Отвечу цитатой из текста:

"Я… жду её?

Жду почти бесшумных, невесомых шагов, деликатных прикосновений, тихих слов, неизменно предваряющих любую манипуляцию. Жду, что уж греха таить… И все-таки пропускаю момент приближения".

Мэри очень деликатна с ним. Вот как раз "тихие слова, предваряющие любую манипуляцию", это и есть оповещение больного, его подготовка к не самым приятным медицинским процедурам. Но если пробегать текст по верхам и неизменно веселиться, важные нюансы можно и пропустить.

"Стыд.

Вот главное, превалирующее над всеми остальными чувство, которое Северус испытывает в моём присутствии. Не смущение, как считает миссис Торсон, а жгучий, мучительный стыд, на который я невольно обрекаю его своим уходом за ним... Поэтому такими острыми стали его реакции на переодевание и мытьё — казалось бы, стандартные и совершенно необходимые процедуры, через которые ежедневно проходит любой лежачий больной. Сдаётся мне, он предпочёл бы провалиться в беспамятство, нежели в очередной раз терпеть чужие руки на своём теле и представать в чём мать родила перед женщинами в госпитальной униформе…

Это недовольство росло в нём постепенно. В первые дни после отмены опийных препаратов он только закрывал глаза и уходил в себя. Но чем быстрее его разуму возвращалась прежняя ясность и острота, тем сильнее Северус бунтовал против собственной беспомощности и невозможности делать элементарные вещи.

Оставаясь нагишом, он начал зажмуриваться, зажиматься, цепенея от любого моего прикосновения. Рискуя словить болевой приступ от резкого движения, судорожно пытался поднести здоровую руку к паху, чтобы создать иллюзию защищённости от посторонних взглядов. Даже его бескровные щёки в такие моменты розовели, яснее ясного свидетельствуя о том, как непереносимо для него вторжение в личное пространство.

Я вспоминаю, как мы с сиделкой переодевали его. Его резкую, звенящую гневом реплику «не рассыплюсь!» и готовность лежать в мокрой от пота одежде, терпя неудобства и кожный зуд. Лишь бы только мы обе как можно скорее оставили его в покое и тонком панцире льняной госпитальной рубахи. Когда я придерживала ладонями его затылок, то видела испарину на лице, крепко сжатые веки, закушенные губы… Чувствовала, как он дрожит. Его напряжение передалось мне, и я неожиданно испытала приступ изнуряющего стыда, представив, что мы с ним поменялись местами. Что это я беспомощная пациентка, а он — опытный целитель, с профессиональным интересом наблюдающий за моим состоянием…

Эта ослепительная вспышка пронзила меня насквозь, но тут же отступила перед единственным доводом: сестринский уход — необходимая и крайне важная часть лечения. Пройдёт время, и силы к Северусу вернутся вновь. Он обязательно забудет все неприятные моменты, когда сможет обслуживать себя самостоятельно. Так забывает родовые муки женщина, потому что радость материнства заслоняет для неё перенесённые страдания.

Северус зря стыдится меня. Ему невдомёк, что для целителя сакральность и неприкосновенность физической оболочки исчезает ещё в студенчестве — после визитов в анатомичку и первого же вскрытого трупа. К телу постепенно формируется отношение, как к рабочему материалу — привычному, требующему внимания и знаний. Каждому из нас от природы дана совершенная, сложная система взаимосвязанных органов. Однако без странной и необъяснимой субстанции под названием «душа» эта система не только не работает, превращаясь в пир для опарышей, но и не имеет вообще никакого смысла.

Живое тело не может ведать стыда, а способно лишь посылать настойчивые сигналы о помощи, когда часть его функций нарушена или потеряна. Мучается, смущается, злится, досадует, выходит из себя и обижается не тело, а то, чему оно служит вместилищем. То, что заставляет человека чувствовать и испытывать всю гамму эмоций. И вот к этому невидимому, ранимому и трепещущему началу мне хочется приблизиться, чтобы утешить его и подарить покой.

Потому что я уверена: нельзя опускать руки даже в самых, казалось бы, безвыходных ситуациях. Смерть тоже можно встретить по-разному. Но лучше сделать это, понимая, что она пришла за тобой не на пике слабости, а только тогда, когда несломленный дух боролся с ней до конца.

А ещё в жизни всегда есть место надежде. И чуду."

Это вы называете - нет эмпатии?