому, сколько раз авторы ссылались на какого-либо знаменитого прорицателя, предсказавшего что-либо, становилось ясно, что в магическом обществе пророчества и пророки имели особый авторитет. Это частенько становилось причиной войн и восстаний. Что уж говорить, даже немало магглов верят в предсказания. — Или рецепт долголетия? — мечта многих волшебников и магглов. — Или зашифрованная карта сокровищ, в конце концов! — Гарри не мог поверить, что в этих свитках действительно не было ничего стоящего.

Граф несколько обескураженно на него посмотрел.

— Не знаю, Гарри. Может, там действительно что-то есть. Но из официальных источников этого не известно. Я сам никогда не читал этих писем — они написаны на непонятном мне языке, вероятно, на древнем диалекте этой области. Когда-то они валялись в пустынных уголках этой библиотеки. Я de visu (с лат. «своими глазами») видел, как основатель академии собственноручно стирал с них пыль. Он тогда так восторгался. Понятия не имею почему. Может, из-за возраста писем? Уж больно они старые, — граф неопределённо пожал плечами. И, немного подумав, добавил: — К тому же на редком диалекте…

Гарри задумчиво кивнул. «А что, если это вовсе не Каллисто их украла? Почему я сразу на неё подумал? Девушка шла домой после рабочего дня, и какая разница, что этот дом — в лесу, а девушка — нимфа? Но если это не она, то кто же? Самый правдоподобный вариант — это кто-то из учеников. Допустим, глупый подросток решил пошутить, сорвать занятие или поспорил с кем-то — мало ли что кроется в безрассудной голове подростка. Конечно, учителя не дураки и тоже подумали на студентов. Для того и была устроена эта утренняя проверка. Только какая-то ненадёжная эта проверка…»

— О, обед кончился, — восклицание графа вывело Гарри из размышлений. — Сейчас опять народ прибудет. Bona venia vestra (с лат. «с вашего позволения»), Гарри, я откланяюсь. Optime tibi eveniant omnia (с лат. «всего хорошего»)!

— Всего хорошего, граф, — машинально ответил тот и тут же подскочил на месте: «Обед кончился? Так быстро!» Торопливо побросав в сумку все свои вещи, он направился к реке.

* * *

— Прости, что задержался, — первым делом сказал Гарри, найдя Сэмюеля у реки.

— Ничего. Я только недавно пришёл, — пожал плечами тот.

Место, которое выбрал Сэмюель, было чуть ближе к лесу и дальше от реки. Поэтому они оказались в отдалении от остальных учеников, решивших понежиться на солнышке. Небо всё же разгладилось, радуя детей остатками тепла бабьего лета.

— Ну и что конкретно у тебя не получается? — поинтересовался Сэмюель, когда они уселись на траву под деревом.

— Превратить спичку в иголку, — Гарри подавил в себе стыд от того, что не умеет делать такие элементарные вещи. Он достал из кармана учебный материал в виде коробка спичек, который дала ему профессор.

— Ладно, — Сэмюель достал из кармана волшебную палочку. — Смотри и запоминай.

Коснувшись кончиком палочки маленькой спички, он вывел в воздухе незамысловатую фигуру и чётко произнёс:

— Transmutatio acus.

Спичка засеребрилась, вытянулась и плавно превратилась в иголку. Сэмюель довольно кивнул и посмотрел на Гарри. Не сказать, что тот был впечатлён — он видел это превращение множество раз на каждом уроке трансфигурации. Проблема была в том, что всегда превращаемая в иголку спичка была не его. Гарри хмуро посмотрел на своего временного учителя.

— Спасибо, но это я и так знаю.

— Отлично, тогда попробуй сам.

Гарри вынул из коробка ещё одну спичку и повторил всё в точности то же самое, что несколько секунд назад продемонстрировал Сэмюель. Только вот результат получился другой: спичка стала серебристой и слегка заострилась на конце, но осталась такой же толстой и гранёной.

— Хм… странно, — нахмурился «учитель». — Скажи, о чём ты думаешь, когда произносишь заклинание?

— Я думаю о превращении спички в иголку, — пожал плечами «ученик».

— Может, ты недостаточно убедительно думаешь?

Гарри нахмурился.

— Что значит «недостаточно убедительно думаешь»? Если ты имеешь в виду, достаточно ли сильно я хочу, чтобы чёртова спичка стала иголкой, то мой ответ «да». Я с этими спичками уже почти месяц мучаюсь. У меня скатываются оценки из-за невыполнения практики.

— Хорошо, хорошо, всё с тобой понятно. Но, может, оценки — это недостаточный стимул? Может, когда ты произносишь заклинание, тебе лучше думать о, например… Например, о том, что от этого может зависеть чья-либо жизнь.

Гарри недоверчиво посмотрел на своего наставника.

— Как мои оценки могут спасти кому-то жизнь?

— Да не оценки, забудь о них, — вздохнул Сэмюель. — Может, кому-то срочно понадобилась иголка.

— Как иголка может спасти жизнь?

— Всякое может быть, не заостряй на этом внимания. Попробуй, может, получится, — он положил перед Гарри ещё одну спичку.

Гарри вздохнул и закрыл глаза, чувствуя себя глупо. Как может спасти жизнь обычная иголка? Но он принудил себя подумать тщательней. Однажды в детстве он упал и, зацепившись за гвоздь, сильно поранил ногу. Когда мать отвела его в больницу, к изумлению ребёнка, доктор взялся за нитку с иголкой и просто-напросто зашил ему рану. Таким образом он вспомнил, что иголка всё-таки может спасти жизнь. Но кому? Гарри подумал о… брате. Ну да, а о ком же ещё? Он был единственным важным для него человеком. Если вдруг произойдёт чудо, он найдёт его, и случится так, что они окажутся на каком-нибудь необитаемом острове, и брат сильно поранится. По воле случая у Гарри в руках окажется только волшебная палочка, спичка и больше ничего. Младшекурсники ещё не были знакомы ни с какими лечебными заклятиями, и Гарри знал только заклинание превращения спички в иголку. А иголка пригодилась бы, чтобы зашить рану. Нитку можно было бы взять из одежды (Гарри не стал вдаваться в подробности, задумываться ещё об антисептиках и об обезболивающих). Ему нужна будет иголка. Гарри взял спичку и решительно повторил намертво заученные пасы палочкой, громко озвучив слова заклятья.

— Ну вот, я же говорил, что получится! — нотки самодовольства послышались в обычно равнодушном голосе Сэмюеля. Даже Гарри не смог сдержать мимолётной ухмылки при виде тонкой серебряной иголки с маленьким ушком.

— И всё-таки, — снова нахмурился Гарри, — я не понимаю. Неужели всем приходится фантазировать и всё такое? Я имею в виду... мне не кажется, чтобы мои одногруппники сильно уж мучились. Им было достаточно правильно произнести заклятье и правильно взмахнуть палочкой.

— Понимаю, — серьёзно кивнул Сэмюель. — Я тоже сильно не напрягался, когда первый раз превратил иголку. Я не специалист, но мне кажется, что у каждого волшебника магия и магические способности отличаются, так же как и характеры. Тебе может быть тяжелей в одной области, но легче в другой.

— И что, мне всегда будет так сложно? Как же я потом буду превращать живых существ?

— Я думаю, что теперь будет легче, — пожал плечами Сэмюель. — Возможно, тебе было сложно начать, настроить свою магию на нужную волну.

Он расслабленно облокотился на ствол дерева, складывая руки за головой. Гарри же задумчиво вертел в руках серебряную иголку. Надо будет её сохранить в память о пережитых мучениях.

— Не хочешь поплавать? — внезапно предложил Сэмюель.

Гарри покосился на речку.

— Нет, спасибо.

Он ещё ни разу не купался в этой речке, и, если честно, не очень-то хотелось. Вода выглядела какой-то… ледяной. Хотя остальные ещё купались и не жаловались.

— А я, пожалуй, искупнусь, — вставая, сказал Сэмюель.

Гарри издалека наблюдал, как он неторопливо идёт к реке и так же неторопливо раздевается.

— Не верь ему, — раздалось шипение совсем рядом.

Гарри огляделся и увидел Ригель и Антареса у камня, настороженно приподнявших свои головки, также наблюдая за Сэмюелем.

— Почему? — спросил он.

Ригель неопределённо покачала головой.

— Не нравитс-ся он мне, и всё тут. Хоть раз-з в жизни пос-слушай меня и держись от этого человека подальше.

Гарри слегка прикусил губу изнутри.

— Я и сам вижу, что он непрос-стой. Так что не волнуйся, я не собираюсь доверять ему свою жизнь.

— Правильно-с-с, — Ригель одобрительно кивнула головой. — Не нравятс-ся мне его цвета.

Гарри встрепенулся.

— Точно, я же с-совсем забыл! — он достал из сумки творение Йени Хофа «Что представляет собой магия». — Эта книга очень удачно мне попалась. Тут написано, что значат эти цвета, которые вы видите. Что вы там говорили насчёт моих цветов? — Гарри принялся торопливо листать страницы.

Змеи переглянулись и начали радостно перечислять все цвета, которые они углядели в Гарри, перебивая друг друга и споря, не сходясь во мнениях, — как назвать цвета и какого из них больше. В книге было написано о каждом из основных цветов, Гарри лишь делал пометки, а чтение оставил на потом.

— Гарри? — раздался над головой немного неуверенный голос.

Гарри поднял взгляд на Сэмюеля. Тот уже был облачён в мантию и никаких признаков «купания» не наблюдалось. Вот только вид у него был немного растерянный. Посмотрев Гарри в глаза, он медленно перевёл взгляд на двух змеек на траве. Гарри тоже на них посмотрел. Вроде не было ничего страшного: Антарес делал вид, что умер, вытянувшись на траве во всю длину, а Ригель неприязненным взглядом косилась на Сэмюеля, свернувшись в кольца аки крошечная кобра.

— Что он пялитс-ся? — раздражённо прошипела она. — С-скажи ему, что это неприлично!

— Сэмюель?

Тот снова медленно повернулся к Гарри, словно нехотя отрывая взгляд от Ригель (Гарри слышал, как она облегчённо вздохнула — фыркнула, буркнула, в общем, звук немного непонятный, но определённо облегченный).

— Гарри, мне показалось, или ты действительно только что говорил со змеями?

— Ну да, — всё еще не понимая, что послужило причиной такого странного поведения, ответил Гарри.

Брови Сэмюеля поплыли вверх.

— Ты знаешь парселтанг? — на его лице выражался глубокий мыслительный процесс.

— Эм...

— Ты змееуст? — нетерпеливо уточнил он.

— Ну, вроде того. — Сэмюель пристально разглядывал Гарри, словно видел его впервые. — А что в этом такого? — всё ещё недоумевал тот и неловко поёрзал на месте.

Сэмюель некоторое время молчал, потом рассеянно ответил:

— Это очень редкий дар. Очень.

Гарри недовольно отметил, что Сэмюель в очередной раз подтвердил то, что другим известно о Гарри больше, чем ему самому. «Ну что мне стоило расспросить Ригель и Антареса о змееустах подробнее? Наверняка они что-то знают».

— Кстати, — добавил Сэмюель как бы между прочим, вернув лицу безразличное выражение, — знание парселтанга всегда относили к Тёмной магии.

— Почему? — нахмурился Гарри. «Что плохого в том, чтобы говорить со змеями?»

— Потому что все известные змееусты всегда были Тёмными магами, — небрежно сказал тот. — Ладно, я пошёл в замок. Потренируешься потом ещё со спичками, чтобы закрепить результат, — и, подняв с земли школьную сумку, ушёл. Пройдя небольшое расстояние, он чуть замедлил шаг и обернулся, но, заметив, что Гарри смотрит ему вслед, отвернулся и продолжил путь.

— Ну, что он с-сказал? — нетерпеливо спросила Ригель, которая всё это время напряжённо вслушивалась в разговор. Антарес к ней присоединился. Гарри пересказал разговор с Сэмюелем.

— Вот нахал! — возмутилась Ригель. — Назвал нас-с Тёмными и глаз-зом не моргнул! — Антарес согласно закивал. — Чтоб тебе подавиться с-собственным языком! — гневно зашипела она в ту сторону, куда скрылся Сэмюель.

— Да брось, Ригель, — успокоительно сказал Гарри. — Он же, наверное, это не сам придумал.

— Откуда ты знаеш-шь? — тут же перебила Ригель.

— Ну, в этом нет с-смысла. Зачем бы ему врать? — развёл руками Гарри. Он и сам не понимал, что может быть Тёмного в змеях. Очень даже симпатичные маленькие зверюшки (конечно, не все такие маленькие, как Ригель и Антарес, но нельзя же причислять всех змей к Тёмным из-за отдельных гигантских и злобных видов).

— Наивная душ-ша… — покачала треугольной головкой Ригель. — Если бы не такие, как тот человечишко, род людей не был бы так опас-сен, каков он ес-сть! Уверена, не будь тебя рядом, он бы головы нам отс-сёк, не пос-стеснявшись!

Гарри фыркнул.

— Да ладно… Лучше расскажите, что вам известно о змееус-стах?

— Ну-с-с, — Ригель задумчиво посмотрела на брата. — Змееус-сты — это те человеческие существа, которые могут говорить на наш-шем языке и понимать нас-с, — медленно произнесла она.

— Это я уже, как ни с-странно, знаю, — перебил Гарри. — А что ещё?

— Что ещё-то? — недовольно пробурчала Ригель. — Ещё вроде был такой покровитель наш-шего рода… Э-э, как его там з-звали? — она вопросительно посмотрела на брата.

— С-Силузи… Салузар… Слизи…Слим… да, что-то вроде этого.

— Вот, так бишь о чём я? А, ну этот Салвар Сизир…

— Салазар Слизерин, — подсказал Гарри, закатив глаза. Как можно забыть имя, которое они сами не раз упоминали в разговорах?

— Ну, я так и с-сказала! — возмутилась Ригель. — Так вот, С-Салазар С-Слизерин был человеком, который очень многое с-сделал для наших сородичей. Он… и… а когда... и потом... ну, в общем, он был з-знаменитым человеком с-среди змей. Вот. А больш-ше я ничего не знаю.

— И я, — кивнул Антарес.

— И всё-таки, — прошипела Ригель, — держис-сь подальш-ше от этого с-субъекта, — она снова кивнула в ту сторону, куда ушёл Сэмюель.

— Хорошо, — вздохнул Гарри, — я буду держатьс-ся от него подальше.

— То-то же, — удовлетворенно кивнула змея. — Ригель плохого не пос-советует.

— Нет? — фыркнул Антарес. — А помнишь, ты однаж-жды с-сказала, что курятник — отличное место для нового гнез-зда?

— Это был единичный с-случай! — оправдательно воскликнула Ригель.

— Да ну, а когда ты с-сказала, что та вода в ведре очень даже пригодна для питья?

— Но я ж-же не знала, что это вовсе не вода! Выглядело так похож-же!

— Да мне ещё повез-зло, а ведь я мог умереть! А помнишь, когда...

— Да замолчи ты! — с досадой отдёрнула его Ригель. — Такую речь ис-спортил…

— Ладно, не ругайтесь, — усмехнулся Гарри, опасливо косясь на нахохлившуюся Ригель. — Мне уже пора в замок. Ветер тут холодный.