Для меня «Необыкновенное лето» — это прежде всего история о доверии и недоверии. О надломах, ошибках и о судьбе. И о том, что такое дружба.
А на заднем плане ее подсвечивают «Три мушкетера», так увлекшие Сириуса:
Есть и постельная сцена, где в самый ответственный момент на руке соблазнительницы обнаруживается клеймо; и сакраментальное: ты открыл мою тайну — ты умрешь! Есть расчетливый, холодный «кардинал» со своими политическими пасьянсами. И тема непоправимо разошедшихся путей. У Дюма она лишь намечена в финале I тома.
Здесь же с нее все начинается.
17-летний Сириус уже подводит итоги — и они очень просты: идеалов не существует, все лгут, а мародерское МЫ осталось в прошлом. «Вернуться в старое доброе время уже ни у кого не получится».
Возможно, самое гнетущее — это сознание, что, выбрав «летний день», он, наследник темного рода, не смог аннулировать права Ночи на себя. «Все хорошие качества в Блэке поворачивались изнанкой, как планеты в падении». И приходится признать свое внутреннее родство не с мушкетерами, а с «Рошфором»-Снейпом: «он тоже всю жизнь боролся — и в общих чертах это были те же флаги, что у Блэка».
«Потерявший собственное достоинство алмаз под чужими подошвами» — так теперь видит себя Сириус. И «алмаз в пыли» — так он видит теперь Снейпа.
В последнем, кстати, с ним согласен Дамблдор, хладнокровно расставляющий в финале свои фигуры: «Ты будешь моим подлинным бриллиантом, Северус». Алмазу нужна только огранка из вины и страданий — а за этим дело не станет.
Не случайно Снейп бросает: «Если он <Дамблдор> стал твоим близким другом, то надо быть настороже». И даже: «Уйти от Лорда, Блэк, и уйти с темной стороны — это разные вещи».
В «Необыкновенном лете» сплетается множество причин, ведущих к катастрофе. Но решающая — Фиделиус. Заклятие, основанное на доверии, — и выбор Хранителя, продиктованный НЕдоверием.
Мотивы не «мушкетерские» а прямо-таки антимушкетерские. Сириусу веры нет: он якшается с Пожирателем Смерти. Ремусу веры нет: «Та Сторона может предложить ему больше». Питер же выбран не потому, что он хорош, а из-за его ничтожества и незаметности: «ни рыба ни мясо. Он никому не нужен». И наконец:
У Дюма неразлучная четверка тоже недолго будет неразлучной, а в свое время дойдет и до трагической «подставы». Но дружба все же была — и жила, несмотря ни на что.
Была ли она когда-либо у «мародеров»?
Финал истории — дробные кадры, запечатлевшие персонажей по отдельности: каждый хлопочет о своем; всё распалось непоправимо.
И умиротворенная интонация последних фраз, обманчивое затишье перед бурей: вот-вот его разобьет удар грома, судьба уже надвигается на героев — но они об этом не знают. Над их Логрией все так же восходят ясные росистые утра, в трактир завозят партию отменного марочного виски...
«Какое хорошее, необыкновенное выдалось лето».