Рассвет Империи. Часть II: Evil Inside (джен)

— Здравствуй, Республика! С тобой снова Бен Драр, впервые в жизни серьёзный, потому что он присутствует на сенатском слушании по делу заговора джедаев. Как ты, может быть, знаешь, эти жестокие твари воспользовались грозой на Корусканте, чтобы совершить нападение на нашего Канцлера. Что не менее важно, они напали и на ту, кто всегда был им опорой и защитой — на нашу бедную королеву Амидалу. Я всегда говорил, что я — гражданин Галактики, человек без Родины. Но сегодня я буду здесь ещё и как Шатле, набуанский чиновник природоохранного ведомства, верный, пусть и блудный, сын своей планеты, который не может позволить подобному преступлению пройти безнаказанным. Но зачем говорить мне? Пусть говорят свидетели, прокуроры, судьи, наконец — и лишь адвокаты пусть молчат, не зная, что и сказать в защиту тех, кого ничем не оправдать!

Бен не спал несколько ночей, готовя эту речь. В свободное время он пил с ключевым свидетелем по делу заговора джедаев — сенатором Галлием. Они делили одну боль и одну ненависть: у обоих "эти твари" отняли любимых, которых они толком и полюбить-то не успели. Он и сам не был уверен, что влюблен в сержанта Сабе — до тех пор, пока не узнал, что она сошла с ума от джедайских пыток и ей потребуются годы на лечение и реабилитацию.

— Кататоническое состояние, — объясняла мастер Ушас. — Там поражение мозговых тканей прямое, плюс тяжелейший стресс... я сделала всё возможное, но это работа на годы, на годы! Поймите, мы целители, а не чудотворцы.

Эта снулая рыбина попала в списки "полезных" и потому оставалась не только жива, но и на свободе.

Бен возражал против самой идеи — не могут, просто не могут виноватые в несчастье его Сабе (теперь он думал о ней только так) быть чем-нибудь полезны новому, чистому от их грязи, порядку. Порядку, который будет официально объявлен после приговора: так решил Император.

Но Император же принял и решение оставить некоторых джедаев на свободе. Тех, кто был способен приносить пользу — и пережил налёт обезумевших клонов на Храм. Когда туда подоспел Скайвокер со спешно набранными отрядами полиции и ополчения, было почти поздно.

Вот, кстати — был-таки джедай с которым Бен был готов мириться. Впрочем, у него ведь была та же беда.

Их общая беда.

Их Этномартира. Королева Амидала.

Бен слышал, что на Набу уже начали процесс канонизации, и считал, что так и надо. Она заслужила.

Он охотно молился бы ей. Он сам сочинил уже и строки в Литанию Слёз:

— Золотой хризопраз Набу! Укрепи душу мою, чтоб стала она, как драгоценный камень! Супруга Амидала, за мир боровшаяся, подари мир душе, страстьми боримой.

* * *

— Напоминаем, что свидетель и обвиняемый Мэйс Винду, называющий себя магистром, находится под действием сыворотки правды. Свидетель и обвиняемый, объясните, что толкнуло вас на террористическую деятельность?

— Все должны были понять: мы — чудовища, — его выпуклые белёсые глаза закачены, в уголках толстых губ вскипает пена. — Настоящие чудовища. Мы посылаем тех, кто ослаб духом, в Храмы Суток. Их так называют, и это красиво, но знаете ли вы, что они такое? Лучше смерть... чем вечность в карбоните... между сладкими наркотическими грёзами... и жуткими, выпивающими разум видениями. И я дарил им смерть.

Палпатин довольно смотрел на корчащегося врага, с трудом, против воли выплёвывающего фразу за фразой и дивился, что несмотря ни на что, он говорит, как заправский оратор: сплошь гладкие сочетания да красивые метафоры. Вот что значит — навык не пропьёшь.

Он ничего не расскажет про другие вещи — про участие в опытах Учителя, например. Или про то, что Учитель в благодарность за помощь обещал им Избранного и обеспечил его. Это всё он уже поведал узкому кругу доверенных лиц на предварительном следствии. Повторять это на публику вовсе незачем.

Это всё уже обдумано, и вердикт свой Палпатин уже вынес: продолжать следить за ситуацией, прилагать все силы к тому, чтобы понять истинный план Учителя, не трогать Избранного.

Энакин хороший, полезный мальчик. Сейчас он, конечно, не совсем в форме — а кто бы был в форме после такого? — но он не сомневается в Палпатине и вполне готов возглавить реформированных, полезных, имперских джедаев.

Как и планировала для него Санни.

Стоило вспомнить — и в горле снова встал ком. От неё не осталось ничего, кроме остатков ДНК: офис полностью выгорел после взрыва плазм-торпеды. Судя по тому, что сумел наскрести её бездарь-папаша, взрывчаткой были просто начинены все стены, а механизм прятался в её личном датападе — том, в безопасности которого бедная, несчастная, гениальная девочка была так уверена.

След вёл на Таркина, но слишком уж очевидный. Нет, стоило искать виновника глубже, дальше... в тенях, где он прячется и смеётся, глядя, как трепыхается его самоуверенный ученик.

Пусть смеётся!

Палпатин не сдатся. Айсан станет источником его сил. Как в старом кино "Тени Иллума", где отчаявшийся "ложный император" Малгус бросается на врагов, рыча имя своей единственной возлюбленной: "Дару! Дару!" — и каждое повторение этого имени делает его ещё сильнее.

Пусть себе смеётся, да.

Посмотрим, кто посмеётся последним.

(Но Таркина всё равно следует куда-нибудь с глаз долой перевести; почему бы не на проект "Звёздочка"?)

* * *

Энакин устало сидел рядом с кувезом: дочку ему обещали выдать на руки не раньше, чем через месяц. А пока, дорогой молодой отец, можете смотреть, как в музее. И не трогать. Вот он и смотрел, как его дочка беспечно бултыхается внутри искусственной матки, получая всё необходимое через искусственную пуповину. Понимает ли она хоть краем существа, что это всё не настоящее, а её мама — мертва? Или так и не заметила никаких изменений, кроме того, что было темно, а стало — светло?

Рыбина по-прежнему приглядывала за дочкой, да и вообще управляла всем госпиталем. Она — полезная, так сказал Канцлер. Не из палачей, а из тех, кто помогает жертвам — так понял Энакин.

Ему этих вот, полезных, теперь предстоит зачем-то возглавить. Хотя какой из него, к малакку ушастому, глава? Правильно его в Совет не пускали. Незачем он там.

Он даже Бэррис с учителем, и тех не мог уберечь — Шпындель сказала, она одна и сумела выжить. Остальных... и это его вина: не заговори он с духом, пошли он его сразу, не было бы никакого чудесного перемещения в Храм, и все были бы живы. А так — одни они остались, сиротами. И ещё толпа таких же сирот от детей до стариков, которых как-то надо излечить от лжи и грязи мерзавцев и заговорщиков из Совета, примирить с Канцлером из-за которого они осиротели (нет, он не виноват; но это ведь его клоны, и не все могут понять, что это они сами свихнулись) и поставить на службу миру и покою Республики, которая теперь будет Империей.

И вот как он с этим справится — один, без Падме? А он должен. Потому что иначе — хаос, гражданская война и разруха. А его дочка должна расти в мирном мире. Он так решил.

Дочке, он, кстати, придумал имя. Зима. Её будет звать Зима.

Сначала он хотел назвать её Утратой — как в каком-то детском мультике, который он смотрел ещё на Татуине и помнил плоховато, но там был глупый ревнивый король, его красивая жена, которая умерла, и красивая дочка, которую из-за этого назвали Утратой. Совсем как у них с Падме, только там король, кажется, жену в могилу и свёл.

Но Шпынька посмотрела на него, как на полного дебила:

— Блин, ты вообще представляешь, на что её жизнь с таким именем будет похожа? А когда подрастёт, что добавлять будут к слову "утрата"? Нет? А представь! И устыдись, романтик ваще такой!

Он обиделся, конечно, но к сведению принял. И решил назвать в честь мультика — там было что-то зимнее в названии. Хотя только в названии, Энакин хорошо помнил: ни снежинки, сплошные синие моря и зеленые пальмы.

И вообще, Канцлер часто говорит о "Зиме тревоги нашей" которая наступила. Так что всё в тему.

Шпындель вот не унывала — словно и не теряла лучшей подруги. Держалась молодцом и уже нашла себе кого-то с кем переписывается километровыми смс-сками обо всём на свете. Ему бы так!

Или она просто именно что очень хорошо держится? Надо будет спросить.

Пусть там поплачет, если надо. Говорят, это помогает...

Энакин тяжело поднялся и, припадая на раненую во время спасения Храма ногу, вышел из медблока.

Надо было готовиться к торжественной коронации новонаречённого Императора.

* * *

— Всё-таки на Алдераане благословеннейший из всех возможных климат, когда не зимой и не в горах, — благодушно сказал Ален. — Принц, вы твёрдо уверены, что нас здесь не будут искать?

— Не очень твёрдо, — признался Органа и немедленно самокритично пошутил:

— Я вообще не очень твёрдо по жизни. Но я постарался, чтобы вас переправляли как можно незаметнее и наиболее кружными маршрутами. Так что можно надеяться, можно надеяться...

— Вы нас спасли: ещё одно вражеское подкрепление — и мы бы погибли.

— Уверен, что нет. Такие люди, как вы, магистр, не гибнут просто так, — Органа пригубил кубок и многозначительно покивал. — У вас есть дело, есть судьба... да просто есть вредность, наглость и самоуверенность, которые не позволят вам просто так умереть.

— Ну уж, — Ален смущённо мотнул головой. — Но умирать и правда очень не хотелось. Наконец-то свобода, наконец-то снова встретил старого друга — и сразу на тот свет? Несправедливо, знаете ли.

— А мир — он в корне своём на самом деле справедлив. Так что...

Они поднялись из-за стола, спустились с террасы и пошли по тропинке среди пышных розовых кустов, источавших омерзительно густой сладостный аромат.

— Если не секрет — почему вы не согласились ехать к Хранителю, кто бы он ни был?

— Не секрет, магистр. Я не доверяю людям, которые вооружаются семью уровнями секретности. Меня даже два уже начинают пугать. Опять же, может быть, этот — эта — эти Хранитель и собирается "бороться с режимом", но я-то не собираюсь. По крайней мере, официально — никаких тайных обществ, никаких сборищ в неизведанных регионах и тому подобной пакости. Исключительно легальное представительство в Сенате и редкие визиты на Родину, которая — так уж вышло — отличается малой населённостью и большими безлюдными территориями без просматриваемых с орбиты населённых пунктов. После того, как тысячу лет назад ситы и джедаи совместными усилиями извели килликов, осталось много прекрасно пригодных для жизни, втуне простаивающих пещер.

Магистр покивал.

— Я постараюсь отыскать ещё выживших, но боюсь, они уже попали под влияние Хранителя. Жаль, мои возможности ограничены... но я надеюсь, вскоре из Нима выйдет координатор ничуть не хуже меня.

Органа одобрительно улыбнулся в усы.

— Кстати, принц, а как сенатор Амидала? Поправилась после похорон? — пошутил Ален.

* * *

Поправилась — не совсем то слово: нельзя сказать, чтобы Амидала болела. По крайней мере, телесно.

Что до души... увы: боль душевную лечат или психологи, или уж психиатры, и притом только тогда, когда она становится совсем уж невыносима.

Амидала считала свою боль вполне средненькой. Из тех, которые, как простуду, переносят на ногах.

Ей, на самом деле, хватало дел: привыкать к новому — алдераанскому, лиловому с золотом — церемониальному гриму, новым одеждам, новым парикам. Новому имени. Новому мужу — пусть и фиктивному. Отныне и на много лет вперёд, для всех, кроме единиц особо доверенных, она — Бреа Люцилия Антиллес, королева Алдераана, супруга принца-консорта Органы. До сих пор эту очень важную роль, как ей объяснили, вообще исполняла голограмма, так что вопросов возникнуть ни у кого не должно.

Вроде как реальная Бреа померла ещё в младенчестве, а новой гражданской войны никому не хотелось — вот и справлялись, как могли. Отсюда и бредовые истории про выкидыши: надо же как-то объяснить, что за добрых тридцать лет брака король и королева так и не произвели на свет ни единого наследника.

Причудлива она, эта алдераанская жизнь!

Сказать, что ей было тяжело — ничего не сказать. Хорошо, хоть детьми не докучали — отдали их мамкам и нянькам на откуп, как во всех приличных семьях. Иногда Амидала навещала детскую и со всей положенной старательностью умилялась на малышей. Но в целом она предпочитала подождать до тех пор, пока они, по крайней мере, не заговорят. Возможно, это делало её плохой матерью, но она вообще никогда не подписывалась матерью быть.

Зато она уже вникла по крайней мере в половину тех дел, которые ей предстояло вершить на своей новой "Родине", и нашла алдераанскую ситуацию довольно похожей на родную, набуанскую.

В конце концов, что и помогает держаться на плаву, как не работа — тяжелая, выматывающая, не оставляющая времени на душевный раздрай?

Она обязана выждать хотя бы два года. Раньше Энакин просто не выберется из паутины повседневной лжи и срочных дел, не найдёт времени задуматься. Два года...

Ещё раз выдохнув и запретив себе думать о каком-то ином муже, кроме Органы, и углубилась в чтение отчёта Шелти о делах корускантских.

— Надо же! Бедная Мон, смерть Мале-ди так её ужаснула, что теперь она поддерживает Императора просто за то, что он против джедаев... ужасно, ужасно...

* * *

— Итак, добро пожаловать на Одессен.

Айсан — в алом, с золотым кантом, мундире, в алой шляпке с алой же вуалью — спустилась по ступеням и заняла своё место во главе большого круглого стола, за которым ждали будущие вершители судеб Галактики, её Очи, Уши и Руки. И Шифры, разумеется.

Явление своё она обставила как можно театральнее — чтоб у всех дух захватило и никто не усомнился в существовании Браства Идеалистов Республики, которое она представляет. Даже решилась пожертвовать одессенской базой, которую уже пять лет восстанавливала втайне ото всех, включая... его. Хотела сделать сюрприз. Представить ему готовую штаб-квартиру для разведки. Что ж, сюприз она сделала — просто не ему. И штаб-квартира вышла, в общем-то, недурная.

— Ну и кто вы, уважаемая? Похожи на дочку Айсарда, — довольно резко осведомился советник Навара Вен.

«А он наблюдателен».

— Я представляю здесь Хранителя. В некотором роде, я и есть Хранитель — поэтому можете так ко мне и обращаться. Если вы решились принять наш ID и явиться на Одессен — вы согласились быть частью Братства и разделяете нашу высокую цель: противостояние новоустановленному режиму экс-канцлера Палпатина, вероломно захватившего власть...

Почти все, кто получил сообщение от Хранителя, пошли дальше, чем просто побег с Корусканта.

Сенаторы-заговорщики, мечтавшие вернуть свои полномочия.

Промышленники, боящиеся, что всплывут их связи с сепаратистами.

Беглые джедаи, готовые на всё, лишь бы сохранить жизнь.

Отдельные таланты, которых грех было бы уступить новорожденной Империи — такие, как советник Вен или борец за права тви'лекков псевдопокойная Ула Гьинн.

Её коллекция.

Её Очи, Уши, Руки.

И Шифры, которые — как малышка Асока — уже приступили к полевой работе.

Идеальная организация, которая однажды опрокинет Империю и заменит её чем-нибудь более совершенным.

Айсан должна уберечь всех. Айсан должна достигнуть величия. Айсан должна спасти своего любимого от сведшего его с ума бремени власти. Айсан — должна.

Самой себе и мягкому, ласковому голосу, так похожему на голос её любимого, который говорит ей:

— Молодец, девочка. Очень талантливо, жаль только, некоторые от нас... от тебя ускользнули. Но их мы тоже найдём способ использовать, не так ли? Для общего блага.