Комментарий к ориджиналу: Черное солнце

22 июля в 09:01 к ориджиналу Черное солнце

h_charrington

Здравствуйте!

Простого "спасибо" будет очень мало за все, написанное вами к прочитанным главам. Я вам очень благодарна за такое прочтение, глубину понимания, внимание и любовь к героям. Как вы плакали в сцене, когда Эл вспоминает о потере малыша, так и я не могу без слез читать ваш отзыв. Хотя, казалось бы, история "закончена", и мне все известно, но вот, снова поднимаются в душе все переживания за любимых героев.

Все три прочитанные мною главы обхемные и полные впечатлений, но после первой я уже не могла остановиться, а вторая потянула за собой третью - такой был мощный финальный аккорд, что я не могла оставить Эда и Эл в неизвестности.

Я часто думала над тем, что, может быть, слишком "закручиваю" сюжет: слишком много очень тяжелых событий для глав, которые следуют друг за другом. Но даже перечитывая текст, понимаю, что все так, как должно быть, и ничего менять не нужно.

Стив... его появление - оглушительная неожиданность, но что может сравниться с развязкой! Нацизм - это просто бездна зла. Сколько отвращения до физической судороги вызывал Рудольф, а до него - Гиббельс, Гиринг, которые пытались запятнать своей мерзостью Элисон, но тут появился блудный братец - и пробил дно, иначе не скажешь.

Думая над сюжетом, я до последнего хотела быть уверенной, что ошибаюсь насчет Стива. И что едва ли не нарочно его очерняю. Но нет, все и здесь, даже с течением времени, оказалось верным. И в какой-то момент мне стало ясно, что с ним — все именно так. Что он не пропадал, с ним ничего не случалось, он всегда был благополучен (по своей мерке), только что утомился ездить в Италию за деньгами... И как бы мне не было жаль Элис, я не имела права писать иначе или мягче. Потому что пределов для нацизма, в самом деле, не существует.

Предатель, извращенец, наркоман, нацист, для которого нет ничего святого, родную сестру он готов бросить на растерзание шакалов и сам еще поучаствовать... из тех, видимо, кто согласится на "сначала я, потом ты". Какой же кошмар...

Да, тот поцелуй стал удивлением и для меня. Это как договорить до конца, полностью показать свою суть. Представить степень потрясения Эл, несмотря на все описания и попытки передать его, даже не берусь. Оно такое огромное, что перед ним просто немеешь. И слов для утешения, кажется, нет. И, опять же, благословение богу, что рядом с Эл, как всегда, был Эдвард. Потому что без него ни ей, ни автору — никуда.

Шокирует его подлость и низость падения, но особенно острое потрясение от крушения надежд Элисон. Ее радость такая чистая, когда случается их встреча! Так переданы ее эмоции, это чистое чудо, дар Небес, она просто-напросто порхает над землей, и так сердце млеет, когда наблюдаешь за ней, она будто маленькая легкая девочка, которая дождалась не просто рождественского подарка: она будто увидела самого Санту, который его оставлял для нее.

Да. Потрясение не столько от нравственного растления самого Стива (об этом можно было немного предположить, опираясь на молчание Эда, воспоминания о Рождестве, слова тети о Стиве), сколько от того, что великая надежда Эл, которая держала ее и была больше ее самой, рухнула. Вот так просто, одним моментом, вечером, в секунду.

И счастье так ослепляет ее, что скупые реакции брата ее ничуть не смущают. Мне кажется, она так давно не испытывала столь ярких, сильных и светлых эмоций, и конечно, холодная насмешливость Стива ничуть ее не отрезвляет, а попытка Эда критически взглянуть на произошедшее лишь выводит из себя. Она в отрицании, она не может, только обретя свою мечту, тут же от нее отказаться. И наговорив в споре много лишнего Эду, который ни в чем не виноват, она просто пыталась излить тот страх потери, который парализует ее душу. И очень мощная сцена, когда Эд, услышав обвинения Эл, молча пьет... воду... из фляжки... (само это уже восхитительная деталь), а потом рассказывает все, от чего он хотел уберечь воображение и уши Элис. Это даже не оплеуха. Это такой урок, который, хотелось бы мне верить, не забудется так просто. Конечно, Элис устала от дикого напряжения, от страха, она еще не пережила толком происшествие с Рудольфом, на их глазах чудище нацизма пожирает рассудок и волю населения целой страны, уродует и искажает некогда высокую культуру этих очаровательных древних городов…

Эл в разговоре со Стивом действительно его не слышит, — так огромно ее счастье. И вопрос о денгах и наследстве не вызывает у нее, в отличие от Эда, вопросов и подозрений. Но Милн, как всегда в таких делах, прав: Стив просто ушел, он даже не спросил, как Эл, как она в Нюрнберге оказалась, нужна ли ей помощь? Банально, выйти безопасно с того громадного поля? Нет, это ему неинтересно.
Милна, конечно, такой встречей не ослепить. Он знает про Стива такое и то, что пока не говорит Эл, и эта правда тоже не может сделать его слепым. И если бы не Эд, Эл бросилась бы к Стиву без оглядки, все отдала и сама пропала бы, измученная и изувеченная "братом" и другими мудаками. И, конечно, в разговоре после встречи Эл со Стивом, Эдвард и Элис не могут ни понять, ни услышать друг друга. Это как разговор рассудка и обожженного сердца: каждый говорит о своем, и другого не слышит. И сказанное Эл Милну, — все острое, незаслуженное, оскорбительное, — сказано из боли, из нежелания верить словам о том, что ее брат — из тех, против кого они, два человечка, и выставлены тут, в Германии. Никто бы не поверил и не захотел верить в такое.
Эдвард, да, уберегал Эл от всего, что может ранить ее еще больше окружающего их настоящего. Он молчал о себе, о войне. Но в том моменте с водой проснулась и его затаенная боль. И, несмотря на страх рассказанного, я думаю, это хорошо, что Эл знает теперь об этом. Конечно, это никому не принесет легкости или избавления. Но ей даст печальное знание, в какой-то степени необходимое.

А что до "населения целой страны"... оно, это население, в основном, как и офицеры, приближенные к Гитлеру, не было против того, что делал их фюрер и их страна с другими людьми, территориями, странами. Плевать было на все. До 1944-го, когда случилось прямо "покушение" на Гитлера. Неудачное. Вчера только читала опубликованные архивные документы, 20 июля была очередная годовщина со дня покушения да "вождя". И покушение было не потому, что офицеры поняли, что политика Адольфа, — это "плохо", а потому что к 1944-му ситуация в Германии и вне ее стала патовой для этой "просвещенной страны". И даже если бы тогда Гитлер умер, ничего бы не изменилось. Просто в тех обстоятельствах немцам и офицерам стало неудобно. Ну а как было всему остальном миру, на то им, вероятнее всего, было по-прежнему плевать.

Конечно, она взбрыкнула. Позволила себе забыть, что Эдвард неустанно пытается ее защитить, что он в разы опытнее, что у него нюх на подвох… (в этом отношении показательна сцена в гостинице, где Эд после утомительной дороги и поисков все равно первым делом проверяет номер от и до, а Элисон просто падает на кровать) И ведь не бросил ее, что бы она ему не наговорила. Пошел, наверное, в этот ресторан и засел там в засаде, ждал, и снова в критический момент вышел на сцену.

Иначе Эл и не могла отреагировать, да. И Эд не мог перестать "нудно" делать все то же, как всегда: идти следом, идти рядом, всегда быть настороже, проверять, перепроверять, напоминать об осторожности... И бросить ее не мог, как вы верно и сказали, "что бы она ему не наговорила". Даже если потом, между ними, наедине, в их любви, все станет черно и мрачно, в таких обстоятельствах он ее бросить не может. Сам себе не простит. И, думаю, это Эл становится вполне ясно только в той жуткой сцене, когда Стив открывает свое лицо, толкает ее к Милну, и она падает перед ним, а Эд, неизменно, помогает ей подняться, удерживает под руку. Да, думаю, так и было (хотя этот момент и не описан): Эдвард, оставаясь верным самому себе, "дотошным и нудным", поехал в ресторан раньше, затаился, увидел достаточно, уверился в своих выводах, и вышел тогда, когда было нужно. И вышел бы, даже если бы Стив его не позвал.