Искомый кабак находился на другом конце района, располагался в подвале и в целом в клоаке (но если что, как и весь их район). Когда-то у него была даже неоновая вывеска, но ее видимо сперли на сувениры еще раньше. «Рекомендуется обзавестись системой вредноскопонаблюдения, — застрочил в уме будущее представление Рон».

Гардероб был тесный, прямо напротив дверей туалетов. Гардеробщик, он же охранник, плечистый качок с тяпкообразной рожей, в черной мантии и весь в цепях нехорошо заулыбался и пригласил их проходить. Великий следователь и великий детектив переглянулись и Уверенной Пружинистой Походкой Борцов со Злом прошли в зал.

Играла приятная музычка. Гермиона в последнее время решила поднимать культурный уровень парня и активно знакомила его с маггловской культурой. Обычно во время этих занятий поднималось кое-что другое, но «El bimbo» Рональд все же узнал на слух.

Терпила стоял у стойки и препирался с официантом. Оба они были разодеты, как на маскарад: в кожаных мантиях и почему-то в фуражках. И тоже в цепях, дебилы!

— Что так долго?! — возмутился трагически утративший зеркало мудак. — У нас чо, война?!

— Хуй на, — вежливо, но негромко ответил Уизли. — Чо, в отдел приехать не мог?

— Так сами бы потом обратно меня и повезли! — полез в бутылку терпила. — Короче, я тут еще кошелек проверил, у меня еще двадцать галеонов с мелочью сперли.

— Вот пидорасы, — решил проявить сочувствие Уокер.

— Только пидорас может назвать другого пидораса пидорасом! — возмутился мудак.

Ронни поглядел на его кожаную мантию. На кожаные мантии официантов. На цепи. На фуражки. На портреты плечистых качков, развешанные по стенам...

Нервно подтянул штаны.

И сказал:

— Ой, блядь...

***

— Ну чо, братан, как твой первый выезд без наставника? — спросил Рона его бывший куратор, а ныне — старший товарищ и просто хороший человек Маркус Шерден по прозвищу Шерри, когда следственно-оперативная группа без помпы вернулась в отдел. Никого не задержав и даже не раскрыв преступление по горячим следам. — Чо было-то?

— Танцы, сэр, — ответил Уизли и покраснел. — Ничего, кроме танцев.