У Джона МакТавиша, встающего перед его внутренним взором выжженным под веками клеймом, были испятнанная шея, припухшие губы и россыпь синяков на крепких бёдрах. Но на этот раз Гоуст в точности знал о том, кто всё это ему оставил.
И он разрешал себе зависнуть на этой картинке ещё на мгновение, на одну сладкую секунду, прежде чем вновь открыть глаза.
Маленькое мыслепреступление.
Всё, что у него было.