Важный чиновник, «ваше превосходительство» — сквозной герой нескольких ранних произведений Достоевского. Впервые упоминается о нем в фельетоне «Петербургской летописи» от 27 апреля (1847): «...мой хороший знакомый, бывший доброжелатель и даже немножко покровитель мой, Юлиан Мастакович намерен жениться. Истинно сказать, трудно жениться в более благоразумных летах. Он еще не женился, ему еще три недели до свадьбы; но каждый вечер надевает он свой белый жилет, парик, все регалии, покупает букет и конфеты и ездит нравиться Глафире Петровне, своей невесте, семнадцатилетней девушке, полной невинности и совершенного неведенья зла. Одна уже мысль о последнем обстоятельстве наводит самую слоеную улыбочку на сахарные уста Юлиана Мастаковича. Нет, даже приятно жениться в подобных летах! По-моему, уж если всё говорить, даже неблагопристойно делать это в юношестве, то есть до тридцати пяти лет. Воробьиная страсть! А тут, когда человеку под пятьдесят, — оседлость, приличие, тон, округленность физическая и нравственная — хорошо, право хорошо! и какая идея! человек жил, долго жил, и наконец стяжал... И потому я был в совершенном недоумении, зачем это на днях Юлиан Мастакович ходил по вечеру в своем кабинете, заложа руки за спину, с таким тусклым и грязновато-кислым видом в лице, что если б в характере того чиновника (речь идет о Васе Шумкове. — Н. Н.), который сидел в углу того ж кабинета, пристроенный ко стопудовому спешному делу, было хоть что-нибудь пресного, то тотчас закисло бы, неминуемым образом, от одного взгляда его покровителя. Я только теперь понял, что это было такое. Мне бы даже не хотелось рассказывать; такое пустое, вздорное обстоятельство, которое и в расчет не придет благородно мыслящим людям. В Гороховой, в четвертом этаже на улицу, есть одна квартира. Я еще когда-то хотел нанять ее. Квартиру эту снимает теперь одна заседательша; то есть она была заседательшей, а теперь она вдова и очень хорошая молодая дама; вид ее очень приятен. Так вот Юлиан Мастакович всё терзался заботой, каким бы образом сделать так, чтобы, женившись, по-прежнему ездить, хотя и пореже, по вечерам к Софье Ивановне, с тем чтобы говорить с нею об ее деле в суде. Софья Ивановна вот уже два года, как подала одну просьбу, и ходатаем за нее Юлиан Мастакович, у которого очень доброе сердце. Оттого-то такие морщины и набегали на солидное чело его. Но наконец он надел свой белый жилет, взял букет и конфеты и с радостным видом поехал к Глафире Петровне. "Бывает же такое счастье у человека, — думал я, — вспоминая о Юлиане Мастаковиче! Уже в цвете преклонных лет своих человек находит подругу, совершенно его понимающую, девушку семнадцати лет, невинную, образованную и только месяц вышедшую из пансиона. И будет жить человек, и проживет человек в довольстве и счастьи!"».
В «Слабом сердце» Юлиан Мастакович выступает благодетелем Васи Шумкова, о котором в «Петербургской летописи» опосредованно упоминается (см. выше) — ценя его каллиграфический почерк, нагрузил его «стопудовым спешным делом», дав возможность подзаработать. Сам же Юлиан Мастакович, как сообщается, недавно женился. Однако ж как добрый начальник ни благодетельствовал бедному чиновнику Васе и даже денежные подачки за его каллиграфический талант жаловал, тот все-таки помнил, конечно, что генерал бывает «строгий и суровый такой» и именно из-за страха перед гневом Юлиана Мастаковича и сошел с ума.
В «Елке и свадьбе» дан наиболее полный портрет Юлиана Мастаковича — пресыщенного богатого сластолюбца, ищущего во всём выгоду. Здесь описано, как он приметил на детском елочном балу 11-летнюю Девочку с приданым, дочь богатого откупщика, и через пять лет на ней женился (вполне вероятно, что это и была Глафира Петровна, упоминаемая в «Петербургской летописи») и взял приданного пятьсот тысяч. Повествователь (Неизвестный) характеризует его так: «Это было лицо. Звали его Юлиан Мастакович. С первого взгляда можно было видеть, что он был гостем почетным и находился в таких же отношениях к хозяину, в каких хозяин к господину, гладившему свои бакенбарды. Хозяин и хозяйка говорили ему бездну любезностей, ухаживали, поили его, лелеяли, подводили к нему для рекомендации своих гостей, а его самого ни к кому не подводили. Я заметил, что у хозяина заискрилась слеза на глазах, когда Юлиан Мастакович отнесся по вечеру, что он редко проводит таким приятным образом время. Мне как-то стало страшно в присутствии такого лица <...> Нужно заметить, что Юлиан Мастакович был немножко толстенек. Это был человек сытенький, румяненький, плотненький, с брюшком, с жирными ляжками, словом, что называется, крепняк, кругленький, как орешек...»
Через пять лет рассказчик увидел случайно свадьбу Юлиана Мастаковича и узнав о приданном, констатирует: «Однако расчет был хорош!»
В «Слабом сердце» некоторые штрихи сближают образ Юлиана Мастаковича с редактором «Отечественных записок» А. А. Краевским, который также «благодетельствовал» бедным литераторам (в том числе и Достоевскому), безжалостно их эксплуатируя. В чем-то Юлиан Мастакович похож на помещика Быкова из «Бедных людей», дальнейшее развитие сходный тип героя получит в образах Петра Александровича («Неточка Незванова»), Лужина («Преступление и наказание»), Тоцкого («Идиот»). Отчество Мастакович несет смысловую нагрузку (одно из значений слова «мастак», по В. И. Далю, — дошлый делец). Кроме того, русскому читателю того времени хорошо был известен гнусный злодей Мастак, способный на любые преступления, из романа Эжена Сю «Парижские тайны» (1843).