Анонимный автор
Наоборот, надо было тянуть дольше, нагнетать напряжение:

В оранжерее было тихо. Густой, словно застывший воздух, напоминал предгрозовую атмосферу, когда небо затаилось, а всё вокруг замерло в ожидании чего-то неминуемого, чего-то темного. Растения тянулись к свету сквозь стеклянную крышу и почти что полностью забирали его, внизу царил влажный полумрак, солнечные лучи почти что не пробивались. Их тут попросту не существовало в этом рукотворном уголке природы, в который они вторглись — слишком бесцеремонно, слишком агрессивно.

Группа двигалась медленно, осторожно, как будто каждое их движение могло спровоцировать что-то или кого-то, некую опасность, скрытую за переплетением листвы. Их пальцы непроизвольно скользили по листьям и стеблям, будто надеясь найти в этом касании бархатистого или гладкого хоть малейшую опору для успокоения нервов. Листья были влажными, некоторые -- липкими на ощупь, как если бы сами растения пропитались сыростью их поднимающегося страха, который невольно впитывался в их души из окружающего воздуха. Внутри каждого участника этой сомнительной экспедиции нарастало нечто тревожное, их уснувший за тысячелетия цивилизации первобытный инстинкт орал прямо в мозг об опасности, но они игнорировали его, обманывая себя ложным ощущением контроля.
-- Как-то мне не по себе, -- сказала одна из девушек.
-- Это... от запаха чертовых цветов, -- ответил их вожак, стараясь, чтобы его голос звучал уверенней. -- тут пропитано все каким-то тропическим ядом. Уверен, что если здесь остаться на пару часов, то раскумарит не хуже, чем от хорошего косяка!

Первый звук был тихим — шорох, едва уловимый среди шелеста. Но даже этот шорох прошёл по нервам электроразрядом, заставив всех остановиться и замереть, они ощутили вокруг себя чье-то присутствие, как если бы что-то невидимое двигалось сквозь искусственные джунгли вокруг них. И вот тогда, в это мгновение пространство прорезал крик — не просто крик, а вырвавшийся из человеческой глотки вой смертельно раненого зверя. Этот звук вгрызался в их души, разрывая и так с трудом сохраняемое спокойствие на куски, как затупленный нож, мучительно медленно проникающий в плоть, который не разрезает, а именно рвет ткани.

Это был крик адской боли и страдания, чего-то, чего они не могли вообразить, и вместе с этим звуком в их сознании возникла мысль — они были здесь чужими, едой на обеденном столе и их шаги привлекли внимание чего-то куда более страшного, чем они могли себе представить.

Они бросились на крик, и их сердца замерли. Тело девушки, которую они знали с детства, дергалось в агонии. Однако то, что терзало её, было не зверем и не человеком. Это было растение — живое, быстрое и хищное. Его зубастые пасти, окружённые густыми лепестками, такими милыми с виду, рывками отрывали плоть от её ещё живого тела. Они жадно чавкали, поглощая куски, как если бы природа сама захотела вернуть себе то, что по ошибке когда-то отдала людям.

Каждый новый укус был быстрым и неумолимым. Плоть отделялась от костей, словно это делал некий специальный автомат, девушка, если можно ее было уже так называть стала просто звеном пищевой цепи, нарушившей её невинную гармонию.

Как-то вот так бы я писал. Да, длинно, но куда торопиться? Еду и страх нужно смаковать...
(сказал тот, кто во время обеда глотает все, как утка)