h_charrington

Здравствуйте!

Простого "спасибо" будет очень мало за все, написанное вами к прочитанным главам. Я вам очень благодарна за такое прочтение, глубину понимания, внимание и любовь к героям. Как вы плакали в сцене, когда Эл вспоминает о потере малыша, так и я не могу без слез читать ваш отзыв. Хотя, казалось бы, история "закончена", и мне все известно, но вот, снова поднимаются в душе все переживания за любимых героев.


Я часто думала над тем, что, может быть, слишком "закручиваю" сюжет: слишком много очень тяжелых событий для глав, которые следуют друг за другом. Но даже перечитывая текст, понимаю, что все так, как должно быть, и ничего менять не нужно.


Думая над сюжетом, я до последнего хотела быть уверенной, что ошибаюсь насчет Стива. И что едва ли не нарочно его очерняю. Но нет, все и здесь, даже с течением времени, оказалось верным. И в какой-то момент мне стало ясно, что с ним — все именно так. Что он не пропадал, с ним ничего не случалось, он всегда был благополучен (по своей мерке), только что утомился ездить в Италию за деньгами... И как бы мне не было жаль Элис, я не имела права писать иначе или мягче. Потому что пределов для нацизма, в самом деле, не существует.


Да, тот поцелуй стал удивлением и для меня. Это как договорить до конца, полностью показать свою суть. Представить степень потрясения Эл, несмотря на все описания и попытки передать его, даже не берусь. Оно такое огромное, что перед ним просто немеешь. И слов для утешения, кажется, нет. И, опять же, благословение богу, что рядом с Эл, как всегда, был Эдвард. Потому что без него ни ей, ни автору — никуда.


Да. Потрясение не столько от нравственного растления самого Стива (об этом можно было немного предположить, опираясь на молчание Эда, воспоминания о Рождестве, слова тети о Стиве), сколько от того, что великая надежда Эл, которая держала ее и была больше ее самой, рухнула. Вот так просто, одним моментом, вечером, в секунду.



Эл в разговоре со Стивом действительно его не слышит, — так огромно ее счастье. И вопрос о денгах и наследстве не вызывает у нее, в отличие от Эда, вопросов и подозрений. Но Милн, как всегда в таких делах, прав: Стив просто ушел, он даже не спросил, как Эл, как она в Нюрнберге оказалась, нужна ли ей помощь? Банально, выйти безопасно с того громадного поля? Нет, это ему неинтересно.
Милна, конечно, такой встречей не ослепить. Он знает про Стива такое и то, что пока не говорит Эл, и эта правда тоже не может сделать его слепым. И если бы не Эд, Эл бросилась бы к Стиву без оглядки, все отдала и сама пропала бы, измученная и изувеченная "братом" и другими мудаками. И, конечно, в разговоре после встречи Эл со Стивом, Эдвард и Элис не могут ни понять, ни услышать друг друга. Это как разговор рассудка и обожженного сердца: каждый говорит о своем, и другого не слышит. И сказанное Эл Милну, — все острое, незаслуженное, оскорбительное, — сказано из боли, из нежелания верить словам о том, что ее брат — из тех, против кого они, два человечка, и выставлены тут, в Германии. Никто бы не поверил и не захотел верить в такое.
Эдвард, да, уберегал Эл от всего, что может ранить ее еще больше окружающего их настоящего. Он молчал о себе, о войне. Но в том моменте с водой проснулась и его затаенная боль. И, несмотря на страх рассказанного, я думаю, это хорошо, что Эл знает теперь об этом. Конечно, это никому не принесет легкости или избавления. Но ей даст печальное знание, в какой-то степени необходимое.

А что до "населения целой страны"... оно, это население, в основном, как и офицеры, приближенные к Гитлеру, не было против того, что делал их фюрер и их страна с другими людьми, территориями, странами. Плевать было на все. До 1944-го, когда случилось прямо "покушение" на Гитлера. Неудачное. Вчера только читала опубликованные архивные документы, 20 июля была очередная годовщина со дня покушения да "вождя". И покушение было не потому, что офицеры поняли, что политика Адольфа, — это "плохо", а потому что к 1944-му ситуация в Германии и вне ее стала патовой для этой "просвещенной страны". И даже если бы тогда Гитлер умер, ничего бы не изменилось. Просто в тех обстоятельствах немцам и офицерам стало неудобно. Ну а как было всему остальном миру, на то им, вероятнее всего, было по-прежнему плевать.



Иначе Эл и не могла отреагировать, да. И Эд не мог перестать "нудно" делать все то же, как всегда: идти следом, идти рядом, всегда быть настороже, проверять, перепроверять, напоминать об осторожности... И бросить ее не мог, как вы верно и сказали, "что бы она ему не наговорила". Даже если потом, между ними, наедине, в их любви, все станет черно и мрачно, в таких обстоятельствах он ее бросить не может. Сам себе не простит. И, думаю, это Эл становится вполне ясно только в той жуткой сцене, когда Стив открывает свое лицо, толкает ее к Милну, и она падает перед ним, а Эд, неизменно, помогает ей подняться, удерживает под руку. Да, думаю, так и было (хотя этот момент и не описан): Эдвард, оставаясь верным самому себе, "дотошным и нудным", поехал в ресторан раньше, затаился, увидел достаточно, уверился в своих выводах, и вышел тогда, когда было нужно. И вышел бы, даже если бы Стив его не позвал.