Люди, изображённые на портретах, висящих в Хогвартсе, могут разговаривать и переходить из картины в картину. Они ведут в точности, как их прототипы. Степень их взаимодействия со зрителями зависит не от умения художника, а от магической силы изображённого волшебника.

Когда пишется магический портрет, художник, естественно, использует чары для того, чтобы изображённый на портрете волшебник двигался как он делает это в жизни. Портрет может использовать какие-то фразы прототипа, имитировать общее поведение. Таким образом, портрет сэра Кэдогана всегда бросает зрителям вызов на бой, падает со своего пони и ведёт себя неуравновешенно - в точности так, как этот волшебник предстал перед бедным художником, которому пришлось его рисовать, - а Полная Дама всё так же радуется хорошей еде и питью и так же помешана на секретности, как её давно умерший прототип.

Тем не менее, ни один из этих портретов не способен поддержать сколь-нибудь длительную дискуссию о сложных аспектах бытия: они во всех смыслах двумерные. Они всего лишь образы, возникшие у художника.

Некоторые магические портреты способны на большее взаимодействие с миром живых. Обычно портрет директора или директрисы Школы пишется до их смерти. Когда портрет завершён, директор хранит его под замком, иногда навещая его (если хочет) для того, чтобы передать знания, которые могут быть полезными их преемникам, или чтобы обучить своим манерам.

Глубина знаний, проницательность, свойственные иным изображённым на портретах директорам и директрисам, известны лишь законным обитателям кабинета да малочисленным, несмотря на прошедшие века, ученикам, осознавшим, что сонливость портретов в присутствии посторонних далеко не всегда натуральная.