Огромное количество пустых заброшенных магазинов на Садовом кольце. Серые, слепые, пыльные витрины, лишившиеся даже объявлений об аренде. Квадратные километры пустующих помещений в прекрасных зданиях из стекла. Какая-то жизнь, какая-то активность все еще клубится на маленьком островке между Смоленской площадью, Старым Арбатом и Маяковской. А все остальное огромное пространство Садового — вымерший в смысле коммерции и торгового дела пейзаж.
Там, где прежде лепились вывески, реклама, где теснились по соседству офисы туристических фирм, банков, трастовых фондов, адвокатских контор, офисов нотариусов, дизайнерских магазинов, магазинов одежды, спорттоваров, обуви, — ничего, все закрыто.
Такое же странное зрелище представляла собой улица Якиманка — начало Золотой мили в двух шагах от Кремля. Тусклые, немытые стеклянные витражи роскошных зданий, где раньше располагались банки и консалтинговые конторы, канувшие в небытие. В торговом центре в начале Якиманки витрины залеплены какими-то тряпками и все пусто, мертво. Там, где некогда финансовые воротилы обсуждали миллиардные сделки, теперь — такая жалкая на фоне богатых фасадов вывеска «Пивной ресторан».
Закрытые магазины, тротуары — чистые, ухоженные, но по которым никто, никто не ходит. Заброшенные офисы, возле которых не паркуются машины.
А дальше пейзаж еще безотраднее: Болотная площадь и Дом на Набережной, лишившийся своей серой закопченной ауры, вроде как выкрашенный чисто и аккуратно, но в странный цвет жидкого коричневого говна. Дом на Набережной с полумертвым, обветшалым Театром Эстрады, с закрывшимися магазинами и разрушающимся прямо на глазах кинотеатром «Ударник» с чуть ли не заколоченными картоном слепыми окнами фойе. Дом на Набережной — как символ великой депрессии, похожий на старое гнездо издохших стервятников, скрепленное окаменевшим вековым пометом «сталинских соколов», полное старых костей и страшных легенд.
Эти огромные пустые городские пространства, которых народ словно стал избегать — хотя все вокруг благоустроено, прилизано и выложено новенькой плиткой. Все еще полно машин на Каменном мосту, все еще пробки, но все какое-то нереальное, призрачное. Словно впавшее в летаргию, лишенное смысла.
Регина невольно вспоминала девяностые и начало нулевых. Тогда жили тоже не слишком сладко, а порой и горько, но такой летаргии и безразличия, такой всеобъемлющей пустоты не было. На каждом углу чем-то торговали, народ сновал по магазинам, пусть и не покупал, но глазел, строил планы. Везде кипела жизнь. Если торговля — это жизнь города, то Москва жила, покупала, продавала, хорошела и вселяла какие-то надежды.
А сейчас на этих каменных, благоустроенных, выложенных плиткой пространствах словно все умерло, зачахло на корню.
Может, лишь в центре так? Может, окраины живут и торгуют? Но нет, и там летаргия, полумертый сон равнодушия ко всему.