Глаза Трех Миров (гет)

— Орочимару…

— Что, Данзо?! — сидящий за столом молодой шиноби с усталым и крайне злым выражением лица морщил лоб и высчитывал что-то на бумаге, исписывая уже четвертый лист.

— Ну? Что скажешь на мое предложение? — Данзо был непривычно тих и даже не давил своей Ки.

Но Орочимару было не до нюансов. Орочимару разбудил в себе гения и естествоиспытателя. Но также он осознавал, что то, что ему предлагают — это либо бред, либо то, до чего еще никто никогда не додумывался…

— Скрещивание двух великих додзюцу глаз… По данному вами плану всё должно сработать… С помощью клеток сильного бескланового шиноби и куноичи клана Хьюга будет создан некий… плод. Ребенок, если хотите. Далее, лет через пять, мы пересаживаем, если, конечно, этот ребенок будет с бьякуганом, ему вместо одного из глаз шаринган… Ждем срастания кейракукей и…

— И есть активация обоих додзюцу в одном теле. Но будь внимателен с выбором кандидатов на роль… хе-хе… отца. Без геномов Сенджу, Учиха и прочих сильных, от которых остается внешность. Мы собираемся его подкинуть вначале на пост внешней охраны деревни, когда там не будет ни одного Учиха, а оттуда уже главе Хьюг… У него все равно сына нет, и он, как ты наверняка знаешь, очень переживает по этому поводу… Будет рад и даже пожалеет изуродованного ребенка… А мы вовремя снабдим его информацией по поводу того, что шаринган может пострадать от их этой печати младшего клана…

— Потому им просто придется дать войти нашему человеку в клан! Это поможет… — Орочимару растянул губы в немного безумной улыбке, но Данзо его прервал.

— Это поможет банально не дать случиться войне внутри деревни. Ты пока не знаешь, но все ведет именно к этому…

— И какого биджу я этого еще не знаю? — задался вопросом Орочимару, мгновенно вспомнивший, что ему, вроде как, прочат место хокаге в будущем.

— Это пока только предчувствие опытного шиноби, не более…

— Хм… Рассуждая логичес-с-ски… — змеиный саннин нервно облизнул уже по привычке удлинившимся языком губы. — Предположительно, еще большая вражда, внесенная владельцем шарингана в другом клане, между кланами Учиха и Хьюга сделает возможным ситуацию провокации клана красноглазых… И это, как раз-таки, вызовет внутреннюю войну… Чего-то я не понимаю, Данзо…

— Учиха будут воевать и враждовать не с нами… Не с АНБУ или Советом Кланов, а конкретно с Хьюга… И мало кто захочет из более слабых кланов полезть в разборки сильных… А ведь на нашей стороне есть еще и фуиндзюцу Узумаки. Но деревню это не ослабит, потому как все наверняка произойдет гораздо позже, когда ребенок вырастет... Ведь клан Хьюга — формирование крайне закрытое… Могут и не дать их секретному оружию выходить из головного особняка до полной его готовности к тяготам внешнего мира и уверенности в верности клану. Но, как известно, хорошее ментальное программирование в раннем возрасте обеспечивает лояльность не клану, а деревне… Уж на это мои менталисты способны. А с Сенджу ситуацию мы уже решили…

— Ты решил, Данзо, ты, — поморщился саннин. — И Сарутоби вместе с тобой. Зачем было так… Цунаде до сих пор не оправилась, да и лечить стала откровенно хуже… Представь, на одной из последних совместных тренировок разбила мне нос… Ну, что ни бывает, особенно когда бьет так, как она это умеет… Особенно, когда я ее разозлил… Ну, пошла кровь… И что бы ты думал? Она побледнела и убежала! Меднин, который лучше меня раз во… много! Испугалась крови!

— О, неужели великий Орочимару признал, что есть кто-то лучше него… — хмыкнул Шимура. — И, кстати, если уж на то пошло, эта ее боязнь…

— Что? — в ответ на холодный взгляд главы Корня саннин потер переносицу и покачал головой. — Данзо, только не говори, что и это твоих рук дело… Смерть Дана — биджу с ним. Смерть Наваки… Ну, ладно, Наваки, сопляк, хоть и жизнерадостный, но его-то на хрен? Даже мокутона не было, я проверял… Но Цунаде! Это ведь подрывает мощь деревни… Лучший медик…

— Орочимару… Ты ей восхищался?

— Вздорная девчонка! — немедленно возразил Орочи. — Но… — непроизвольный смешок вырвался из Орочимару и заставил усмехнуться, особенно гадко и при этом понимающе, Шимуру Данзо. — На войне она показала себя с другой стороны… Как и я, — саннин расплылся в эдакой демонической улыбочке. — И такой я, не тихий лабораторный хорек, а я-настоящий, ей не очень понравился… Затем, конечно, все сгладилось, мы все разбежались и только изредка тренируемся…

— Да… Лишь год прошел с окончания войны, а ты уже стал забывать работу в команде… В который раз говорю, возьми ученика! И кстати... Раз уж такое дело… Мы тут разговариваем по душам… Ты хоть осознаешь, что был влюблен в нее достаточно долго, чтобы это понять? Мы с Хирузеном думали, что ты додумаешься сам, что надо делать, когда химе клана-основателя расстроена и свободна от обязательств клана по женитьбе. Ты знаешь ее достаточно хорошо, чтобы завоевать расположение. Но ты, как оказалось, тугодум… Джирайе это бесполезно внушать, он у нас еще больший оригинал... Но вот ты…

— Данзо… А не думаете ли вы, что копаете глубже, чем надо? — стиснув зубы, прошипел саннин.

— Я почти уверен, что в следующем году Джирайя предложит вашей команде пройтись по местам боев… — будто и не замечая гневного взгляда саннина продолжил Данзо. — Посмотреть на результаты войны… Поискать материалы для его книги…

— И что?

— Прекрасная возможность для того, чтобы подготовить благотворную почву для становления Хокаге…

— Сарутоби не собирается умирать, — ухмыльнулся Орочимару. — А я еще не достиг уровня Каге… И вряд ли достигну в ближайшие лет пять…

— Окончательный призыв не поможет?

— Сто человеческих жертв, Данзо. Я где их возьму не на войне? — саннин прищурился. — Одно дело — враги, но я еще не настолько сошел с ума, чтобы гадить там, где живу…

— Ты проводишь эксперименты…

— С вашего с Сарутоби дозволения!

— И не все, отнюдь не все живы… И не все останутся живы позднее, ведь ты точно не остановишься на пол пути… — продолжил глава Корня, не замечая злобы, загоревшейся в глазах Орочимару. — Думаешь, я поверю, что ты не использовал их для кормежки своей змеи? Я не прав?

Воцарилось молчание, прерываемое лишь судорожными вздохами саннина, не знаещего, что сказать.

— Прав, — выдавил из себя Орочимару и отвернулся обратно к столу с исписанными листками бумаги.

— Ну так что, ты согласен на этот, — Данзо выделил слово голосом, — эксперимент?

Саннин вздохнул, переложил пару листочков с места на место, бегло просмотрев их, и поднял взгляд на Шимуру.

— Согласен.

Я снова смотрел «Наруто», теперь уже в компании племянницы, которая то и дело восклицала и так сопереживала героям, что мне за свою постную задумчивую рожу становилось стыдно. Где-то в глубине души, конечно…

И в который раз поражался тому, как сильно тупит Орочимару всю свою жизнь и так до самой смерти. Ты являешься одним из кандидатов на пост Каге, значит, не слабак. Ты являешься Змеиным Саннином, и это пока что не является ругательством. В твоей команде такая обалденная девушка, принцесса сильнейшего клана… И даже если ты не чувствуешь к ней великой любви, уж не понять того, что эта принцесса способна придать тебе еще больший вес в обществе шиноби, будучи твоей женой… Ну, кем же надо быть, а? И эта выставленная напоказ жестокость? Зачем? Если ты говно, скрывай это — девиз сегодняшней реальности. Хотя за эту прямолинейность Орочимару можно даже уважать. «Так им будет лучше…» — сказал Орочимару, предложив перед этим убить неизвестных малолеток. И ведь правда, детям с кейракукей сильнее, чем обычно, в послевоенном мире, когда каждая такая заготовка под шиноби является объектом экспериментов и возможностью подготовить новое мясо для новой стычки.

— Саске!!! — о, мы на том самом моменте, когда Саске уходит из деревни… — Дядя, почему он такой говнюк?!

— Потому что он зацикленный. И вообще, кто тебя таким словам научил?!

— Лешка, а что? — похлопала ресничками мелкая, скинув, как обычно, всю вину на своего двоюродного брата, сына нашей с ее отцом сестры.

Я привычно закатил глаза и потрепал ее по голове.

— Не ври, он бы научил тебя мату.

Девочка хихикнула и поймала мою ладонь, начав ее выгибать во все стороны и дергать. Я же отнесся к тому крайне индифферентно, так как натренированная как моим бытием в качестве профессионального музыканта, так и хобби в виде занятий ушу тайцзицюань и затем илицюань, конечность вряд ли бы сломалась или подверглась вывиху, даже если бы мелкая решила сделать мне уж очень больно.

— Вик! А я вот тут подумала… А если бы ты мог стать кем-то из героев «Наруто», ты бы кого выбрал?

— А ты? — я улыбнулся девочке и хитро прищурился. — Ответь первая!

— О-о-о… Тугодум…

— Опять на старших наезжаем, мелочь?

Девочка надула щечки и пухнула ими. Вот знает же, что это умилительно, и я просто не смогу ее больше отчитывать.

— Ну ладно, скажу первая… Я бы стала Сакурой! И она бы не пустила Саске, потому что была бы сильной и не такой бесполезной!

— Позже она станет сильнее… Ее будет учить Цунаде…

— Эй! Не надо мне сейчас все рассказывать! Ну а ты, кем бы ты стал?

— Орочима-а-ару…

— Что?! — девочка подпрыгнула и чуть ли не выкрутила мне сустав кисти. — Он же злой!

— Ну, раз твоя Сакура не была бы слабачкой, то мой Орочимару не был бы настолько злым. Вообще не злой — неинтересно, но хотя бы не маньяк…

На этом наше спонтанное обсуждение закончилось и, досмотрев до момента, когда за Саске послали команду, я насилу уложил спать ребенка и сам тоже заснул, предварительно по традиции испив чайку.

Казалось бы, к чему я это все вам рассказываю…

Во сне мне пришло кое-что странное. И это кое-что мне заявило, что я просто не могу отказаться от предложенного ею. Да-да, именно ею. Это была маленькая девочка лет двенадцати. И предложение ее было как заманчивым, так и крайне странным, тем более, по канонам жанра такое предложение должны были дать какому-нибудь умирающему или умершему. А я, вроде бы, ложился спать еще живым… Я что, газ не выключил?! Хотя нет, я всегда оставляю окно открытым… Да и сплю чутко… Меня однажды запах яичницы в другой квартире поднял, а мы тут о газе... Хотя то было в голодное студенчество, посему меня тогда поднимали любые намеки на пищу.

— Да не беспокойся, все с твоей племяшкой в порядке, ничего не взорвалось! Мне просто нужен ты! Желающий стать Орочимару. Новая жизнь в мире со знакомым каноном…

— Я буду Орочимару?

— Н-нет, не совсем.

Молчание чего-то уж слишком затягивалось…

— И кем же?

— Его сыном.

Вот щас истинный шок…

— Н-да-а-а… Сейчас ощущение, что мне кто-то сообщил, что у Волдеморта был сын…

— Ну, в самого Волдеморта я бы, кстати, тебе могла устроить подселение… Там еще до войны — душа типа «плюнь на нее, полетит в лучший мир». Но вот на данный момент ты изъявил свою волю. И про Волди ты не говорил ни слова… Так что…

— Но откуда у Орочимару сын?! Хотя нет, лучше скажи, есть ли у меня какой-нибудь кеккей генкай?

— У тебя? Так ты уже согласен? — девочка эдак хитро усмехнулась, правда, не показывая глаз из под длинной челки.

— Я не согласен идти в мир «Наруто» без, во-первых, призыва животного, во-вторых, без додзюцу и, в-третьих, без рефлексов моего нынешнего тела! Я не хочу еще раз целые десять лет жизни угрохать на освоение того, что уже осваивал, или забыть то, на что это время потратил!

— Ну, знаешь! — она наверняка очень удивилась. Ведь я начал ставить условия! — А не оборзел ли ты?

— А что? Я, как понимаю, вполне себе живой и в своем мире, а мне там живется не так уж плохо!

— Ага, ничего значимого, обычная жизнь с банальным зарабатыванием денег, никаких желанных приключений, никакой мистики, лишь горькая и противная реальность… Твои мысли, между прочим!

— Но все равно, — я упрямо мотнул головой, — я никуда не пойду, если ты не обеспечишь мне то, что я попросил!

— Вот наглец, — ошарашенно протянула девочка, почесав затылок. — Удивительно… — и тут она улыбнулась. — Хотя за одно только это, я готова исполнить твое желание… И если раньше предполагалось, что ты займешь тело новорожденного, то для установки рефлексов твоему телу должно стать, как минимум, лет пять… Потому риск смерти ребенка, то есть, тебя, будет искусственно увеличен еще при родах… Ведь нам надо, чтобы Орочимару подумал, что его эксперимент может сорваться, и вкачал в тебя столько медчакры, сколько бы хватило для взросления… И он должен этого не заметить. А то ты не попадешь в приют, где будет в дальнейшем обретаться Намикадзе...

— А зачем мне попадать в приют? Я не очень понимаю… Будет у меня чакра, какой-нибудь бьякуган и мое… хе-хе… кун-фу, так хоть к Орочику попрусь в ученики, пусть покажет техники, тем более, я вполне поддерживаю его стремление стать бессмертным… Только его никто не вразумлял своевременно, вот он и…

— По-идее, ты должен был стать младшим товарищем Минато и помочь ему не совершить те ошибки… Но сейчас ты будешь возрастом примерно Нагато… Ну и, получается, старше Намикадзе, так что прошу, не убивай его хотя бы… Я же знаю, что ты не очень хорошо относишься к нему… Но тебе, вероятно, придется ему подчиняться…

— А вот фиг! Только не хватало мне подчиняться идеалисту! И он явно не просто так спас Кушину! Я имею в виду…

— Я понимаю, что ты хочешь сказать… И твоя идея даже лучше… Непредсказуемо… Будет интересно смотреть. Не по сценарию всегда интересно… Таких у меня мало, кто ни в какую не хочет идти по сценарию… Так что, человек, поздравляю! Ты принят в мои любимчики! Готовься к вселению! И к веселью заодно!

— А… Погоди! Что будет с моим телом в… э-э-э… моем родном мире?

— Исчезнешь. Записка о срочной командировке и затем без вести пропавший. Думаю, это тебя устроит? С возможностью возвращения, конечно. Но, думаю, если я предложу тебе попутешествовать, — она хихикнула, — в еще больших масштабах, а не только в один мир, ты вряд ли откажешься… Ну, это, конечно, в том случае, если тебя что-то не устроит в мире шиноби… Ну, там, бессмертия не достигнешь… Хотя тебе это, я подозреваю, не грозит… Факультет Государственного Управления закончил? Музыкальное — для души — получил? А образование Орочимару — шиноби и экспериментальная медицина, что вкупе с твоими знаниями сделает вашу возможную совместную деятельность не только крайне продуктивной, но еще и очень оригинальной… И мое желание все равно осуществится.

— И какое же оно, твое желание? — я будто только понял, что это все не сон, потому как даже в кошмаре я бы не начал вспоминать про годы, проведенные на историческом отделении факультета госуправления…

— Предотвратить Четвертую Мировую.

— Прекрасно. Просто прекрасно, Орочимару-кун… — Хирузен попыхивал трубкой в лучших традициях Большого Босса, но всё впечатление портило то, что находились они не в кабинете, специально для достижения эффекта затененном, а в госпитале, выглядящем диаметрально противоположно.

— Я бы попросил не дымить... У женщины может остаться ассоциативный ряд... И она совершенно случайно все вспомнит… Пока мы не вошли в палату, затушите, прошу.

— Значит, ты говоришь, — Хирузен остановился, в последний раз выпустив дым, и убрал наскоро затушенную трубку за пазуху, — что она сейчас как раз рожает?

— Да, — ответил за Орочимару также присутствующий здесь Данзо. — Хирузен, если ребенок родится с бьякуганом…

— А вот скажи мне, Орочи-кун, — перебил Хирузен, — отец, все-таки, кто? Я так и не услышал от тебя приемлемого и вразумительного ответа…

— Отец… — что-то заставило смутиться саннина, но окончательно выдать свой ответ и удовлетворить любопытство бородатого он не успел.

Из той палаты, куда направлялись трое самых властолюбивых личностей в Конохе, выскочил рядовой медик… хотя какой, к биджевой бабушке, рядовой? А-ранговый меднин, он и есть А-ранговый меднин. Другому бы и не доверили подобную пациентку вести.

— Орочимару-сан! Сарутоби-доно! Данзо-сама! — «Ишь, как распределил… Вроде бы, здесь я главный, потому ко мне обращается первым, но «сан», потому как, если не считать того, что я саннин, ранг у нас одинаковый. Сарутоби у нас доно, как каге, а Данзо, хоть он и с боку припеку, но обращение как к непосредственному начальнику, а Шимура наверняка его начальник, ибо операция эта исходит именно от его Корня.»

Приблизительно такие не совсем уместные мысли посетили голову Орочимару. Но он вытряхнул лишние мысли едва обозначенным качком головы и… так и хочется добавить, что вместе с перхотью мысли обосновались на его плечах, чтобы потом смущать и доставать, но Орочимару весь в меня, и перхоти у него нет. Так что эти мысли банально отодвинулись на второй план, а все для того, чтобы основное сознание сумело заняться насущным вопросом.

А вопрос этот такой…

— Какого биджу?! — возопил Хирузен, услышав продолжение речи неизвестного меднина.

А медик сообщил приблизительно это: «Я подключил новорожденного к печати поддержания жизни, но проработает она, максимум, минуты три…»

И вопрос этот поселился в головах всех присутствующих…

— Орочимару-кун… — негромко позвал Сарутоби.

— Данзо-сан? — приподнял подергивающуюся бровь саннин.

— Хирузен… — покачал опущенной головой Шимура.

— Да что мы стоим, ребенок умирает! — взревел Орочимару. — Такой материал!

— Эм-м-м… — подал голос меднин. — Вообще-то как раз из этого дитя материал никакой…

— Что?! — нахмурился Орочи. — Я следил за ходом беременности, плод развивался чуть ли не как у Узумак, я имею в виду, здоровье…

— Лучше бы чакру, — ухмыльнулся Данзо, а Сарутоби фыркнул и по привычке потянулся к трубке, но вовремя себя одернул.

— Не знаю, — помотал головой медик. — Ребенок имеет очень слабую чакросистему. Почти не горит очаг… В общем, нежизнеспособный. Если хотите, спасти можно, тем более, от Хьюг у него только цвет волос. Но…

— Что? А остальное чье? — удивился змеиный саннин.

— Хм… Видимо… Хм… Ваше, Орочимару-сан.

— М-ма… — отвисла челюсть у Данзо и Хирузена, а вот Орочи-кун врезал себе по лицу.

— Так и знал, что эта идея ничем хорошим не закончится…

И тут отмерли дядьки.

— Орочимару!

— Мать твою!

— Как тебе это вообще в голову пришло?

— У тебя что, искривление мозгов?

— Биджу тебя задери!

— Да кого бы я взял?! — раздраженно. — Джирайю? Так у него спящий ген Сенджу! Кого-нибудь из недеревенских? Так там вообще непонятно кто получится! Вот и пришлось выкручиваться! Вы ведь мне, Данзо-сан, на первую стадию только неделю дали!

— Нашел на кого свалить… — неожиданно громко прозвучал бубнеж медика себе под нос в наступившей тишине. Все на него, конечно, вылупились, но Орочимару вовремя вспомнил, что есть другая проблема.

— Так что будем делать, Сарутоби-сан? — серьезно спросил саннин.

— Мне кажется, ты настроен его спасти?

— Если его можно спасти, то почему бы и нет… Отнесу ребенка в приют, все равно шиноби ему не стать, если кейракукей такая, как ты говоришь, Такуми… А то, что немного на меня похож, так это не особо страшно. Ведь если среди шиноби его не будет… — начал рассуждать вслух Орочимару, в глубине души чувствуя правильность того, что говорит, хотя самым первым было желание предложить уничтожить неудавшийся эксперимент. Но что-то мешало сказать подобное… Саннин даже сгоряча подумал, что это совесть… Только вот не вязалось пробуждение этой неведомой фигни с обычным мировоззрением Белого Змея.

— Хорошо, — перебил Хирузен. — Делай, что хочешь. Он бесполезен для деревни. Но… Жизнь невинного бесценна! — изрек Каге и развернулся к выходу. — Я думал, здесь будет что-то интересное… Ну, нет так нет. Кстати, Орочи, тебя искал Джирайя… Он, кажется, хочет вывести вашу сокомандницу из перманентного срыва таким странным образом, и тебе просто необходимо это проконтролировать, ты же знаешь, она его прибьет на второй день. Кхм… — Сарутоби уже окончатеьно направил свои стопы к дверям. — Идем Данзо…

— Да. Я иду. Давайте, кстати, обсудим формирование моей группы более тщательно, раз уж выдалась свободная минута… Орочимару! Такуми! С вас обоих отчеты по проделанной работе в двух экземплярах на стол Хокаге и мой. Сроку — неделя!

— Вот-вот… И так каждый раз…

«Иногда мне думается, что большая часть всех моих экспериментов становится лажей только потому, что меня торопит начальство… Эх-х-х… Когда же я, наконец, смогу избавиться от контроля сверху? Думаю, стоит стать Хокаге только для того, чтобы меня никто не дергал со своими дурацкими планами… И чтобы сделать Цунаде своей секретаршей… Так. Не о том думаю. Надо спасти ребенка. Хотя сейчас мне кажется, что это не самая лучшая идея…»

— С-с-с, Такуми-с-с-сан, — Орочимару облизнул губы удлинившимся языком и ухмыльнулся, — веди. Иначе я не выполню своего спонтанного решения… Опиши ситуацию подробнее…

* * *

— Ку-ку-ку… — Орочимару сам не заметил, как начал потирать руки прямо над кроваткой тихо спящего маленького бледнолицего младенца. Дите было болезненным, но умирать уже не собиралось.

Усталость была такая, как если бы саннин пытался заставить жить отряд АНБУ. Хотя чакра, вроде бы, была не на нуле.

— Ну что, Орочимару-сан, все в полном порядке? — подобострастность и при этом завистливая сущность медика начала надоедать.

— Хм… Ну… — быстрое движение резко вытащенным кунаем — и жизненный путь небесталанного медика прерван. Но это все равно рано или поздно случилось… Да и приказы начальства надо выполнять… Жестовая азбука, придуманная Сарутоби еще в бытность его командиром команды будущих саннинов, помогла Орочимару понять, что от него требуется ликвидировать возможную утечку информации. — Теперь только доклад написать, и все, — пожал плечами и развернулся обратно к кровати. — А тебя, малявка, я сдам в приют, и будешь ты там жить как можно тише… э-э-э?

Ребенок неожиданно и при этом крайне невозмутимо открыл глаза и посмотрел на Орочимару желтыми, с узким зрачком, глазами.

— Неожиданно серьезный взгляд для… а нет, для сына змеиного саннина ты ожидаемо круто выглядишь… — усмехнулся Орочимару, а затем, кажется, по инерции и сам того не замечая поправил пеленки. — Ну что? Что ты так смотришь? Удивляешься, что я так с тобой спокойно болтаю? Когда никто не смотрит, можно побыть более расслабленным… — продолжая говорить и втайне опасаясь, что ребенок сменит милость на гнев и либо обосрется, либо заорет, Белый Змей поднял дите на руки и, отбросив пинком со своего пути тело с пробитым кунаем сердцем, прошел к двери. — Жаль, что ты у нас эксперимент неудачный, а то бы жил, как у Ками за пазухой и только и знал, что тренироваться да не отсвечивать… Клан Хьюга это, знаешь ли, серьезные ребята… Не Сенджу, конечно, или Учиха, но тоже…

Малыш все еще высверливал своими жутковатыми глазенками дырку в молодом шиноби. Это немного угнетало.

— Неужели я так выгляжу, когда смотрю на кого-то дольше пяти секунд?!

Ребенок заворочался и, закрыв глаза, засопел, тем самым заставив Орочимару вздохнуть от невозможности выговориться в свободные уши того, кто никогда об этом не вспомнит не потому, что ему промыли память, а потому, что еще маленький.

Саннин неосознанно прижал к себе сверток со своей миниатюрной и почти точной копией. Выходя из тайного хода уже в деревне, Орочимару поймал себя на мысли, что настолько спокойно ему не было никогда. Но он тут же прогнал непрошенную мыслишку подальше и, стараясь слиться с тенью, побежал в сторону приюта.

Все-таки шиноби, не имевший никогда ни родительской любви, ни материнской ласки даже не подозревал, что проснулся в нем инстинкт волка-отца, защищающего всех членов своей стаи.

Хоть Орочимару и был Змеем, ничто не могло избавить его от простых и древних инстинктов, что не давали ему расслабиться даже тогда, когда точно ясно, что ребенок из цепких и сильных рук шиноби вряд ли выпадет.

* * *

Малыш, за десять минут лежания под дверями уже мельком изучил ночное небо и признал, что знакомых созвездий нет. Также за эти минуты ему удалось вырасти до внешности полугодовалого ребенка и размотать пеленки.

Все беззвучно.

Далее ребенок довольно-таки ловко прополз вниз по ступенькам и забрался в кусты.

Дальнейшее преобразование проходило именно там.

* * *

Пробуждение мое было крайне оригинальным.

Я ощутил, что я задыхаюсь.

И почти сразу вырубился снова.

Далее мои глаза, когда впервые открылись уже в спокойной обстановке, узрели чье-то огромное перевернутое и размытое лицо. Лицо это было не в одиночестве, но именно оно вызывало чувство сродства и какой-то странной близости.

Что-то негромко сказал, смотря прямо на меня. Затем взял на руки. Я продолжал также взирать на неизвестного, пытаясь понять, кто же это.

Кажется, начинаю что-то понимать из его речи…

— Для сына змеиного саннина ты ожидаемо круто выглядишь… — я разобрал добрую насмешку в неизвестном голосе и почти выпал из реальности, когда почувствовал полузнакомый запах химической лаборатории от одежды человека, держащего меня. — Когда никто не смотрит, можно побыть более расслабленным… — сказал все тот же низкий и достаточно приятный для слуха мужской голос.

Это Орочимару?! И почему он не шипит?! Не облизвается? Не ржет в своем любимом стиле? Хотя нет, проснулся ведь я от его этого «ку-ку-ку»… И как только сразу не догадался… Не сориентировался, наверное…

Когда я почувствовал едва заметный ветерок, обдавший все мое маленькое, но ощутимо наполненное чакрой тельце, руки несшие меня сменили положение и прижали гораздо сильнее. Запах, уже ставший почти родным, усилился.

Приятно… Укачивает…

Я так и не открывал глаз, пока не убедился, что сгусток чем-то родной мне энергии удалился. Не знаю, на что это похоже… Но это восприятие просто убивает! Ничего не понимаю…

Хм…

Я, кажется, начинаю расти!

* * *

Рано утром я постучался в двери приюта, тщательно скрыв, как меня научила та странная девочка, свою кейракукей. Вернее, я сделал ее как у обычного едва талантливого будущего шиноби, что было немаловажно.

Сейчас мне пять лет на вид. Я спер с одной из веревок для сушки рубаху и штаны, точнее, чьи-то шорты, но мне — как штаны. Так что, хоть и выгляжу оборванцем, но не голопопым.

— Здласте, тетя! — выдал я в дверной проем, смотря на приятные ножки этой тети. — Я нисего не помню! Спасите миня пызалста!

— Малыш! — взволнованно выпучила глазищи тетя лет семнадцати. — Ты откуда? Тебя как зовут?

— Я нисего не помню, тетя! А зовут меня… Хэбиказу. Но ото-сан меня звал Хэби-доси!

Девушка только и смогла, что ловить ртом воздух… Хэбиказу… Первый Сын Змея… А Хэби-доси… Товарищ-Змей.

— Мальчик… — мягко произнесла она. — Ты интересный… А твой папа, случайно не шиноби?

Я пошмыгал носом и полупал глазенками.

— А ето хто, шиноби?

Щас ступор у нее.

И дикий хохот где-то в моем подсознании, где сидит внутренний пустой по имени Тоби… О да, он у всех попаданцев со знанием канона многопользовательский.

А вы не знали?

Я вот уже третий час пытался понять, чего же хотят добиться от меня все воспитатели и, кажется, даже кто-то из низших чинов АНБУ.

— Мальчик, как ты, биджу побери, вообще в деревню пробрался? — в сердцах бросила мне одна старушка… Ну, лет сорок женщине, по сравнению со мной — явно старушка.

— Не знаю, тетя, я плишол! Пастукал в двель! И сказал длугой тете как миня зывать! Эта тетя спласила миня пло папу, но я нисяво ни помыню! А вы мине ни веите!

— Да что же это такое… — под определение ее действий подошел бы многострадальный жест «ладонь-лицо».

Внутреннее Ржущее Чудовище ака Пустофицированный Тобинатор не переставал биться в истерике и уже просто тихо всхлипывал…

Я тоже, кстати, всхлипывал, но выдавал эти звуки за зарождающийся детский рев. Так как воспитатели здесь — люди опытные, меня тут же подняли на ручки, и я уткнулся в шею той самой девушки, что меня встретила возле двери.

— Я спать хотю, — негромко пробубнил я, заставив обратить внимание всех присутствующих на себя.

— Ну, милый мой, — мягко похлопала меня по макушке девушка. — Ты не понимаешь, что это проблема? Ты нигде не числишься…

— Я помню, сто моих лодителей убили… Тетя, а пасиму у меня зывот балит?

— У тебя болит животик? — сразу переполошилась девушка, а вместе с ней и та сорокалетняя женщина, даже подскочила ко мне, оставив АНБУ на месте. — Где? Ты что-нибудь поел не то?

— Я нипомню! Я вчела кушал! — ага, еще будучи в своем мире… это заявление получилось у меня наиболее надрывно звучащим, ибо в этой жизни мне не пришлось поесть ничего, окромя чакры, все-таки, спереть еду, когда ты вял и хочется упасть. Аж желудок скукожился от предвкушения еды… Пусть даже это будет обычный рисовый онигири или еще какая-нибудь японская лабуда… Хотя лучше жареное в казане мясцо…

Но чего нет, того не заметно…

Эх…

* * *

Я делал плавные горизонтальные движения руками, будто глажу пальцами плоскость, стоя на крыше приюта и при этом покачивая корпусом в такт движениям. Выполнение комплекса позволяло мне не менее плавно размышлять. Мысли о бытие…

Мысли о бытие были прерваны почти истошным ором откуда-то изнутри здания. Все дети как дети, а этот… Там усыкивалась от собственного превосходства малявка, называющая себя Минато. И периодически настолько несвоевременно врывалась в мою медитацию или прогон форм тайцзи и илицюань, что мне хотелось кардинально изменить историю этого мира, убив эпатажного сопляка еще в этом славном возрасте юной беззащитности…

Но я помнил слова той девочки…

Менять канон с оглядкой на то, как это повлияет именно на четвертую войну, грозящую стать самой разрушительной.

Остальное сдвинуть будет крайне трудно, потому рекомендация была несильно отсвечивать. Конечно, мечты не дать совершить Хирузену те ошибки, что он совершит в третью мировую, у меня не было, так как для меня этот мир был достаточно чужд, а люди казались отнюдь не невинными овечками, которых стоит пасти и защищать, а самыми настоящими баранами, которые, имея доступ к такой восхитительной вещи, как магия, банально забили болт на ее повсеместное развитие и распространение.

Да и я, хоть старше Минато на два года, смогу стать разве что таким же как он командиром отряда или руководить действиями, происходящими на фронте. Это, конечно, хорошо для карьерного роста, ведь эвона как повернулось — этот беловолосик умудрился даже Хокаге стать… Но без должного образования мне не добраться и до этого…

Я причмокнул губами, закатив глаза и параллельно с этим свесив ноги с края крыши. Только подобное выражение эмоций могло появиться у меня даже тогда, когда я был один. Наверное, гены папаньки аукаются. До сих пор не могу забыть его это: «Когда никто не смотрит, можно быть БОЛЕЕ расслабленным…» Это же кем надо быть?!

Я понял.

Надо быть Орочимару, попаданцем в Орочимару или попаданцем в сына Орочимару.

Что ни день — то конспиративная работа на уровне Штирлица… Хорошо хоть Мюллера пока не предвидится. Хотя с моими наполеоновскими планами изменить судьбу это ненадолго. А менять необходимо многое…

Во-первых, есть проблемы у папаньки, потому как я и до подселения подозревал, что до определенного момента своей жизни он был гораздо более нормальным, чем в аниме, но что-то его надломило, сделало, как бы сказала моя племянница, его таким говнюком, каких свет не видел… Ну и во-вторых, я не собираюсь тихо сидеть и ждать, пока меня заметят во время учебы в Академии или после нее.

Если честно, я, как огромнейший халявщик, хотел бы откосить от учебы в этом царстве сопливых гордецов и тупых простолюдинов. И не думайте, что я такой высокомерный! Просто это может случиться лишь в сказке — желание у нормального два раза и всерьез образованного человека общаться на протяжении как минимум трех лет с этими полудурками. Хоть они и дети, но к по-настоящему образованным клановым детишкам, типа детей важных шишек клана, меня не подпустят, как не подпускали бы в общей песочнице мальчика с какашкой на лопаточке и без родителей, чтобы эту какашку сняли…

Но это все лирика.

Фактически, я мог бы избавиться от этой заранее невыносимой обязанности хотя бы показав то, что уже умею, тот же илицюань на большой скорости или змеиный призыв. Обещанное додзюцу, кстати, так и не пробудилось. Хотя если проводить аналогию с шаринганом, должны быть какие-то условия пробуждения для подобного.

Хотя есть одно гигантское НО.

Мне всего шесть лет. Я этого попросту не могу знать, а мои упражнения выглядят как игры, конечно, когда я не исчезаю в мир змей, но уж это-то я могу проконтролировать — чтобы никто меня не заметил. И если я не найду выхода, мне придется учиться быть обычным мясом. Или жертвой палача, если я раскрою свои навыки. Потому как здесь шпионом и в теории, и на практике может быть каждый. Тем более, крайне странная история моего появления, списанная на случайность, обязательно всплывет…

А нам того не надо.

Уже прошел год с того момента, как я здесь появился. И я уже начал наводить шухер. Начнем с того, что я случайно, на самом деле случайно, когда бегал за цветами, столкнулся с красноволосой женщиной. И имела эта женщина крайне знакомую прическу…

Мито Узумаки.

Она была в цветочном магазине с миленькой маленькой девочкой моего возраста. Красные волосы, красивое лицо, и, что самое главное, она была европейкой! Аловолосой, курносой, белокожей… Я не мастер в определении нации по форме лица… Но блин! Я скорее объявлю, что эта женщина и девочка ближайшие родственники Аски Лэнгли, небезызвестного немецкого пилота Евангелиона, чем то, что они имеют хотя бы намек на азиатские черты лица.

Кстати, не помню, кто мне сказал, что Кушина приехала сюда будучи уже семилетней… Наверняка какая-то путаница… И Мито явно не собиралась выпускать девочку из дома без должного воспитания и подготовки. Потому как даже такой сомнительный контакт, как я, сказавший ей лишь пару слов, причем приправленных детскостью и моим любимым «сбежавшим от логопеда» говорком, заставил химе Узумаки насторожиться. Наверняка та же ситуация, что и у Учих, Хьюг и прочих крупных кланов — только сдача экзамена и редкие посещения занятий, а все остальное внутри самого клана…

И начинаю подозревать, что-то ее вынудило перестать следовать традиции и отпустить Кушину в академию… И это «что-то» наверняка тандем Хирузен-Данзо… Ну и передача биджу заодно, которая бы не смогла пройти, будь у наших Медведо-Путиных хотя бы призрачная неуверенность в лояльности джинчурики к деревне. В мою теорию укладывается и дальнейшая дурь, происходившая с ней по сюжету. И близкое знакомство с Минато, который от нее не шарахался, ибо умный. И похищение, когда мальчишка, хоть и талантливый (Нет здесь настоящих гениев кроме меня и моего папочки местного! Я сказал!), но в одиночку, поперся спасать, вдумайтесь только, джинчурики!

Которого спиздили из деревни, как однажды спиздили у меня в общаге тарелку пельмешей… И рассекретить того воришку мне удалось мгновенно, ибо жили мы в одной комнате… Так и здесь. Сами пельмешки не очень поняли, что вляпались и пойдут не в тот желудок, чей хозяин их готовил, но вот Кушина… Кушина уже сейчас девочка бойкая, развитая, и вряд ли, не будь на тот момент играющих гормонов и отсутствующей старшей подруги, то есть госпожи Мито, она бы не сумела добраться хотя бы до части правды.

А смех у меня все-таки странный… Если смеюсь не «ку-ку-ку», а открыто, начинается крайне идиотский и, я бы даже сказал, очень смешной, простите за тавтологию, смех. А «ку-ку-ку» хоть и противно, если еще и облизнуться, но… Облизываться я пробовал только перед зеркалом и больше не повторял. Если я еще и дойду до саннин-мода в своем общении со змеями, то с Орочимару сходство будет неразличимым. Так что надо как-то зарегистрировать наше с ним родство, но вот как? Саннина все это время нет, он, видать, со своими сокомандниками пошел паломничество совершать по местам, где прошлась война… Если честно, войны — это вообще не мое, я даже стратегии до конца только ради сюжета проходил, а не забавы для.

— Хэби! Пошли играть! — тщательно проговаривающий все буквы желтоволосый малыш подбежал под место моего нахождения и замахал руками как пропеллер.

Я негромко вздохнул на это и повис на карнизе, чтобы затем спрыгнуть.

Что поделаешь… Приходиться соответствовать своему возрасту и хоть иногда показываться, так скажем, на людях… Да и это я сам виноват, что завел у Минато привычку звать меня поиграть именно в это время дня после моих «странных игр». Это соответствовало моему плану подловить кого-то из саннинов на возвращении в Коноху. К нам присоединялись другие ребята, и мы начинали самую интересную из всех возможных для ребенка-сироты игр. Мы играли в саннинов.

О, мой коварный план…

Ни один саннин не пропустит мимо себя стайку детишек, разбирающую роли и буквально бьющуюся насмерть, чтобы стать Джирайей, Цунаде или даже Саламандрой. А когда подойдет кто-то из взрослых, те же саннины, они смогут увидеть меня, сидящего или стоящего, повторяющего формы или читающего словарь кандзи где-то в сторонке… Почти полную копию Орочимару. Только узоры под глазами серовато-черные. И волосы короче. И один глаз скрыт челкой. Все же, я пытаюсь просчитать еще и появление додзюцу, потому лучше мне иметь одну постоянную прическу, чем удивить потом кого-то из знакомых новым имиджем.

Кстати, насчет узоров… Змеи говорят, что при достижении саннинства у каждого цвет свой… Так что они определили цвет и порекомендовали радоваться, потому как темная чакра им очень нравится. Это поможет достичь обширности призыва и большего единения с тотемом, но я, правда, не особо хочу объединяться со змеей так, как это сделает в возможном будущем мой папаня… Нелюдем становиться это последнее дело…

И без того уже будущий шиноби.

Я и не подозревал, что моя спокойная жизнь закончилась еще тогда, когда ноги коснулись запыленной дороги на выходе из ворот забора перед приютом. Ведь именно в это время в селение возвращались саннины. Правда, только вдвоем.

Орочимару целый год провел в путешествиях.

И это его порядком достало.

Тетрадей целый ворох накопился, и их постоянно приходится спасать от дождя, ведь это всё-таки научный труд, который, как известно, хрен восстановишь по памяти во всех деталях, потому как пишется все в зависимости от вдохновения. Но дождь — это не главное. Просто вовремя положил в вещмешок — и не беспокоишься, если не в озере, конечно, с ним купаться собрался. Не всё же в свиток запечатывать, как казалось ранее. После путешествия так казаться перестало — теперь Орочимару только в свитках всё и хранит.

Ведь тут вмешиваются случайности, вроде стукнувшей в голову Джирайе идее сбросить друга с водопада. Или еще как поддержать боевой дух команды, что уже и не команда. Но Джирайя не хочет в это верить, Цунаде не до того, а Орочимару… Орочимару не нанимался их просвещать. Тем более, ему пока гораздо выгоднее держать их ближе.

«Но когда нам встретилась компания из детишек…» — думал Орочимару, расслабленно развалившись в абсолютно пустой, благодаря ночному времени суток, купальне с горячими источниками.

Двое саннинов были уже недалеко от Конохи, всего в паре часов, но решили остановиться в одной из деревушек из-за этого самого наступления темноты.

«О, да… Лица сокомандников были великолепны, когда я выдал то, что накипело. Правда, они, конечно, подумали, что я правда хочу этих малявок прибить… Но если бы этого хотел шиноби моего уровня, то он бы и сделал это. Обычный сарказм, злая ирония, но напряжение сказалось, и они восприняли все всерьез...»

Змеиный саннин подозревал, что здесь не обошлось без науськивания от Сарутоби, потому как раньше на отсутствие чувства юмора у своего друга ни Цунаде, ни Джирайя не жаловались, они просто знали, что этого самого чувства у Орочимару нет, и всегда пропускали мимо ушей все издевки и подколы, зная, что это не со зла, а от особого строения мозгов — когда ты сам свои шутки прекрасно понимаешь, но реакции людей, без предварительного пояснения, не следует.

«Но сейчас подобное было не к месту. Хотя не подкинуть детишкам еды я все-таки не смог. Во-первых, тогда бы точно стал в глазах своих спутников образцовым злодеем и, во-вторых, было не жалко. Но то, что Джирайя остался обучать этих детей… Они не из Конохи, раз. Они не являются возможными союзниками Конохи, два. И три — этот альтруист просто заставил своими действиями Цунаде и меня путешествовать дальше только вдвоем! Конечно, мы свернули наш поход и отправились назад… И спасибо мне, я подумал о двух великих вещах — женская непостоянность и мужская солидарность с этой непостоянностью… А то эта нервная меня бы пришибла через пару дней, после круглогодичного общения с Джирайей у нее бы поднялась ручка, если бы я вдруг достал… Так что теперь почти все время молчу, говорю только по делу… И на нашем пути чуть ли не в каждой деревушке на всякий случай имеются горячие источники или хорошие купальни. Слабость Цунаде… Хотя нет, теперь слабость Цунаде — это кровь… И вообще… Надо бы поработать над воплощением моего кова-а-арного плана по выведению химе Сенджу из ее этой хронической депрессии… А то еще запьет...»

Мысли лениво ползли, не замечая времени. И порождая забывчивость, так как Орочимару точно помнил, что Цунаде пробормотала что-то насчет «присоединюсь позднее»… Но помнил он это только до своей спонтанной медитации с разбором полетов. Хорошо пропаренная купальня не очень способствует кратковременной памяти даже у шиноби. И именно поэтому Орочимару не ощутил, будучи расслабленным, чакру сокомандницы, уже давно воспринимаемую всеми рефлексами и чувствами как союзную и даже родственную. Он осознал, что не один, лишь когда что-то коснулось его ноги.

Это не вызвало отскоков, вытаскивания оружия и прочих резких действий. Орочимару просто открыл глаза и посмотрел перед собой.

«Близко… Слишком близко…» — единственные мысли проскочившие с яркостью шаровой молнии в мозгу змеиного саннина были совсем выметены из его головы, когда Цунаде еще больше придвинулась и коснулась губами его подбородка.

— Что ты делаешь, Цунаде? — это получилось сказать только очень тихо, хрипло и с выпучившимися в великом удивлении глазами. — Ты пьяна?

«Надо же, а я пророк… Запила-таки горе сакэ, не сдержалась…»

— Орочи-кун… — она проигнорировала вопрос и придвинулась еще ближе. Орочимару только и смог, что сглотнуть, сдерживая разбушевавшееся либидо, как бы обозвал это состояние его сын, о котором саннин и не подозревает. — Скажи мне, почему все, кого я люблю, мертвы? А тем, кого я считаю своими друзьями, наплевать на меня?

«Надо что-то сказать и при этом не посмотреть ниже её лица…»

— Цу… Цунаде… Можешь попытаться понять… Я… хм… я не знаю, что в мыслях у Джи, но он вряд ли наплевал на тебя. Он, вообще-то, весь этот поход затеял для приведения тебя в… хм… более боевое состояние…

— А ты? Тебе, я смотрю, даже на мои прелести наплевать… — Цунаде соблазнительно выгнулась. Орочи заметил явственный румянец на ее щеках и немного сухие приоткрытые губы…

«Так близко…» — снова повторилась навязчивая мысль.

И молодой шиноби не выдержал.

Чуть приподнявшись, он прижал к себе разгоряченное тело девушки и жадно поцеловал ее…

Ага, щаз!

Орочимару банально вывернулся из почти что заключенных объятий и чуть оттолкнул пьяненькую девушку от себя, мгновенно выскочив из воды и одев лежавший позади халат. Уже собравшись ускориться в сторону выхода, Орочи обернулся. От сокомандницы раздавались крайне странные звуки.

Цунаде всхлипывала, прикрыв ладонями лицо и уткнувшись в бортик купальни. Была видна ее светловолосая, чуть потемневшая от воды, мокрая макушка, заметно вздрагивающая от сдерживаемых рыданий. И вот теперь Орочимару сдержаться просто бы не смог. Если бы не включил, кто бы знал зачем, свой мозг.

Прикрыл глаза. Досчитал до пяти. Глюк не ушел. Цунаде плачет.

Осталось только «Кай» сказать для полного аута…

«И… И что делать?» — дебильная, но актуальнейшая мыслишка пробралась в черепушку саннина и угнездилась там наинаглейшим образом. Плюс вспомнились слова Данзо… — «Влюбился давно, взаимности не видел, добиться не мог, ведь для этого надо было бы перебороть в то время вполне себе сильный и гордый клан Сенджу. Во главе с ее дедушкой… Бр-р-р…»

Орочимару помотал головой и уже шагнул к двери, но…

— Цунаде, биджу подери! Не будь ты пьяная… — бормоча это, Орочи вытаскивал обнаженную девушку из купальни и поддерживал при этом за… нет, не за грудь! За грудь щупают, лапают, держатся, домогаются, иногда даже грязно, но не поддерживают! Он поддерживал ее, как ни странно, за подмышки, потому как это было гораздо удобнее и не так сильно возбуждало, как за что-то другое… держаться… хм…

— А давай ты тоже будешь пьяный и тебе не будет так стыдно, а? — внесла конструктивное предложение уже мумифицированная в халат девушка. Выпутав руки, она прижалась к и так стоящему близко парню и запустила руки внутрь кимоно Орочимару.

— Если ты еще раз… Попытаешься залезть ко мне своими ручками… Туда… — краснеющий Орочимару…

У-у-у… Разрыв шаблона, нэ?

— И что же бу-у-удет? — протянула девушка.

— Разгони уже чакру, избавься от алкоголя… Сколько ты выпила, мне интересно, что тебя так развезло? — избегая отвечать, посоветовал саннин.

— Ни-ха-чу! — помотала головой Цунаде. На ее глаза снова навернулись непрошенные слезы, и это заставило Орочи действовать иначе.

Он мягко обнял со спины замершую, но не переставшую всхлипывать девушку. Его расслабление передалось Цунаде, скорее морально, чем физически уставшую за эти пару дней их совместного пути. Молчание спутника, странные задумчивые взгляды, холодность и отсутствие контакта наслоились на раненую психику, и внутренняя боль, терзающая девушку с самой смерти Дана буквально на ее руках, расцвела в полную силу.

— Цунаде, — выдохнул саннин, пытаясь осторожно подобрать слова, — я хочу тебе сказать…

Всхлипы прекратились — Цунаде прислушалась к тихому шепоту Орочи и повернула лицо к плечу.

— Я бы мог сказать тебе… Многое… Но не буду. Ты для меня достаточно близкий человек, — он выдавливал из себя эти слова через силу, — чтобы я чувствовал, как тебе больно. Я не понимаю твою боль, ибо любви не знаю… Но знаю одно. Человек понимает ценность чего-либо, только после потери этого. Я не хотел бы терять нашу дружбу, Цуна…

— Ты прекрасно знаешь, что мы уже даже не команда, — неожиданно четко и резко сказала девушка. Развернулась в руках Орочи и посмотрела в глаза. — Но мы будем близки друг другу всю оставшуюся жизнь. Что бы мы ни делали. Как далеко бы друг от друга ни расходились наши пути. С нами навсегда останутся годы, проведенные вместе. Слышишь меня, Орочи-кун?

— Я не хотел бы… — саннин замялся, пытаясь выбить из себя это желание поделиться с ней мыслями и чувствами до конца, как с настоящим другом, которого у него никогда не было… и получилось. Он выдохнул и произнес абсолютно нейтральным, но с заметной толикой усталости, голосом. — Давай спать.

— Что? — глаза Цунаде округлились, и она чуть отстранилась от Орочимару, все еще глядя в глаза.

— Спать, — повторил саннин. — Мы, конечно, великие шиноби, но постель-но-дзюцу самое приятное и нечакрозатратное дзюцу, после которого хочется встать и идти…

Цунаде засмеялась над шуткой друга и доверчиво обняла. Это, конечно, Змея немного сбило с толку, но он же шиноби… Так что виду не подал и, придержав девушку под локоть и за плечи, вышел из купальни вместе с ней, параллельно размышляя над вопросом, как с ней теперь в одной комнате засыпать, и не проснется ли он с ней в обнимку?

* * *

Я был, как обычно жутко занят тем, что учу эти чертовы кандзи, которые мне, кстати, присоветовала зазубривать не раз уже мною встреченная на просторах цветочного магазинчика Узумаки Мито. Но совершенно не ожидал, что на играющую толпень наткнется саннин.

Нет, я ожидал… Ведь я для того это все и придумал… Но как бы и не ожидал, потому как прошло уже достаточно много таких вот абсолютно неплодотворных утренних игрищ.

Но саннин наткнулся не совсем тот, что я ожидал…

Цунаде.

А было дело так…

Играем мы, значит, усиленно в этих саннинов уже по второму кругу… И тут мне от особо разбушевавшегося малыша, явно из семейных, если судить по одежде, прилетает оскорбительное «Сиротка». Просто сиротские еще на первой игре ушли в АНБУ играть, что тоже достаточно популярно, а здесь сейчас только пара знакомых лиц из более менее нормальных семей.

Мне как бы срать, я-то знаю, кто мой ото-сан… Но мелочь никак не может отцепиться.

Ну, как мелочь… Ребенку лет восемь. Уже даже в академию ходит. И выше меня на полголовы, что делает его по сравнению со мной просто верзилой.

И тут я замечаю, что у дитяти этого глаза без зрачков… И белые… И повязка на лбу…

И как я Хьюгу-то и не приметил?

Конечно, начал меня задевать. Я же молчу, учу кандзи… И в тайне надеюсь, что нарвется сам.

Очень уж хочется проверить свои возможности против ребенка, которого с детства обучают джукену.

И вот — та-дам! — нарвался нарывайка пустоглазый! Полез в драку.

О, да… Я умею выбешивать ехидной полуулыбкой и невозмутимым молчанием.

Ребенка уложил в два приема — сказывается опыт уличных драк и внутреннее спокойствие в связи с чувством собственного превосходства. Просто отвел левой по диагонали удар и правой, выгнув его блок, точно попал бедняге в подреберье. И все это не двигаясь с места, как и учили на занятиях по илицюань. Удар должен быть как стрелы из рукавов… Но тут бы я сказал, как змеи… Потому как при моем имеющемся призыве змей я вполне могу повторить хоть и не такую, как у отца, с огромными длиннющими змеями, но вполне себе полезную технику выброса аспидов даже в такой связке, если, к примеру, не достаю кулаком до тела противника.

Но суть не в этом.

Дите клана Хьюг сложилось от боли и завыло, размазывая по рожице слезы и вопя о том, как ему больно. И что он еще не умеет вправлять тенкецу…

Упс… Зря я, конечно, чакру вложил…

И тут — Цунаде. Неожиданный поворот, не правда ли? Без Джирика или папани. Отчего? Почему? На сии вопросы я ответа не получил, ибо тетенька с внушительной грудью, спрятанной, правда, за эдакой кирасой, мгновенно бросилась к «раненому». Видимо, основой движущей силой явилось то, что мальчишка упомянул слово «тенкецу».

Сделав Хьюгу дееспособным и всего лишь растирающим бок, девушка оглядела наше сборище и громко, при этом крайне мило сдвинув бровки, спросила.

— Ну? Кто у нас здесь заделался победителем Хьюг, вышибателем тенкецу?

И меня, конечно, тут же сдали... Предатели малолетние… И еще че-то потом на батю говорить будут…

— Это Хэби! Хэбиказу!

И отшагнули, главное все от меня, будто так и надо.

— Где твои родители, мальчик?

Я молчу, уткнув взгляд в пол. Только ухмылки уже нет.

— Он сирота… — сказала какая-то девочка в наступившей тишине.

Цунаде молча взяла меня за руку и куда-то повела.

Как оказалось, в местный парк.

Я шел, почти жадно вцепившись в руку девушки, и усиленно размышлял о том, увидела она мои глаза или нет. Потому как, если увидела, то катализатор ее действий мне ясен — захотела узнать, почему я так похож на Орочимару. Но вроде бы глаз я не поднимал, кейракукей маскирую… Интересно, что это она тогда во мне нашла?

— Ну а теперь рассказывай, — усадив меня, все так же не поднимающего взгляда, на лавочку, блондинка взъерошила мне волосы, заставив зажмуриться и помотать головой, чтобы она сняла руку. А то вот смешно будет, если она не видела моих глаз (я успел стереть подводку втихую), а я преждевременно себя демаскирую.

— Что рассказать? — пробубнил я. — Я не хотел его так сильно наказывать, оне-сан, — само как-то выскочило привычное обращение для старших девушек у сиротских, — но этот наглый пустоглазик заслужил! — который раз замечаю, что выражать мысли как взрослый мне гораздо труднее, хотя думаю я как обычно и даже иногда бывает быстрее.

— Что? — какой-то странный у блондиночки голос стал… Надо взглянуть… Я украдкой приподнял лицо, сильно щурясь, чтобы если вдруг что, закрыть компрометирующий мое происхождение глаз. Но тут мышцы век непроизвольно охренели, как и их хозяин, то бишь, я.

А все почему?

Слезы абсолютно беззвучно текли из ее глаз, оставляя мокрые дорожки на щеках. Она прикусила нижнюю губу и смотрела обессмысленным, полным дикой боли, взглядом куда-то над моей головой. Ей было откровенно хреново… И я опять почувствовал странные волны сочной энергии проходящие через мою кейракукей, заставляющие меня жмуриться, а физически это ощущалось как щипки, болезненные, но приятные…

Почему приятные, биджу мне в зад?! Ей больно, а я готов если не прыгать от счастья, то уж довольно урчать, так точно…

Но настоящий мужик не должен проявлять подобного, даже если оно имеется! Разберусь с этим позже! А сейчас… Надо ее успокоить, что ли…

Я осторожно прикоснулся к ее руке…

И все.

Плотину прорвало, что называется.

Всхлипы стали уже озвученными, а ее ладони потянулись прикрыть лицо, но я вовремя подставился, и теперь она плакала в мою жилетку, если так можно сказать об обезличенном сером костюме, имевшим место быть в гардеробе каждого приютского ребенка. Слезы уже отметились на моем крепком и кр-райне мужественном плече, а энергия, которую я все сильнее и четче ощущал, начала равномерно пульсировать, проходя сквозь мои каналы и останавливаясь в районе глаз…

Внезапно, не то от переполняющей меня энергии, не то еще от чего, глаза взорвались резкой болью. Я ощутил, что плачу, но эти слезы… Уголки глаз, если смотреть на каналы, представляют собой некие разрывы, что избавляют от странной энергии… и от боли, приносимой ею…

Я каким-то образом отключился от реальности, поддавшись волнам накатывающего чувства, не моего, но почему-то в то же время ощущаемого мною как близкое и приносящее силы. Потому не сразу заметил, что уже добрые тридцать секунд блондинка, имени которой, я так официально и не узнал, до меня не дотрагивается. Приоткрыв слезящиеся глаза, будто залепленные каким-то конъюнктивитом, я через эту узенькую щелочку взглянул точно в глаза Цунаде. Прекрасные карие глаза, отдающие багровым. Но цвета я их почему-то сейчас не видел.

Все стало черно-белым. Оттенки показывали что-то свое… Я чувствовал, будто что-то дрожит в каком-то странном предвкушении, готовое сорваться ко мне и дать мне ощутить себя… Но это «что-то» сдерживалось или его что-то держало… Я не знал.

Пробудилось наконец. Только как бы тебя назвать…

— Хэбиказу… Кровь… — она отстранилась от меня, а ладони ее подрагивали в считанных сантиметрах от моего лица, но не дотрагивались… Тремор не прошел, даже когда я поднял голову и взглянул на нее прямо. — У тебя… Кровь… Из глаз…

Я смотрел на нее и четко понимал, что могу выпить ее чувства, сделать себя сильнее этим на время… Я видел переплетение странных линий по всему ее телу…

Я дотронулся до щеки и с усмешкой опознал на пальцах вязкую темную и непонятно откуда взявшуюся жидкость.

— Тебя надо… — она делала заметные паузы, — лечить… но… я боюсь… не могу смотреть… воспоминания…

Она не успела договорить, как возле нас из шуншина буквально вывалился еще один саннин. Н-да-а-а… Взъерошенный Орочимару это то еще зрелище, конечно.

— Цунаде! Я… — он осекся, потому как заметил и окровавленное лицо ребенка, и заплаканную Цунаде, хотя она все равно умудрялась выглядеть красотой во плоти… — Что случилось? — тон сразу стал деловым, и парень, а сейчас Орочимару был именно парнем от восемнадцати до двадцати, быстро подошел ко мне и поднял лицо за подбородок, чтобы рассмотреть. Но энергия уже отлила от глаз и кровь течь, как я ощутил, перестала.

Хотя вытянувшееся охуевшее выражение на бледной роже Орочи достойно запечатления, это факт.

Я даже начал жалеть, что фотик не взял…

Хм… А где бы я его взял-то…

— Ото-сан? — удивление и облегчение на моем лице, думаю выглядели достаточно правдоподобно. Хотя ничего мне играть и не пришлось, потому как я в какой-то степени испытывал оба этих чувства. Да и подобное состояние для меня было каким-то слишком странным… Хоть я и ничего не сумел заметить более подробно.

— Ч… ЧТО?! — челюсть ловит, однако, профессионально… Только голосом выдал, что удивлен. — И эти глаза… Мои глаза…

— Что?! — Цунаде повторила за Орочи его возглас и посмотрела на змеиного саннина уже более осмысленно.

— Ото-сан… — я встал с лавки и крайне мило, даже сам это понимаю, ткнулся лбом куда-то в живот уже, видимо, переодевшегося из их этих кирас в обычный джонинский жилет, отца. И обнял его за пояс.

В этом мире у меня, как ни странно, есть отец… Хотя вот бы узнать, насколько он говнюк… Вот сейчас и узнаем…

Мои волосы снова взъерошили. Заставил тем самым поднять голову, гад! А от настолько по-родному пахнущей всякой химией и отчего-то чаем черной водолазки под этим самым жилетом, что был раскрыт нараспашку и жутко бесил своим зеленым цветом, у меня снова заслезились глаза.

Только теперь уже от собственных, вполне себе детских эмоций, ведь я все-таки вжился и в это тело, и в эту роль, которая уже и не роль совсем.

И да, глаза именно заслезились! Просто взять и сказать, что я позорно разревелся, как настоящий шестилетка, мне не позволило чувство собственного достоинства!

Мои действия вызвали судорожный вздох от Цунаде и… будь мы не в реальном мире, а в аниме, у виска Орочимару наверняка бы висела капля… А так, его просто перекосило, причем черта с два поймешь, что на душе…

* * *

Змеиный саннин пробудился ото сна в крайне приятной компании… Жизнь радовала Орочимару утренним стояком и беспробудно спящей самой сексуальной в Конохе или даже, может быть, мире сокомандницей в обнимку с двумя подушками.

Содрогнувшись от мысли о том, что он мог бы оказаться в таком состоянии, да еще и в ее объятиях, молодой шиноби шустро прополз, чудом не сбив стоящие рядком бутылочки с сакэ, в сторону своей верхней одежки и снаряжения. На комнате стоял халявно доставшийся шедевр Узумак (хотя у них все печати, если оценивать с точки зрения обычного шиноби, шедевральны), потому шиноби смогли качественно расслабиться перед своим последним решительным забегом в Коноху. Два часа беспрерывного бега на высокой скорости для саннинов ничто. Собственно, именно поэтому они до того путешествовали медленно, с чувством, с толком, с расстановкой… Паломничество, как никак.

«Меня бы с утра собирали по кусочкам… Не будь я столь предусмотрителен и не положи я между нами эти подушки… Или мы бы переспали… И тогда бы все стало гора-а-аздо сложнее… Но какая же она все-таки…»

Орочимару кинул почти плотоядный взгляд на девушку и облизнулся, чуть выйдя за рамки нормального. Затем вздохнул, эдак грустно-грустно, и сел в позу медитации.

Ранее упомянутый стояк был не проблемой для опытного ирьенинна и шиноби, потому минута сосредоточения — и можно беспрепятственно снимать кимоно и натягивать обычные форменные штаны, что, если честно, всегда надоедали этому человеку, носящему одни кимоно да хаори в обыденной жизни уже без малого двадцать лет…

И, как обычно, в самый интересный момент, когда бледная задница Орочи только-только ощущала приближение заветных брючек, продрала глаза Цунаде. И, конечно же, первое, что она увидела это были две половины целого, если говорить грубо, то увидела она именно зад. Не вблизи, конечно, но ей хватило этого для того, чтобы совершенно случайно, на рефлексах, захерачить в него подушкой. Так как опасности эта штука не представляла, чуйка, имеющаяся у каждого из шиноби не сработала, хотя звук за спиной заставил начать отскакивать. Но отскок с не до конца одетыми штанами — это, конечно, что-то с чем-то…

Конечно, Орочимару удержал равновесие. И несомненно он сумел даже поймать снаряд.

Изучающе глядя то на подушку, то на Цунаде, желтоглазый саннин ухмылялся и примеривался… Но Сенджу разгадала план его праведной мести за поруганный зад и…

Почти так же ухмыльнувшись девушка, хотя какая девушка, сейчас она самая настоящая девчонка, перехватила оставшуюся в ее владении поудобнее и, уже поднявшись, встала в крайне соблазнительную стойку. Этот момент Орочимару подметил мельком, хотя был бы рад в стиле Джирайи что-то на этот счет сказать. Тогда бой стал бы неминуемым…

Но и сейчас…

«Ей просто необходимо расслабиться…» — убеждал себя Орочи в том, что это больше надо Цунаде, чем ему. — «Если она еще раз заплачет у меня на глазах… хотя лучше, все же, на груди, ку-ку-ку… мне останется только успокоить ее старым как мир методом… А это предполагает от меня дальнейшие активные действия… Но я и не представляю… Что делать… Кто бы помог...»

Раздумья его были прерваны съездившей по морде пуховой подушкой… За что Цунаде была примерно наказана ударом с разворота… Не ногой, опять же, подушечкой…

«Ах ты так?! Ну щас я… Ух! Их-х-ха! Шарах тебе!!!» — и все это с каменным лицом.

А Цунаде же искренне смеялась, выбивая пух из подушек и все ненужные мысли как из своей головы, так и из черепушки Орочимару.

Минуты три этого детского бешенства — и Цунаде сплевывает пух на полу после удачной подсечки Орочи, а змеиный саннин вылавливает перья из своих волос, быстро перебирая пальцами. И хотя Сенджу прекрасно знает, что Орочи совершенно спокойно справится сам, она кладет на его руки свои и мягко проговаривает, наклонившись к его уху.

— Оставь, Орочи-кун, я помогу… А ты поможешь мне…

Если смотреть со стороны, то получается крайне сюрреалистичная картинка. Грудь Цунаде упирается куда-то в шею подозрительно довольно жмурящегося Орочимару, а ее цепкие пальчики выбирают из черных волос пух… Она стоит за ним на коленях, а Орочи сидит в позе типа задумчивый самурай, уперев ладони в колени скрещенных ног.

И жмурится.

Но еще более необычный вид можно было бы увидеть, когда это же самое делал мужчина.

Ну прямо парочка орангутангов с канала ВВС… Так возможно сказал бы сын Орочимару, о котором тот и не подозревает.

Хотя скоро начнет.

Орочимару расстался с Цунаде на входе в деревню, обрадовав девушку, что отчитываться пойдет сам. Той наверняка не хотелось портить настроение, общаясь с бывшим сенсеем, всегда говорившем, что в ней нет гениальности Орочимару и упертости Джи. Ну а так как Орочи всегда считался любимчиком Хирузена, почетная миссия донесения до благородных ушей Третьего Хокаге информации по общей обстановке и частностях была для него не так уж чтоб в тягость.

До резиденции Саннин добрался шуншином.

Но Орочи было не судьба сразу попасть в кабинет к Хокаге. Ведь из резиденции как раз выходила джинчурики Кьюби и бабушка Цунаде, Мито-сан. Уже немолодая с виду, но все равно пугающая своей силой и мощью своего демона.

«Чего это она, интересно, такое заметное раздражение выпустила?.. Я ее и так маленько опасаюсь… Еще с тех самых пор, когда знакомство с ней пришлось свести в результате ее заинтересованности сокомандниками внучки. И я ей поему-то совсем не приглянулся… Хотя в то время я маленький был да глупый, не умел не светить любопытство… А то, что мой взгляд был из-за этого слишком уж изучающим все же сумело отвратить от меня ее благоволение…»

Но Орочимару, считая таким образом, и не представлял, что ей он не понравился немного по другой причине… При взгляде на бесстрастную бледную рожу Змеиного Саннина в мыслях Мито всплыло давнее и не очень-то приятное воспоминание.

Как был отдан приказ подготовить для химе Сенджу достойного жениха…

Как бы то ни было, до определенного возраста кандидаты только рассматривались, и никаких действий, кроме крайне туманных намеков, не совершалось. Но один единственный день свернул шею возможной любви этого погрязшего в странных исследованиях и чужих интригах паренька к химе клана-основателя Конохи…

Мальчик был явно заинтересован девочкой — это было видно по его взгляду. Но клан Сенджу не принял бы амбициозного воспитанника Сарутоби Хирузена, что уже давно вел свою игру и наверняка бы впутал сюда даже детей… А на тот момент это выглядело как небольшой провал со стороны маленького шпиона, который смотрел на Цунаде со знакомым Мито не понаслышке собственническим самодовольством. А маленькая Цунаде перед этим все уши прожужжала с этим «умным и загадочным» гением малолетним. Хотя если бы тогда спросили Орочи о его победном виде…

Девочка назубок выучила свиток по углубленному изучению чакрозапитанных ядов и их последствий, которые ей детально разъяснял именно он, а Цунаде имела неосторожность этим похвастаться. Конечно, не тем, кто ее учил. Они сразу обговорили полную закрытость от других их периодического обмена знаниями, причем Джирайя в этом не участвовал, как «ненадежный элемент», ведь на тот момент он не был серьезен вообще никогда. Девочка прямо во время чайной церемонии рассказала о своих успехах, а о них сам Орочимару и не подозревал. Вот он и засиял этим самым самодовольством, аки солнце в зените.

И именно с того момента начался активный поиск и, что самое главное, подготовка жениха для Цунаде…

Мито отогнала подальше эти неуместные мысли и порадовалась, что никто из шиноби читать их напрямую пока не научился. Напротив стоял немного растерянный Орочимару, а его кисть была заключена в цепкую хватку последней Джинчурики.

У Орочи все-таки почти получилось проскользнуть мимо, ведь женщина была больше занята совсем еще маленькой девочкой из Узумак, кажется, следующей джинчурики, которая не переставала о чем-то болтать.

«Хотя какая она маленькая… Мы в ее возрасте… Хотя и она… Бедная девочка… Ох, черт, опять совесть и жалость зачем-то восстали из мертвых, надо побыстрее прикопать…»

Мито Узумаки не могла не почуять знакомую чакру, а подсознательное ожидание Цунаде заставило женщину сразу же заметить и вцепиться в Орочимару.

— Ну здравствуй, Орочимару-кун… А я сейчас от Хирузена, и у них там совещание в узком кругу, — по-доброму улыбнулась она. Но от этой улыбки до дрожи пробрало до внутренностей даже у такого достаточно матерого шиноби, прошедшего уже даже целую войну… — Так что тебе не светит накатать свой донос в ближайшие пару часов. И почему моей внучки все еще нет в поместье? Или ты, вопреки своим обещаниям, данным мне год назад, все же ее препарировал на своем прозекторском столе?

«Да… Хороший у госпожи юморок, близкий мне по духу… Но надо опровергать, а то за последнюю из ее прямых потомков мне голову открутят с особой жестокостью…»

— Ну зачем же вы так, госпожа Мито, — безмятежно ухмыльнулся Орочимару. — Я и Цунаде вернулись, а Джирайя — нет, так что вам беспокоиться не о чем. Да и Джи тоже не насовсем нас покинул, а лишь на время… Но это уже, кстати, непосредственно моего доноса касается, так что вам, при всем желании, я выдать полный текст не в состоянии, так как его попросту нет. Мы прибыли только что, а я пошел сообщать об этом несомненно важном факте самолично. Ну а Цунаде-химе наверняка уже на пути домой… — Змеиный Саннин обратил внимание на изнывающую от любопытства маленькую девочку, знакомство с которой было бы для него стратегически важным, как для возможного будущего Хокаге. — Кстати, вы нас не представите?

Кушина, ранее с интересом следившая своими темно-голубыми глазищами за диалогом двух взрослых шиноби, открыто заулыбалась и мило поклонилась Орочимару, как старшему.

— Кушина-чан, это Орочимару-кун, сокомандник твоего будущего сенсея, Змеиный Саннин и герой войны…

Орочимару резко стал серьезнее, ведь каждое воспоминание о войне стало для него грузом, тащившим ко дну все хорошее, имевшееся в этом ниндзя изначально, ведь привыкший к беспрекословному выполнению приказов командования саннин столкнулся на этой войне со зверствами и болью, с циннизмом и жестокостью, похлеще чем за его любимым прозекторским столом… И он убивал, убивал, убивал… Одно дело — миссии. Там — либо просто условный возможный противник, либо обыкновенная мишень, либо цель-враг. А на войне ты слышишь стоны раненых и убитых, причем с обеих сторон, ты добиваешь безоружного, покалеченного или даже обычного ребенка, такого, как мелкий Наваки, всего лишь генина. Ты измываешься, как никогда ранее, во время допросов, ведь чувство свободы опьяняет и делает будто сильнее от чужой боли… Это пугает. И приходилось давить подобные чувства если не в зародыше, то уж в опасном для рассудка виде точно… Но это тяжело — осознавать, что ты — ходячее чудовище, мыслящее лишь категориями свой-чужой...

— Герой — это тот, кто умер, защищая дом или выполняя задание. Тот, кто жив, это просто убийца, лишний раз показавший, как сильно он силен по сравнению с другими. И запомни, девочка, в веках остаются те, кто совершил и умер. И не факт, что герои. Но следовать этому бредово. Все происходит само — и выживание, и смерть. А осознанной жертвы всегда можно избежать, если подумать…

Парень осекся, поняв кому он это говорит. Джинчурики — значит сила человеческого жертвоприношения. Те, без кого биджу бы не было возможно удержать. Жертва. Причем осознанная. И та, которой не избежать, особенно при передаче этого самого биджу… Смерть Мито не за горами…

— Так значит, ты — будущая ученица Цунаде? — перевел тему саннин.

«Я растянул губы в приличествующей случаю вежливой улыбке, пытаясь выбросить из головы то, что женщина, стоящая передо мной, достойна звания героя гораздо больше, чем я и любой другой из саннинов. И чем тот же Сарутоби Хирузен, ставший хокаге сравнительно недавно и еще не показавший свою власть на полную. И она отдала свое долголетие, ведь Узумаки имеют особый геном, дающий возможность крайне долгой жизни по сравнению с обычными. А Мито-сан не так уж стара, насколько я знаю…»

— Да, Орочимару-сан, — вежливо кивнула девочка, с заметным восторгом спросила. — А вы правда победили злого Саламандру Ханзо из страны Дождя? И аж втроем?! Я видела, как играли ребята! Они называют это игра в саннинов…

— Думаю, Кушина-чан, Орочимару-куну это неинтересно… — поморщилась Мито, а девочка хитро взглянула на явно заинтересованного Орочи. Он даже бровь поднял.

— Да нет, Мито-сан, я бы был не прочь узнать… ку-ку-ку-ку… каково это, играть в саннинов… — Орочимару заметил мгновенно повеселевшее личико мелкой Узумаки.

— Там есть ребята, которые играют в саннинов уже очень давно, и они были самыми первыми! Мне это другие рассказали, кто позже присоединился! Двое из них — из приюта, и они как будто контрастные! Ну, как вы с Джирайей-саном. Только у того мальчика не белые волосы, а желтые! И глаза такие ярко голубые. А вот другой… Он даже подводку во время игры специально рисует, чтобы быть похожим. Хотя у него, вроде глаза тоже похожие на ваши, хотя волосы другие. Но вот ухмыляется он прямо точь-в-точь… — маленькая девочка развеселила и Орочи, и Мито-сан своей непосредственностью и в то же время жуткой серьезностью, будто она сообщает нечто тайное… Но их общение пришлось сворачивать, потому как саннина Мито выловила с определенной целью.

— Орочимару-кун, я бы попросила тебя найти Цунаде… Я уверена, что она где-то задержалась и не слишком торопится, но мне необходимо ее присутствие в моем доме в скорейшем времени. Но я ее знаю, и она вполне может забежать как в купальню, так и в библиотеку…

— Потом к особняку Сенджу? — после кивка Мито Орочи быстро развернулся и сделал шуншин…

К своему дому. Скинул все лишнее… И таки пробежался по вероятным местам пребывания, вывалившись в конце концов в парке…

* * *

— Я не понимаю… — понуро опустив голову, отец пытался не сгореть под крайне красноречивым взглядом Цунаде, причем при этом избегал на меня смотреть. — Это бред! У меня не может быть такого взрослого сына! Не может… Точно не может… — бормотал он себе под нос.

— Ото-сан, — подал голос я, — ты доверяешь Цунаде-химе?

Вышеупомянутая химе поморщилась и отвесила мне неслабый подзатыльник.

— Зови лучше просто Цунаде, Хэби-кун!

— Тогда лучше оне-е-е-сама-а-а, — протянул я. — Или оне-чан?

Вы не представляете, какое я почувствовал облегчение, когда волны той жутковатой боли со стороны Цунаде не последовало! Только вот черепушка моя после удара саннинши немного звенела, и я потер затылок, мотая при этом головой.

— Ну ты помягче с ним, что ли, — усмехнулся Орочи, снова запуская руки в мою шевелюру. — Все-таки, сын твоего друга!

— Значит, доверяешь, — констатировал я и поднял лицо на обоих саннинов, немного удивленных моим странным поведением. Я говорил немного устало. Мне нужно было произвести впечатление. — Понимаешь, ото-сан… Если ты ей доверяешь, я могу рассказать… Почему я вообще появился… И каким образом.

Только на секунду Орочимару задумался над ответом на мою реплику, тоже уже растеряв весь сарказм и усмешку. И тут же почти прошипел, с ухмылкой сузив глаза.

— Ты говори-говори… Я не думаю, что замешан в чем-то слишком уж противоестественном… А с Цунаде мы слишком крепко… кхм… дружим, чтобы я скрывал от нее происхождение собственного ребенка… Тем более, если это не раскроет никаких секретов деревни, которые ты мог, — саннин выделил это слово голосом, — услышать.

Меня внезапно пробрал смех. И это мне говорит Орочимару, рациональный, циничный и капитально чокнутый шиноби, который считает всех своими марионетками… Видимо, пока он так еще не считает…

— А через пару-тройку десятков лет ты будешь говорить, что она единственный человек, которого тебе не хочется убивать… Но тут же бросишься на нее с языком и ножичком наперевес… — сам не ожидал того, что выдал, но надо же было как-то начать?! Но как сейчас продолжить…

— Что?! — маска показного равнодушия, казалось бы, приклеенная, снова разбилась и передо мной стоял охуевший пацан… Как же непривычно видеть Орочимару двадцатилетним парнем, а не пятидесятилетним змеюкой.

— Барьер можно? Или хотя бы проверьте, слышат нас сейчас или нет.

Пожелание было практически мгновенно исполнено, а Цунаде сразу же после его установки, подозрительно покосившись на меня, полувопросительно-полуутвердительно сказала.

— Так ты не его сын, все-таки… — ее лицо при этом выражало невероятную степень задумчивости и прямо-таки стимулировало на умиление, потому как было еще и обиженным.

Орочик даже полюбовался ненароком, а я, смотря на его странно переменившееся лицо при взгляде на девушку, прыснул в кулак и тут же суфлерским шепотом спросил.

— Так это правда, что про вас говорили? Что Орочимару не встречался ни с одной куноичи, потому что сохнет по своей… — бдыщ!

— Молчи, мелкий! — пламя в его глазах… я вижу его… — Ты ведь не хочешь, — он начал чуть ли не шипеть мне на ухо, — чтобы я тебя…

Он наткнулся на самый серьезный из возможных моих взглядов. И подавился воздухом.

— У меня слишком серьезный взгляд для… А, нет, для сына змеиного саннина я ожидаемо круто выгляжу, — я решил так мягко напомнить ему… и не прогадал, снова начав сожалеть о том, что фотик остался где-то в прошлом. Челюсть саннинская все-таки отвисла, что я удовлетворенно подметил.

— Чт… Как?! — ошалевший вид Орочимару был для Цунаде просто откровением — это было видно по ее лицу, тоже потерявшему нормальный вид за счёт неэтично открывшегося ротика.

— Ну, батя, начнем по порядку… Меня зовут Хэбиказу. Фамилию дали рандомно… то есть, просто так. Так что, я теперь Хаякава Хэбиказу…

— Теперь? Это как? — вскинулась Цунаде. — Что это значит?

— Я реинкарнировал, — решил не тянуть кота за продолжение рода и начать выкладывать заранее заготовленную легенду. — Существование этого мира в стабильности находится под угрозой… Потому одна сущность меня сюда закинула сохранив всю память прошлой жизни… Ну, прожил я немного и совсем не в боевой обстановке. Но она посчитала, что знание приблизительной картины будущего поможет мне изменить его…

— Реинкарнация… — протянул Орочимару. — Я не знаю почему, но мне хочется тебе верить. Смерть не должна быть концом…

— Ну… Если бы я не попал этой сущности под руку, то ты бы, думаю, так и оставался в неведенье. Вообще, я хотел изменить твою историю, потому как она мне показалась слишком уж идиотской, — я посмотрел на отца, который лишь поднял бровь в удивлении. — Ты, знаешь ли, один из саннинов! — воскликнул я. — В будущем изобретешь много нового, восстановишь ген Мокутона… Хотя от просто гения до злодея… Как пелось в одной песне…Здесь бродят тени, ими движет запах денег, боль других и холод греют им сердца… — я напел песню Арии «Я не сошел с ума» и грустно, наверное, слишком по-взрослому усмехнулся, потому как глаза Цунаде странно блеснули, и она явно что-то для себя подтвердила, увидев мою ухмылку. — Связь времен распалась — и Злодей, и Светлый Гений тесно сплелись в объятьях, их различить нельзя…

— И что это значит? — а, да, я ведь спел на русском, а тут, как бы, японский… кхм…

— Tensai to akuyaku wa kubetsu dekimasen.. (Гения и злодея невозможно различить). Karera wa issho ni ama rete imasu. (Они сплетены воедино) — я перевел последние две строчки. — Как-то так. Это была песня на моем родном языке. Этот мир кардинально отличается от моего… И я знаю вашу историю отнюдь не в общих чертах. И она мне не нравится. Во-первых, тем, что каждый из вас будет по-своему неудачником. Во-вторых, потому что девочка, которая мне нравится, должна в этой истории сыграть роль смертницы… Причем из-за одного долбо… кхм… дятла, который решил, что за его ребенком, если он и его жена помрут, смогут присмотреть друзья… А Джирайя возложил болт на бедного детеныша, по совместительству, свежую тюрьму биджу. Цунаде, как его крестная, хотела взять его на воспитание… Да и с какого-то он вам боку родственник был, кажется… Но Хирузен с Данзо разобрались с проблемой, вынудив вас уйти из деревни. В дальнейшем, оне-сан, вы прославились как самый неудачливый саннин… Хотя, думаю, судьба ото-сан была гораздо хреновее, ведь деревня вас не предавала настолько открыто… Его именем пугали детей, его целью в жизни стала месть Конохе, и ради достижения силы, способной свергнуть говнюка-каге а также имеющей шанс воплотить мечту о бессмертии, Орочимару стал… нечеловеком. Каждые три года ему приходилось менять тело, одно за другим, в погоне за дзюцу и геномами. Бессмысленно. Но когда тебе, папа, в голову пришло завладеть Вечным Мангьеко Шаринганом одного Учихи…

— Так… Стоп-стоп! Милый мой, ты почему издеваешься? — Цунаде обеспокоенно смотрела на меня.

Не менее недоуменно взирал Орочимару.

— Что? Не понял? — я прервался с очень кислым лицом, поначалу подумав, что все, что я сказал, принять на веру очень сложно.

Но все оказалось гораздо прозаичнее.

Саннины переглянулись, и взглядом Орочи показал, что Цунаде может высказать их общую мысль мне в лицо.

— Это мы тебя не понимаем, — начала Цунаде. — Ты вдруг начал говорить на ином языке…

— Но я точно говорил по-нормальному! — я нахмурился. — Когда именно вы перестали слышать четкую речь?

— Песня на твоем родном языке… Непонятно, кстати, к чему это… — Орочимару задумчиво потер переносицу и затем сделал то, чего я от него никак не мог ожидать. — Кстати, малыш, — это было произнесено со странной мягкостью и добротой, что, как ни странно, не заставляло меня напрягаться, а наоборот расслабляло, будто я был для него самым родным человеком, — ты не скажешь нам, кто твоя мама?

Я подошел к Цунаде и взял ее за руку.

— Ото-сан, ты знаешь… — мне уже очень надоело пытаться изменить историю как можно более простым путем… ну, не буду же я признаваться, что у меня банально ни биджу никогда не получалось легко. Так что будем изменять ее подпольно… — Я буду считать мамой ту, что полюбит тебя, батя! Или ту, что может хотя бы чисто теоретически сделать это… Короче, — я поднял лицо кверху и сделал глазки каффайной няшки, — Цунаде-чан, будь моей мамой!!! И если не захочешь, я покрашу волосы в желтый цвет, и буду всем говорить, что я сын Орочимару. Скажи мне, многие ли будут сомневаться, кто тут мама?

Кажется, было слышно, как жужжит муха…

— Ты-ы-ы-ы!! — она сжала мою голову в страшнейшем захвате, называемом «щека-грудь». И если бы не эта долбанная кираса, я бы был безумно рад… — Ты точно его сы-ы-ын!! Я теперь точно уверена!! Гаденыш!!

— Не-е-ет! — я сумел вывернуться из ее цепкой хватки и подскочил к бате. Спрятался за ним и уже оттуда сообщил. — Жмякай его, он такой же как я, только старше и волосатее! Да и так вы мне братана или сеструху быстрее сварганите! А-а-а-а! Только не…

Хрумк…

— Ку-ку-ку-ку… — донеслось до меня, зажатого в обьятиях самой сильной куноичи Конохагакуре… Вернее, снова зажатого, потому как отец умудрился, благо опытом умудрен, отшагнуть с пути этого локомотива, по совместительству являющегося еще и внучкой Первого Хокаге и джинчурики Девятихвостого… — Давай, Цуна-чан… Попозже его по… кхм… жмякаешь… Тебя там ученица, наверняка уже давно обещанная, ждет вместе с Мито-сан. А Хэби мы с собой возьмем. Пусть там… ку-ку-ку-ку… тоже пожмякаются…

Я резко ощутил свободу и понял, что бате сейчас станет похуже, чем мне. Все-таки на ребенке применить всевозможные болевые приемы ей не позволила бы ее совесть.

— А-а-а-а! Только не это!

Хрумк.

Да он крут! Он сумел отбиться. Но от дерева увернуться не успел…

Все началось с невинного вопроса поначалу безропотно запустившей нас в дом Мито-сама о том, почему Орочимару-кун оставил собственного родственника в приюте и за каким-то фигом совершал путешествие вместе с остальными саннинами, вместо того, чтобы адекватно обустроить жизнь мальца. И, раз пока мы с батей не научились обмениваться мыслями на расстоянии, мне пришлось, хоть это было и крайне смешно — смотреть на растерянного Орочимару, брать ситуацию в свои маленькие детские ручки.

— Орочимару-сан только недавно узнал, что мы родственники, потому как наши ветви родов, уважаемая Мито-сама, являлись достаточно далекими друг от друга, хотя контракт со змеями заключался и в нашем роду тоже. Я почему-то не помню название рода и даже имена, видимо какая-то техника или печать… — на этих словах в глазах уже пожилой женщины зажегся непонятный огонек, идентифицированный мной как искра любопытства в особо крупных масштабах. — Но судя по имени и призыву, Орочимару-сан является настоящим представителем моего рода.

— Но как же ты оказался в Конохе? — да блин… моя импровизация выходит за пределы моих мозговых способностей. — Я узнавала, ты появился приблизительно год назад, буквально из ниоткуда. О тебе и о твоем, как ты говоришь, роде нет ни малейшего упоминания!

— О-о-о, Мито-сама, я польщен! — дала своей фразой подготовиться немного. — Вы внимание на меня обратили?! Я же, собственно, из себя особо ничего и не представляю, обыкновенный… ох… не помню имя рода, — я схватился за голову и скривил лицо, вызывая боль на лице прикушенным за щекой языком… спасибо, челка, я тебя никогда не отрежу…

— Не вспоминай, Хэби-кун, — Цунаде решила принять мою игру и показала класс, с истинным беспокойством воззрившись на меня. — Не стоит сейчас себя перенапрягать. Ты ведь применял свое додзюцу, — это месть или что, я не понял?! С чего бы ей рассказывать… Хотя… — так что, милый мой, лучше не надо напрягаться снова.

Она же попросту уверена в том, что Мито рано или поздно узнает об этом и при том не выдаст. Интересный расклад…

— Хм… — на лице Джинчурики появилось немного раздраженное выражение, — Я поняла, что ты... не помнишь. Но все-таки. Как. Ты. Оказался. В пределах. Конохи.

Ну, уже у меня ответ готов, спасибо Цунаде-чан, буду должен.

— Порт-печать на крови. Переносила меня к ближайшему родственнику. Правда, я упал в кусты… Наверное, там недалеко проходил саннин…

— Я не знаю такой печати, — перебила Мито, мгновенно напрягшись. И было отчего. Мастер Печатей в черт знает каком поколении не знает печать… — Как она выглядела?

— Небольшой свиток, в который необходимо встать и капнуть собственной кровью, — пожал плечами я. — Меня не готовили на печатника. Я управленец. И стихийник… — припомнил я свои тренировки с тайцзы и илик.

— Что? — не совсем поняла Мито-сама. — Это значит…

— Это значит, — перебил я, — что я могу пользоваться стихиями в бою. Ну… Водой, если быть точным.

* * *

Перенесемся на полгода раньше, в ту славную пору блаженного ничегонеделанья меня-любимого и беззаботного неведенья Змеиного Саннина о собственных родственниках.

Однажды я, как оно частенько бывало, поперся на тренировку. Но не на крышу, пустырь или лесок. Я пошел дальше, глубже и вообще к реке!

Но получилось так, что в тот день, я тренировался с утра. И открывать глаза во время монотонных перемещений и повторений форм мне не очень уж хотелось. Тело двигалось само, и когда я почувствовал что-то неладное, стало слишком поздно.

Наслаждаюсь, значит, журчанием ручейка, выполняю одиннадцатую форму стиля Ян на скорости и с чакрой, вдруг отстраненно вспоминая, что именно ее в мульте про лысого Аватара с синей стрелкой на лбу использовали для хлыста из воды, чуть ли не самого любимого оружия водных магов. Корпус на один час направо, правая кисть по дуге мимо лица в ту же сторону. Левая чертит окружность мимо живота к правому плечу. На подходе левой к месту назначения, правую чуть оттягиваю от себя и формирую крюк… Странно, чувство, будто что-то сжимаю… Скользкое, мокрое… Но подумав, что ко мне моя змея, отосланная в лесок поиграть в анаконду из того фильма, вернулась, я предположил, что это какое-то хитрое гендзюцу. Моя тварюжка любит сюрпризы делать… Не зря же это Черная Мамба, м-м-м? Потому предпочел не заметить и продолжить свое дело. Опорная нога — правая, а левая пятка отрывается от пола, далее переношу центр тяжести на правую ногу…

И уже через секунду понимаю, что мне не судьба перейти в положение лук-стрела, потому как в руке гребанный хлыст из водички!

Блять!

Если я сейчас доделаю… то… разнесет… нах… деревья!!! Нет, я не эколог-фанатик, но кому-либо не заметить будет трудновато! И посещение этой полянки накроется попкой слоника…

— Пи*дец и е*аный трахен-трахен мой мозг, е*нутый через ушной проход странновые*анными пи*дох*енедоприе*ашествами… — поток бессвязного мата полился из моих уст…

О, как же я был впечатлен…

Нет, правду говорят, русский матерится и тогда, когда ему хорошо, и тогда, когда ему плохо.

Ну а на махе ногой, при четком контроле воды, я все-таки выдолбил в дереве жилье…

Очень уж неожиданным был поворот… Когда от моей ступни в сторону деревьев полетела сжатая водяная струя.

А дупло получилось как для вышеупомянутого слоника. Ну, для его попки места бы точно хватило.

Там теперь мой склад, кстати.

Ведь каждый маленький мальчик должен иметь склад вещей, на которые всем плевать, но которые ты собираешь в надежде, что это сокровища… Эм-м-м… У меня там ржавые и посеянные всякими богачами кунаи для тренировок, мешки с рисом на черный день и спертые во имя всеобщего блага кипы тетрадок.

А че? Деревья возле Конохи крупные, мощные… И не каждое из них проверяет шинобивская братия. Хотя сейчас с безопасностью как раз все в полном порядке, ведь не наступило еще то время, когда целую деревню минировали, и никто этого не замечал…

* * *

— Чакробумага, — перед моим лицом помахали клочком бумажки. А знакомая по зеркалу ухмылка и зеленовато-желтые глазищи с узким зрачком наконец привлекли мое внимание. — Ты что, опять отключился от реальности, мелкий? — видимо, махали уже долго и упорно. — Давай, бери, показывай. Мито-сан интересно. Мне тем более… Так что, будь добр, дай нам узнать твою стихию, раз ты говоришь, что стихии есть…

— Слушай, батя, — прошипел я, — можешь разговаривать со мной не как с маленьким мальчиком, хорошо? Мне уже достаточно лет… Целых шесть. Ты в этом возрасте академию закончил. Может не будешь изображать из себя великовозрастного хре…

Его перекосило, но он справился с собой и выдал мне хорошего леща свободной от бумажки рукой, перебив мою речь.

Голова моя мотнулась в сторону и, кажется… Это шея так хрустнула?! Ну, мне, точнее, моему уже достаточно укрепленному чакрой за год упражнений телу, было плевать на такие шутливые удары, ведь Орочимару не собирался убивать, за что благодарю, а то с него станется… Но все это происходило на глазах двух женщин, с одной их которых тебе хочется иметь более близкие отношения… Да это же как промокшего под дождем котенка пнуть на глазах у девушки!! Вот идиот…

— Обращайся ко мне сенсей, сопляк, — с видимым удовольствием произнес Орочимару, не заметив за спиной буквально кипящую негодованием Цунаде. Мито-сама же смотрела на действо из-под полуприкрытых век и, кажется, наслаждалась. — Ты собираешься стать шиноби, раз знаешь свою стихию в столь раннем возрасте, потому я решил сделать тебя своим…

Бдыщ!

И как у него позвоночник-то не смялся? Она же снизу вверх прямо по маковке шарахнула… А Орочи лишь прикусил язык и горестно нахмурил брови, почесывая место удара и виновато, причем прекрасно осознавая свою вину, смотря на Цунаде.

— Ты какого биджу ребенка бьешь?! И вообще, кто тебе сказал, что этот мальчик будет учиться именно у тебя, Орочи-кун?! Хэби, хочешь я возьму тебя в свои ученики? Орочимару не сможет тебе помочь в освоении стихии…

— А если у него их две? — злобная усмешка отца.

Но тут решила вмешаться Мито-сан.

— Цунаде… У тебя будет Кушина. Орочимару вряд ли захочет взять кого-то еще себе в ученики… Мне кажется, копиям друг друга будет комфортно... А ты сама и убьешь этого сорванца, если он тебя выведет.

Я вздохнул, подергал челку, позыркав с одного возможного сенсея на другого и вытащил из ладони Орочи бумажку.

Споры закончились, и внимание мгновенно сконцентрировалось на мне.

Я ухмыльнулся и прищурил глаза, направляя чакру в зажатый между большим и указательным пальцами клочок шершавой бумаги. Внезапная боль на внутренней стороне ладони заставила меня мгновенно избавиться от маски… Мое лицо, наверное, вытянулось в удивлении, когда я увидел происходящие с бумажкой метаморфозы…

— Ничего себе заявочка… — протянула Кушина.

Кушина?!

— Кушина-чан… — мягко начала Мито. — Ты же потренироваться с печатями хотела?

— Мито-сенсей, — поклонилась девочка и серьезно посмотрела на меня, — он смог бы сдерживать биджу? Я чувствую странную чакру под его иллюзией! Он бы справился… К тому же, вода… его внутренняя вода, я имею в виду, может удерживать Кьюби гораздо легче…

Что? Она видит ТАКУЮ иллюзию?

Кушина все так же смотрела на меня своими глубокими серо-голубыми глазами… И внезапно рухнула на колени… Я успел лишь дернуться в ее сторону, но моя помощь не потребовалась. Возле девочки мгновенно появилась и Цунаде, и Мито.

Вот это я понимаю — скорость.

— Три мира могут удержать ненависть биджу… Мир Силы, мир Боли и мир Покоя… — каким-то не своим голосом начала говорить девочка.

Я перестал понимать вообще хоть что-то из происходящего. В каноне это была милая заводная девушка, вспыльчивая и отходчивая, чувствительная и немного глупая, раз вообще связалась с этим желтоволосым недоразумением…

Но биджев зад! Никто! Никогда! Не говорил! Что ТАКОЕ с ней случалось! Это приступ какой-то! Причем я ощущал волны боли, исходящие от маленькой Узумаки.

Мы с Орочимару переглянулись. Тот тоже не понимал ничего… Но мы оба прислушались к быстрому диалогу, происходящему между Цунаде и ее бабушкой. Так что хоть какое-то понимание ситуации к нам пришло.

— Это то, о чем ты говорила? — напряженно переспросила Цунаде, водя руками, из которых исходил зеленоватый цвет, над все еще что-то бормочущей девочкой.

В который раз пожалел, что я не какой-нибудь Инудзука, и слух просто так хороший не разовьется.

— Да, — коротко ответила Мито-сан. — У нее есть странная сила, использующая энергию Инь… Обычно у Узумак вся Инь уходит на талант в построении печатей. Но у этой девочки… Она не совсем обычная Узумаки…

— Она спит, — констатировала Цунаде и перестала выпускать медчакру из пальцев, поднимаясь с колен.

— Ей больно! — решил вмешаться я и рванул к маленькой аловолосой девочке. Ни Мито, ни тем более Цунаде не пытались меня остановить, хотя на их лицах было написано удивление.

Область глаз снова накрыла волна резкой боли, и я начал видеть мир черно-белым, только с цветными нитями в людях и тончайшими, едва видными, в воздухе, стенах и земле. Но меня мало интересовал пылающий разными оттенками красного, черного и синего комок ярости внутри Мито. Мне нужно было помочь… избавить от боли.

Я пропускал через себя эту знакомую пульсацию, а очаг, снова заработавший в более быстром ритме, впитывал в себя энергию, получаемую от этой боли. Додзюцу, блять. Кеккей генкай… Ни тебе копипаст, ни тебе рентген на 360. И я уже не говорю о риннегане. И могу поспорить, что эволюционировать в самое крутое додзюцу мои глазки вряд ли смогут…

Но о сожалениях потом.

Разве у меня когда-то что-то получалось легко? Вот и не фиг. Думал, халявка. А по факту — не пойми что. Как говорила моя племянница, халява — это когда кола в лагере бесплатно. А все остальное — уже требует четкого договора… Это добавлял ее брат.

— Все, — я отсел от Кушины и притянул к себе колени, пытаясь унять дрожь в руках и цунами, всколыхнувшееся в моем очаге с прибытием туда новой энергии… Почему, интересно, моя чакра мне всегда представлялась не огнем, текущим в жилах, а живительной влагой, вроде крови?

А очаг, теперь я это четко чувствую, не стандартный огонек. Он бы не сумел втянуть в себя никакую энерию. Ведь обычный очаг на это не способен.

Это водоворот.

* * *

Отец радовал мой взор своим немного дерганным поведением, а Цунаде, переглядываясь со мной, молчала в чашку с чайком… Кушину-чан уже отправили баиньки, но так как госпожу Узумаки-Сенджу распирало от любопытства, что я чувствовал едва-едва, но все же ощущал, мне пришлось сидеть вместе со взрослыми и пить которую уже подряд чашку чая. Сладкое я люблю в малых количествах и только по хотению, потому округлый поднос, полный сладостей, был с моей стороны нетронут, как и со стороны Орочимару.

К месту вспомнилась не то мудрость, не то блажь япошек, что настоящий мужчина должен любить саке, а не сладкую вату… Ну, это я переиначил, наверное, да и сладкой ваты тут не было… Но мне хватило нескончаемого ароматного чая и Цу-чан в качестве обслуги… М-м-м… Даже жаль, что батя к ней неровно дышит, вот бы подрасти и… Кхм… Хорошо, что в этом мире люди не научились читать мысли без контакта с глазами…

— Скажи пожалуйста, милый, — я вздрогнул от этого обращения и поднял взгляд на Мито, — ты не расскажешь мне… что это за додзюцу?

— Итоцуган, — выдал я то, что крутилось у меня в мозгах. — Глаз Нитей Боли. В принципе, бесполезный кеккей генкай моего рода. Позволяет чувствовать боль других и вытягивать ее. Причинять же боль с помощью него невозможно, потому для ниндзя он бесполезен. Разве что, добавляет мне дополнительных сенсорных способностей… Но бывают и лучше, — говорить о том, что я впитываю боль и возможно смогу заниматься энерговампиризмом лучше не стоит, как мне кажется… И если в первый раз ко мне пришло ощущение могущества, то сейчас я понимал, что это была лишь эйфория, а на самом деле додзюцу и впрямь не идет ни в какое сравнение с тем же шаринганом по применению в бою. Но ниндзюцу подпитывать энергией эмоций врага… Или без всякого гендзюцу наслать на врага апатию, просто выпив его ярость… Или как раз-таки полакомившись его спокойствием… Интересно.

Но не особо действенно.

Откосить от тренировок не получится.

Я сосредоточенно вглядывался в чертову печать, что должна была ненароком подорвать меня в случае своего неверного включения.

Интуиции в построении печатей у меня не было… Потому приходилось включать мозг.

Но он, сука, че-то откашивал от своих обязанностей, как один мой приятель из прошлой жизни от армии… А что? У чувака было плоскостопие и минус три с астигматизмом, но наши войска просто жаждали его себе заполучить!

Повестки так и сыпались…

Но сие дела минувшего, а сейчас моей первейшей целью является отстегнуть себя от столба, который взорвется, если я сделаю это неверно. Конечно, мне-то ничего… Я ведь уже умею делать из себя водяного колобка… Хотя Орочимару упорно говорит, что это некая разновидность Водяной Тюрьмы… Только вот я дышу без воздушного пузыря в ней, а так все как обычно, н-да… Магия Аватара в действии…

Я осознал тот факт, что это точно не совсем нарутовский подход к использованию энергии, уже достаточно давно. Если ранее я считал, что проявление контроля над водой во время прогона комплекса тайцзицюань — это просто некая блажь, связанная с какими-нибудь ассоциативными цепочками в подсознании, то сейчас я точно знаю, что стихии у меня явно как-то не по-здешнему развиваются. Ведь с тем, что показала чакробумажка, я должен быть вторым Сенджу Хоширамой…

Вода и земля.

Мокутон.

Но тот факт, что использовать две стихии вместе у меня банально не получалось, меня капитально обломал в моей сопливой мечте выращивать кактусы-переростки… Я даже припомнил то, что существует некий стиль Болот, когда его последователи могли оживлять огромные растения и контролировать их, но тут мне не повезло, ведь я даже не подозревал, как именно я должен двигаться для исполнения этого стиля. Одно дело — тайцзицюань, плавный и планомерно мной изучаемый на протяжении долгого времени. И совершенно другое знакомый мне едва-едва илицюань, эдакий стиль «мягкая бесформенность», как окрестил его Орочимару… Крепкое соединение ступней с землей, выпуск чакры через пальцы рук в ближнем контакте с врагом и контроль его центра тяжести с помощью собственной внутренней силы… И никакие тебе тенкецу не нужны — лишаешь равновесия и бьешь по открывшейся болевой точке. Но больше всего эта техника мне нравится вкупе с выползанием змей из рукавов.

Даже отец признает, что данная техника подходит для нас с ним, и использование кусачих тварюжек, и не обязательно таких внушительных, как те длинные змеюки, что использовал батя обычно. Та техника была преимущественно для средних дистанций, а вот моя «бесформенность» позволяла совершенствовать тайдзюцу вместе с призывными техниками и техниками Земли…

Правда, отец отчего-то говорил, что это не совсем дотон, ведь я левитировал камни движениями рук во время основных форм, вначале прогоняя комплекс безумно медленно, для улучшения контроля, а это, как просветил меня Орочимару, называется не дотон, а гравитация. И это, в свою очередь, смесь земли и молнии. Я же на то покрутил пальцем у виска и сказал то, от чего глаза отца полезли куда-то на лоб. Я сообщил ему, что не уметь чувствовать волны энергии земли — это последнее дело, ведь это позволяет тебе, полностью дезориентированному, к примеру, чакро-туманом прекрасно сражаться и видеть своих противников именно за счет этого своеобразного радара. Что ему и продемонстрировал, когда тот не поверил и все-таки напустил на меня эту простейшую для джонина его уровня технику, которая при том считается достаточно опасной, потому как не дает сражаться большинству сенсоров. Хотя в отличие от того же Забузы из аниме, Орочимару сумел сделать это только при помощи воды рядом, а не конденсируя туман из воздуха.

С тех самых пор мое тайдзюцу вперемешку с нин изучается Орочимару с неведомым доселе упорством. К тому же он по-настоящему вжился в роль отца и помогает мне очень сильно в освоении всего, что должен знать будущий ниндзя, потому как мозги мои совершенно не приспособлены ко всей этой магии и прочей шинобивской кухне. И если мне легко систематизировать, проанализировать что-либо или создать, если применять мои навыки только к этой реальности, необходимый алгоритм действий в печати или технике, то Орочимару, хоть и не являющийся обыкновенным шиноби, а, скорее, настоящим гением, мыслит категориями военного, для которого всяческие дзюцу — это инструмент, а не искусство, которым хочется овладеть. Я же, хоть и не торгаш по сути своей, понимаю на данный момент гораздо больше как в макроэкономике, так и в банальной грызне обыкновенных людей, но при этом для меня вся эта магия — как музыка, в которой главный — я, а не ручные печати и количество чакры. Четкости исполнения этих печатей и вбивания этого в рефлексы у меня не было, но мне оно было и не надо. Я почти всегда импровизировал.

Отец прямо сказал, что как обыкновенный шиноби я почти бесталанен, что меня поначалу обидело, хотя далее он все-таки пояснил, что не смотря на водную стихию, без крайне жестких тренировок мне хорошим шиноби не стать из-за того, что никакого «скоростного» обучения, как у некоторых учеников-ниндзя он не замечал, а для хорошей техники мне нужен лишь опыт, потому как что-то перенимать у учителя у меня вообще не получалось, не смотря на все старания. То есть, я могу только развиваться, а не обучаться. Именно поэтому я и не ходил в Академию Шиноби. Хотя от общения со сверстниками мне уходить было попросту нельзя, ведь я твердо решил не дать Минато завоевать Кушину-чан…

Кушина… Аловолосая красавица, обожающая общаться со мной и разбирать вместе печати, частенько выставляя меня дураком и потешаясь над моим недовольством. После переселения биджу в нее и смерти Мито-сан, чего даже усилия Орочимару, припряженного совместными усилиями Цунаде и меня к решению проблемы, не смогли предотвратить, девочка стала моим единственным другом-сверстником. Также другом я, несомненно, считал Цунаде, но ей двадцать с хвостиком, и проблемы наши находятся в разных весовых категориях, потому кроме нередких уроков по ирье-дзюцу я с ней почти не общался. К тому же, я почему-то обвинял себя в том, что не могу убрать боль из ее души окончательно… Я, конечно, понимал, что я и не обязан был ничего у нее убирать, но просто не могу быть окончательно уверен, что она не будет так же, как и в каноне напиваться саке и оставлять долги по всему обозримому миру…

А случай Мито-сан помог мне понять кое-что.

Как известно, в мире Аватара сильный водный маг фактически мог излечивать каналы, используя как собственную энергию, так и внутренние силы организма больного, направляя его и свою чакру к поврежденному месту. Когда я рассказал Орочимару об этой возможности, его можно было откачивать смело, ибо завис он на целых три минуты, переваривая все, что я ему сообщил. Здесь, в этом мире лишь медчакра, вырабатываемая самим врачом может ускорить процесс регенерации или вычистить яд, и то без сканирующих печатей сложные манипуляции у обычных ирьениннов, а не гениев с восхитительным контролем, как Цунаде или еще не родившиеся Кабуто и Сакура, невозможны. Он пояснил мне, что то, что я ему говорю, в принципе не возможно, ведь для этого лечения необходимо смешать свою чакру с другой, что просто противоречит всем законам, ведь если жизненная чакра, то есть мед, для всех одинакова, то собственная, никак по-особому не созданная, только навредит каналам… Для выполнения подобного чакра должна подстроиться, что потребует от целителя просто невероятных действий, ну или чтобы его энергия была незаметной для энергии пациента.

Для Мито это могло бы стать спасением, но я… Я просто не мог к тому времени контролировать эту странную чакру, как ни старался, потому… Все случилось именно так, как случилось…

Я, кстати, выдавал это за знания своего мира, потому как говорить, что мы живем в мультике было попросту невозможно — меня слышали, но не на здешнем языке, как и в тот первый раз, когда я решил пооткровенничать. Так вот, после описания лечения магом воды, Орочимару уже задумался не на шутку. Ведь там явно действовали на очаг человека, при этом вливая собственную чакру и контролируя этот поток во внутренних каналах. Это открывало нечто новое… Ведь, как я сумел вспомнить, также характерным для сильных водяных магов был контроль над кровью… Контроль над людьми.

Здесь было нечто подобное… Кровавые клоны, кажется. Или те же печати на крови. Но перспективы Орочимару сразу понял. Хотя сделать для Мито в столь сжатые сроки они с Цунаде и парой посвященных в проблему мастеров печати не сумели.

Как ни странно, никакого подозрительно доброго отношения он ко мне показывать не стал, узнав, что я смогу стать наравне с Цунаде, очень хорошим ирьенинном ранга эдак два-с-ного. Хотя как тот, кого я считаю отцом, он мог бы втереться в доверие, исподволь влияя на меня и мое мнение к Конохе… И позднее он мог бы поставить мне джуин… Но этого не случилось.

Хотя об этом потом.

Ведь время идет.

И мне надо что-то делать с этим экзаменом.

А, да, совершенно забыл сказать. Это ведь экзамен на признание меня генином. Это мне позволило обучение вместе и у Орочимару, и у Цунаде, ставших друг другу гораздо ближе за этот год, спасибо моим постоянным подколкам и тому, что мелкая Кушина приняла эту игру, подталкивая со своей стороны и Цунаде… Ох, как же удивится Джирайя, все еще, кстати, не возвратившийся из своего непредвиденного квеста обучения будущего Пэйна, Конан и… как же этого пацана звали… А, Яхико, вспомнил!

Ну и, плюс ко всему, я забыл сообщить, что призыв мы с папочкой немного усовершенствовали. В четыре руки наваляв Манде, что было не сложно, ведь Орочи меня прикрывал, а я запасся взрыв-печатями и фигачил водой, ледяными стрелами и копьями, отчего у бати чуть не случился нервный срыв прямо там, ведь я опять нарушал законы шинобивской чакры. Да и я немного удивился, когда наморозил на пальцах когти и располосовал змеюке глаз… Правда, меня потом Цунаде откачивала, что полностью передает то, что сделала со мной рассвирепевшая змея… Но зато ото-сан теперь не должен приносить жертвы. И у него есть саннин-режим. В отличие от меня, потому как Манда сказал, что с такими психами предпочтет не связываться. Потому пока довольствуюсь своей Мамбой-тян, которая очень редко переходит обратно, в свой мир, являясь, наверное, самой любопытной змейкой. С нее, кстати, Кушина-чан тащится…

Но мы не о том.

Печать…

А ведь руки-то связаны, причем развязаться я не могу из-за печати, а нан-но-кайзоу пока не имею… Да и не рвусь особо, чтобы в меня хирургически вмешивались.

Ну что же… За работу!

* * *

Орочимару сидел в кафе и попивал травяной чаек. Хотя очень хотелось саке.

Также можно было заметить, что он немного загнанно нервничает, то и дело притопывая ногой. Нервозность его проявлялась еще и в том, что он гнул сенбон. Туда-сюда. Туда-сюда. Разгибать-сгибать… Но приватная комнатка не позволяла никому прервать его задумчивое и раздражительное настроение, потому как на официанта уже нашипел, администратора предупредил, и оставалось только ждать.

«Цунаде никак не идет,» — мысль появилась в его голове и никак не хотела валить подобру-поздорову. — «Я собирался ей рассказать все, что узнал… Спасибо Хэбиказу, вернее, его любопытству. Когда он вызнал подробности подковерной политики внутри деревни, его энтузиазм стал неостановим… И мне пришлось очень постараться, чтобы понять… Что заговор против Сенджу все-таки есть. И это не временное ослабление, как говорил мне однажды Данзо. А убийство сильного клана… После смерти Мито-сан все стало еще хуже… А если грядет война, то, также как Узушиогакуре, будет уничтожен и клан Сенджу… Я не хочу этого. Ведь может пострадать она…»

Размышления все-таки должны были быть когда-нибудь прерваны, но никто не вошел, ничто не взорвалось, хотя где-то на полигоне что-то подобное должно было произойти. Всего лишь закончился чай. Но это приблизило Змеиного Саннина к реальности. И потому тихие знакомые шаги за дверью были им замечены вовремя, а угасший взгляд сменился на живой, а легкая усмешка проникла на лицо.

«Вот не может не опоздать!» — немного даже нежно подумалось саннину, но тут стало не до размышлений, потому как в кабинку зашла Цунаде.

В красивой, фиолетового цвета короткой юкате с бриджами под ней, девушка выглядела гораздо более женственной и притягательной, чем в своей обычной одежде, хотя, собственно, это понятно, потому как джонинская форма не располагает к сексуальности.

Цунаде давно заметила любовь Орочимару к этому цвету, правда, если бы Орочимару было вообще какое-то дело до юкаты Цунаде, он бы подметил, что она намного бледнее, чем чешуя Манды. Но саннина больше занимала хитрая улыбочка Цунаде и ее румянец. А если говорить проще, саннин банально пялился на губы, которые целовал, дай боги памяти, вот уж три недели тому назад. Но все закончилось лишь тем, что его толкнули с крыши, дав под дых.

Да, дело было на крыше. Все ведь понимают, что крыши — это как общественный транспорт для шиноби. Но Орочимару сам не мог себе признаться, что ждет этой встречи не только из-за дел, связанных с кланом Сенджу, а потому, что все это время Цунаде-химе изволила не желать общаться с Орочимару-куном с глазу на глаз.

— Орочи-кун, — начала Цунаде, — я бы хотела преподнести тебе кое-что! — выпалила девушка и достала из подсумка небольшой сверток. — Это… Открой! — Орочимару поднялся с диванчика, показавшегося напоследок настолько удобным, что вставать даже не особо и хотелось. Развернул обертку. — Это книга Хэби. Мои знакомые из Полиции позволили отпечатать ее на их печатном станке.

— Шиноби города Мидори-но-Иши… — прочел Орочимару и раскрыл твердую обложку. Это начинание своего сына он пока что не успел узнать досконально, точнее, вообще не успел, потому было интересно, но… — Цунаде, спасибо, я и не ожидал, что ты так озаботишься его желанием… Мне это показалось слишком дурацким желанием, вот я и…

— Орочи-кун, — Цунаде засмеялась, обрадовав Орочимару гораздо больше, чем подарком, потому как саннин который раз подтвердил свои догадки о том, что девушка оттаивает после смерти дорогих людей, — вот чем ты мне нравишься, так это полной неспособностью врать в мелочах! Я почти уверена, что на крупную интригу ты способен не хуже сенсея, а вот так соврать… Ты будто не понимаешь, что своим признанием, будь я поглупее, поставил бы себя в невыгодное положение, ведь ты кажешься таким незабо-о-отливым, — Цунаде прижалась своей грудью к плечу Орочи и улыбнулась, — по отношению к Хэбиказу.

— Это я-то незаботливый? — усмехнулся Орочимару и предложил. — Может, присядем, Цуна-чан? Ну, а сама ты что скажешь насчет этого чтива? — он взвесил на руке книжку.

— Интересно, — покивала девушка, разливая чай и не соблюдая при этом никаких традиций, все-таки не на приеме. — И тут, что самое неожиданное, рассказывается о приключениях обычной девочки в мире использующих чакру. И юмор есть, и сюжет неплохой. Это будет лучшей книгой для всех возрастов! Я просто горжусь Хэби… — как-то слишком тихо закончила она. — Твой сын… Он для меня уже как Куши-чан, такой же родной и… Вот биджу! — Цунаде нахмурилась и прихлебнула из чашки. — Почему меня жизнь ничему не учит, а?! Я все так же привязываюсь к людям…

— Я тоже привязан, — подал голос саннин, смотря куда-то поверх головы куноичи. — К тебе.

Повисла горьковато пахнущая из-за пролившегося чая пауза.

Цунаде, неосознанно ускорившись, обогнула стол и почти мгновенно оказалась на коленях у Орочимару. Он едва заметным обычному глазу движением отбросил книгу подальше и обнял талию девушки обеими руками, что не помешало той присосаться к его губам с истинным энтузиазмом.

— М-м-м… Орочи-кун… Ты уже… — жаркий шепот Цунаде просто невероятно настраивал на нужный лад.

Орочимару перенес поцелуи с губ на шею и, уже развязывая узел на ее поясе, понял, что то самое, что «уже», находится в непосредственной власти мягких ручек Цунаде… Но позволять одной только куноичи наслаждаться этой властью было ему невмоготу. Потому поцелуи стали ласкать ключицы и затем уже грудь, освобожденную от одежды почти синхронно со вздохом саннина в связи со всеобщей возбужденностью его организма… Одной рукой Орочимару поддерживал девушку за выгнутую спинку, а другой все еще пытался освободить куноичи от мешающей одежды, не порвав ткань.

— Я хочу… — едва слышный шепот Цунаде был понят саннином мгновенно, и он, впившись в горьковатые после чая, но все равно безумно сладкие губы, приподнял девушку за попку, заставив ее навалиться на него, сделав опору на плечи.

Ее пальчики немного болезненно вцепились в волосы Орочимару, но это было незаметно на фоне снимаемых трусиков… Орочимару немного безумно улыбнулся, когда их с Цунаде взгляды встретились.

За новым нежным и глубоким поцелуем последовал не менее чувственный секс в стесненных условиях приватной кабинки на показавшемся потом слишком узком диванчике и под наблюдением Хьюги-АНБУ, который бестактно пялился на окно, пока не понял, что больше ничего интересного здесь в ближайшие, дай боги, пол часа не увидит. А если здесь будет многочасовой марафон, то тот, кому он был должен через десять минут передать смену наблюдения, банально обидится. И в том случае, если учитывать, что Хироши является возможным наследником бездетного Главы Клана, вернее, ставшего бездетным в результате последней войны, то его обида, даже такая несущественная, может обернуться в будущем для среднестатического представителя клана Хьюг не самыми лучшими миссиями и проблемами с Главой.

Потому парень отправился на доклад и затем передал эстафету Хироши, даже не подозревая, как много тот подчерпнет у парочки саннинов, запершейся в приват-кабинке.

[Эк я завернул)) Ну не умею порно писать)) И эротику тоже, эх..)) Насчет трусиков не прикапываться, пусть будут трусики]

Сравнительно незадолго до персонального экзамена, сделавшего бы маленького везучего попаданца генином, жизнь была гораздо более беспокойной.

Ведь тогда не умерла еще первая джинчурики, Минато и Кушина как раз пошли в Академию Шиноби, а Орочимару и Цунаде не имели привычки помогать друг другу в семейных проблемах и заниматься сексом в приват-кабинке под неусыпным взором АНБУ-шных Хьюг, но зато начали тренировать мальчишку, очень сильно похожего на Орочимару, из, как было всем заявлено, никому не известного клана, родственного Змеиному Саннину. А Хэбиказу тогда только начинал эксперименты со стилями, знакомыми ему из родного мира, и с проявившимся додзюцу, которое банально убирало боль, причем не у пользователя, а у окружающих, больше не принося никакой пользы.

И, как вы понимаете, подобные изменения в жизни самых заметных ниндзя Конохи не могли пройти незаметно для Сарутоби Хирузена и главы новообразованной группы внутри АНБУ, Корня.

В тот совершенно спокойный холодный вечер очень странного дня Хирузен стоял на балконе особняка своего клана, единственный раз с момента окончания войны дав себе волю сбежать из резиденции раньше полуночи и отдохнуть в родном доме. Он мусолил трубку, уже минут пять как потухшую, и пытался понять того ребенка, что появился вместе с двумя саннинами будто из ниоткуда. Но все отчеты, полученные за полчаса до экстренного ухода Хокаге из резиденции, ясно говорили, что мальчик не воспитывался этими саннинами изначально и познакомился с ними только вчера, и то не из-за своей необычайной схожести с Орочимару, а из-за нанесения побоев средней степени тяжести, излеченных почти моментально Цунаде, ребенку Хьюга.

Малыш Хиаши чуть не отправился к медикам на недельку, потому как выбивание тенкецу у шестилетки грозит серьезными последствиями, причем такое стихийное, как произошло у этого странного Хэбиказу, обычно заканчивается травмами у обоих участников процесса... Во всяком случае, так сказал специально по вызову Хокаге прибывший представитель Главной Ветви клана Хьюга.

"Н-да... Этого Хэбиказу заставили пройти ряд процедур, включавших в себя как проверку у Яманак, так и обыкновенный тест, показывающий уровень умственного развития, отнюдь не соответствовавшего возрасту ребенка, как оказалось в итоге. И, что самое интересное, мальчик уважал Орочимару, но боялся меня, Хокаге... Хотя, как раз таки, все должно было бы быть наоборот... Да он даже на Данзо посмотрел с любопытством, но меня явственно боялся! Почему? Он не боялся Мито, джинчурики девятихвостого, которая также решила поприсутствовать на, как она выразилась, экзекуции бедного мальчика. Но, биджу задери, он боялся меня! Ему что-то наплел Орочи-кун? Или Цунаде? Он общался только с ними и с Мито, но ей-то точно нет никакого резона гадить мне таким образом, да и не похоже это на гордую Узумаки. Хотя женщины... Уже вот четвертый десяток лет скоро пойдет, а все не понимаю их логику. А когда женщина является джинчурики самого сильного биджу — это ужасно вдвойне... Так почему он боится?"

И если бы Орочимару, который также удивлялся страху мальчика перед Хокаге, который ни Ки не выпустил, ни нахмурился неодобрительно, додумался спросить об этом своего сына, то Хэби бы снова начал говорить непонятно. Ведь эта неосознанная боязнь перед возможным будущим объектом мести своего единственного в этом мире родного человека не поддавалась объяснению без раскрытия будущего.

"Кто же ты? — думал Хирузен, глядя на листок бумаги с общим отчетом по неизвестному ребенку, вклинившемуся в жизнь одних из наиболее важных фигур Конохи. — Хаякава Хэбиказу. Стихии — вода и земля. Мокутона нет. Блок на памяти до появления в Конохе. Сенсорные способности — неизвестного типа. Контроль чакры — высокий для заявленного возраста. Чакра — плотность, близкая к Узумаки; количество — среднее. Стратегические способности — восемь из десяти возможных. Тактические — семь из десяти. Логика — восемь. Память — четверочка. Но, мне отчего-то кажется, кто-то из Нара был в его роду... И можно будет представить на генина через год, если все то, что он говорил, является правдой, и его учили с трех лет контролю чакры, неким стилям тайдзюцу и обычным не-шинобивским дисциплинам, которые обычно дают в таком возрасте лишь будущим главам кланов, когда наследников больше нет и надежда только на одного... Последний из клана? Может быть. Сейчас очень неспокойно и в стране Огня, и в других странах, где каждый мелкий клан шиноби наша разведка попросту не может знать. Но печать перемещения в пространстве на достаточно большое расстояние, причем через все барьеры, к кровному родственнику — это что-то близкое Узумаки. А его внутренний мир? Как сообщил Яманака, источник выглядит как водоворот, хоть и маленький, а на памяти стоят блоки, и блоки эти явно сделаны истинными мастерами печати, потому как от наложения обыкновенного гендзюцу-блока остаются совершенно другие следы. Но с позволения мальчика он сумел просмотреть память до момента пока дело не дошло до приземления в кусты. Далее блок усилился, и даже сам мальчик не мог ничего с этим поделать. И вроде бы ничего враждебного ни в его действиях, ни в его желаниях не чувствуется... Он просто учится у своего единственного оставшегося родственника и называет его ото-сан. Это совершенно нормально. Хотя от Орочимару подобную мягкость ожидать было странно. Но и это не главное... И я не могу уловить... Что-то не дает мне покоя..."

Хирузен и не подозревал, что именно не дает ему уснуть.

* * *

Если рассказывать о жизни, что была раньше, до моего экза, то все было круче некуда.

Тренировки с водой, игры с Куши-чан, тренировки ирье-дзюцу, игры с реактивами, бег по пересеченной местности от отца, тренировки с отцом, лечение у Цунаде-чан, тренировки с бесформенным стилем. Мито-сан пару раз звала меня к себе под грозны очи, один раз — когда я и Кушина устроили гигантский взрыв, неправильно составив печать, запомнился мне больше всего. Тогда нас песочили долго, обстоятельно... И после предъявления копии написанного, только не на чакробумаге, еще и спросили, как мы вообще выжили?! А все мой водный щит-тюрьма... И вообще это Кушина предложила! Хотя ее я не сдал, конечно, но виноватой она потом себя долго чувствовала, ведь я пострадал больше всего — получил чакроистощение, когда поднял всю воду из речки, находившейся в километре от нас, и сумел защитить. Все-таки сконденсировать воду из воздуха было для меня пока еще трудно. А просто прикрыть взрыв этим клубком воды я не догадался... Идиот.

Но зато теперь Кушина меня обожает. И это все было не специально!

А Минато пусть обломится, я освоил расенган, что было достаточно нелегко, хоть у меня и неплохой контроль.

Вначале шарики постоянно лопались, что жутко бесило. Я не понимал, что надо делать, ведь аниме — это одно, и как бы там хорошо все ни было показано, без собственного воображения ничего не получалось. Я начал тренироваться без шариков. Просто крутил воду над рукой, cкапливая чакру в точке выхода ее из кисти и стараясь делать это по атомной модели. В центре — основа, где концентрируется чакра, вокруг — по уровням-орбиталям нарезает ровные хаотические круги энергия вместе с водой. Потом закрутил и основу...

В общем, синяк мне был обеспечен. Все взорвалось. Это был микровзрыв, да и вода не могла из-за нашей взаимной любви причинить мне вреда, потому ничего страшного. Но будь на месте водички огонек... В итоге мои беспокойные ручки собирали бы по кусочкам...

Но все бы ничего... Если бы я не показал его Орочимару!

Ядовитый расплескивающийся расенган — это круто. И именно он мне его предложил сделать, жадно лопая шарики уже на втором этапе создания расенгана по методу Джирайи... Только Джирайя пока еще этого не может даже в проекте, так как малыш Минато тренируется в академии, жутко завидуя способностям клановых детишек, о чем он мне поведал в достаточно откровенном разговоре в парке, где я его нашел отчаянно ревущим...

Эх, бедняга Минато. А ведь на Кушину засматривается уже сейчас. Так что я ему лишь посоветовал не вешать нос и найти хорошего сенсея... На что эта сопля мне злобно сказала, что уж мне-то с учителем, который взял меня лишь из-за родственных чувств, а не из-за таланта, не надо давать советы юным гениям вроде него.

Ну, это подразумевалось.

Паренька явно давненько не опускали бесклановые, раз он относится с уважением только к тем, за кем стоит большая семья, потому мне просто пришлось напомнить ему, что я не пальцем деланный. Хотя кто их знает, эти механизмы искусственного оплодотворения в мире шиноби... Ну... Кхм. Мы не о том.

Я ударил дерево ладонью. Просто выпустив чакру. Ну и немного высосав при ударе из коры дерева воду, то есть всю водную часть клеток дерева. Оно частично стало трухой после соприкосновения, отдав мне воду из места удара, ведь для меня чакра воды — это основная чакра и... Я не знаю как это работает, но отец пытается разобраться... Выкачивает из меня раза два в месяц по триста грамм кровушки и дает задание истощить какого-нибудь кролика или зайца, следя за потоками чакры — вот и весь его разбор... А для меня прекрасно хватает того, что оно вообще функционирует. И чисто теоретически я также могу высосать и человека, но... Восемьдесят процентов жидкости... Это надо сколько его мять в лапках? А почему именно в лапках, а не на расстоянии или с помощью... ну, не знаю, зубов?

Хотя я подозреваю, что это наследство клана Хьюга. Как сказал Орочимару, один из родителей точно Хьюга... А потом понял, какую сморозил глупость и начал отпираться, что до такой степени его генетические эксперименты еще не опустились... Хотя знаю я один фанфик... Там ото-сан вообще женщиной стал ради шарингана и Сас-с-ске-куна... Так что, эта оговорка еще ничего...

Но по идее... Я на это очень сильно надеюсь, если честно... Я должен как-то делать это с помощью своего глазного додзюцу, хотя кроме боли высасывать не получается больше ничего. Кстати, я все больше и больше сомневался в том, что мне вообще необходимо было просить у богини этот генетический девайс.

И особенно эта мысль была актуальна сейчас, когда время, данное для выполнения задачи, подходит к концу, а моя печать решена на большую часть, но все-таки не до конца... Также вдруг посетила мысль, что все это напоминает пародию на контрольную работу из моего родного мира... Только контрольная вряд ли закончилась бы взрывом после неудачи...

— Так-так-так... И кто тут у нас? — раздался совершенно незнакомый, но от чего-то кажущийся невероятно неприятным голос. Нет, и с тембром все нормально, и в целом — не говорит как-то глумясь или издеваясь, чтобы это было слишком заметно по тону, но...

Черт подери... Кто это? Узумаки... Точно Узумаки. Эти алые волосы и европеоидная внешность... За его спиной возникло двое похожих на него людей...

Пэйн, епта?!