Дневные привалы становились всё короче, а ночные — неспокойнее. Компания намеренно увеличивала темп, справедливо полагая, что всё имеющееся у неё лишнее время уже было потрачено на повороты к северу, стычки с браконьерами и знакомства с чудовищами. Теперешний план действий был строг, твёрд и не нацелен на лишние приключения, впрочем, никто и не был против, наоборот, желая наконец расслабиться, перестав просыпаться посреди ночи и тревожно всматриваться в лесные пейзажи во время пути.
Однако изменилось ещё кое-что: я перестал находить в своей сумке репей и вновь начал спокойно расстилать плащ ко сну заранее, более не опасаясь чуть позже лечь на мелкие листья крапивы. Я понимал, что это, конечно же, были дела рук не Дубощита и даже не Двалина, какую бы неприязнь ко мне они не вынашивали. Нет, подобные частые пакости, не смертельные, но и ни разу не приятные являлись авторством куда более молодого гнома, чья рыжая макушка заметно выделялась из толпы этих седеющих воинов. Фили явно прославился на этом поприще — подобной усердности можно было позавидовать: рыжий озорник не жалел своих запасов воды на моё спальное место, частенько удобряя подброшенную крапиву вылитой на мой плащ флягой; а если я вдруг решался отоспаться не на земле, то гадёныш нередко вычислял меня и успевал подпилить добротную часть веток в округе… Не ведаю до сих пор, откуда у юного шкодника было столько свободного времени.

Но то осталось позади. Ветер в те дни наконец переменился — угрюмые северные морозы уступили место мягкому южному дуновению, чему я был несказанно рад. Но одна из ледяных скал так и осталась замёрзшей: наши отношения с Дубощитом не потерпели перемен, холодное молчание при любом столкновении никуда не исчезло. Разве что, самих столкновений стало в разы меньше — гном словно избегал меня…

В течение очередного краткого привала, целью которого, если я верно помню, было спешно пополнить запасы воды у найденного рудника, Кили как обычно приглядывал за лошадьми — если на время забыть о вечерней охоте и редкой возможности сидеть в дозоре, то эта обязанность была для гнома единственной — когда мимо камня, на котором расположился принц в ожидании возвращения команды, рыжей стрелою пролетел его брат…

— Где остальные? Что-то стряслось? — юноша быстро вскочил с камня. За последние дни любые странности, по понятным причинам, весьма резко воспринимались любым членом отряда.

— Что? Нет… Они ещё у воды. Да сядь ты обратно! Всё в порядке…

Фили выглядел растрёпанно и сильно запыхался, однако в глазах старшего брата Кили заметил пляшущие искорки, не сулящие ничего, за что вскоре нельзя будет не схлопотать оплеуху от дяди — так было всегда, Кили знал, Кили привык, Кили стало любопытно…

— Что это? — брюнет шагнул вперёд и ловко выхватил из-за пояса брата замеченную книжонку, явно не принадлежащую Фили, который тут же резко вырвал вещицу из рук Кили.

— Трофей, брат, — хитро хмыкнул гном.

— Я это уже видел где-то…

— Ну ещё бы! Ты возле неё больше прочих пасёшься. Забавно, что сам не догадался стащить…

— Постой! Это же книга Рэйны! — воскликнул юноша с неподдельным ужасом, порядком удивив этим брата.

— Естественно. И это не просто книжонка — это её личные записи, — буднично произнёс старший племянник Дубощита, не понимая, с чего вдруг его брат выпал в осадок. Они вместе проворачивали дела куда рискованней временной кражи какого-то там ветхого переплетения страниц.

— Отдай быстро! — кинулся Кили на брата. — Надо вернуть, пока она не заметила!

— Разбежался! — осткочил Фили, принявшись уворачиваться и отталкивать родича. — Я едва не помер, пытаясь эту рухлядь вытащить из её сумки!

В конце концов, братья сцепились, пытаясь отобрать друг у друга заветную книжонку, которая непременно рассыпалась бы от подобных манипуляций, не перейди гномы вскоре на следующий уровень, отбросив злосчастный дневник и принявшись ругаться и драться уже всерьёз. Они не выпускали друг друга до тех пор, пока на место привала не вернулись старшие и грозный тон опекуна не вынудил юношей прекратить и подняться с земли.

— Что здесь происходит? — Торин был бесстрастен и одновременно зол. Он всегда был на них зол, когда братья начинали свою глупую, по его мнению, вражду, в чём бы та не выражалась.

— Я назвал Кили наивным слабаком, которому нельзя доверить ничего, кроме лошадей, дядя… — быстро произнёс Фили, прежде, чем младший успел раскрыть рот. Кили зло глянул на брата — в такие моменты он его ненавидел. Фили может выставить себя честным дураком, смиренно готовым к наказанию, на деле лишь лукавя перед дядей. Он часто так делал. И не часто попадался.

Разумеется, Торин высказал старшему всё, что счёл необходимым, высказал с присущей ему холодностью и тихим разочарованием, в итоге наказав племяннику все последующие дни сторожить пони вместе с братом, раз Фили считает, что это такая лёгкая задача — усмотреть за шестнадцатью крепкими и вольными животными.
Фили отлично разыграл смирение и легкую тень обиды, в душе ликуя, что получил возможность быть минимум два раза на дню (почти) наедине с приобретённым трофеем. Мысль о трофее посетила головы братьев одновременно, заставив напрячься. Едва Торин их оставил, приказав приготовить пони к дальнейшему пути, как оба ринулись к мирно лежащей на земле книжке, незамеченной Дубощитом. Фили успел первым, подхватив дневник и призывно выставив перед носом подскочившего брата свой кулак.

— Иди — ябедничай, девчонка. Только сначала реши, кому именно.

Кили зарделся яростью, но родича не тронул. Принадлежал бы дневник кому-либо другому, кому-угодно, хоть громиле Двалину, Кили было бы так же задорно и весело, он бы с радостью изучал чужую вещь вместе с братом, ещё бы и помог вернуть ту на законное место, после долго вспоминая удавшуюся шалость… Но вещь принадлежала Рэйне. Рэйне, которая ему доверяет и, он надеется, ценит его общество, никогда не прогоняя и не насмехаясь. Ни одной злой фразы или шутки в его сторону не прозвучало из уст охотницы за время их знакомства; ни одной, даже самой невинной проказы не существовало между ними. Кили искренне считал себя первым, после Гэндальфа и, может быть, мистера Бэггинса, кто способен назвать охотницу своим другом… А теперь его брат выкрал у неё личный дневник, чтобы посмеяться.
Кили молился всем известным ему богам, чтобы лорэнтка обнаружила пропажу. Чтобы забрала своё сама, устыдила Фили, показала дяде, кто его старший племянник… Но, увы. Рэйна словно и не помнила о дневнике — предмете, который вроде бы должен считаться сокровенным.

Фили засветился, его лик озарила привычная хитрая улыбка, и гном, положив книжонку на камень между ними, развернул её:
— Вот, смотри! Это интересно…
«Об охоте на змея Смауга» — гласила одна из немногочисленных надписей на всеобщем. Кили взял в руки старый переплёт, взволнованно пробежав глазами по мелким и сильно наклонённым строчкам…

Запись, сделанная после и, к слову, последняя здесь, явно была свежее прочих, поскольку ещё не так сильно размазалась по страничке.

Следующая страница открыла взору молодого гнома рисунок, начерченный угольком. С желтеющих страниц на Кили взглянул маленький мальчик, чьи уши, подобно лезвиям ножей, остро продолжали то, что спустя ещё пару лет превратится в скулы; волосы мальчишки беспорядочно падали тому на лицо, очерчивая курносый нос, усыпанный веснушками, и щёки, явно только-только начавшие покидать детское лицо.
Дальше записей не было, одни лишь рисунки, в которых легко узнавался их путь по Восточному тракту. Последний запечатлел ту деревеньку, Кили её едва узнал — набросок был не закончен и, судя по всему, сделан наспех.

— Заметил странную деталь? — игриво воззвал к гному брат, втащив тем самым обратно в реальность. Кили поднял на Фили глаза, не расслышав вопроса.

— Ты должен вернуть, — наконец тихо пробормотал юноша, зная, что брат-то прекрасно расслышит. — Ты украл её жизнь.

— Брось ты. Он древний, конечно, но…

— Ты из любопытства стащил из её сумки десятки лет.

Фили открыл было рот, но так и не произнёс в ответ на сию непривычно жёсткую фразу ни слова. Кили был серьёзен как никогда, кажется, впервые считая, что должен, на самом деле должен осудить брата. И сам Фили это тоже почувствовал через взор близкого гнома, ощутив и полное нежелание спорить. Он вздохнул, забрав книжонку из рук родича, но не двинулся с места. Рыжий принц угрюмо уставился перед собой, словно заделавшись обиженным ребёнком, коим в душе он никогда не был — вынужденный расти без отца, имея авторитет лишь в лице редко появлявшегося в доме дяди, Фили вырос куда раньше, чем должен был. Вырос ради брата, ради матери. И лишь сохранившееся в сердце озорство, порою выглядывающее наружу, так и осталось его неизменной тенью, словно отголосок из тех далёких и коротких лет безмятежного детства.

Фили вновь раскрыл ветхий переплёт, начав медленно листать тот.
— Ты ничего странного здесь не заметил? — почему-то снова спросил он у Кили, не отрывая глаз от мелких строчек.

Брюнет не вполне понял, о чём завёл беседу брат, решив, что тот снова сбегает от неприятной ему темы, но Фили вдруг резко обратился к нему вновь:
— Кто ведёт войны?

— Воины, — недоумевающе ответил Кили. — Зачем ты спрашиваешь?

— Нет… Воины участвуют в битвах, но кто их ведёт?

— Ты глупо уходишь от разговора.

— Она пишет не как обычный воин! — почти перебил брата Фили, сунув тому под нос недавно прочитанные страницы и резко начав цитировать: — «…мой брат преклонил предо мной колено…». Перед обычными бойцами не встают на колени после поражения! — Кили удивлённо отметил, что брат прав, а тот продолжал: — «…я не мог приказывать подобное…», «…никто бы не стал мне перечить, но я бы осознанно оклеймил себя тираном…», «…я не сберёг их от войны…», «…я не повёл бы остатки своих бойцов в поход…». Ты всё ещё не понимаешь?

Над полянкой на несколько минут повисла тишина, прерываемая лишь фырканьем пони. Кили глядел на Фили и слишком медленно соображал, по мнению последнего, хотя на самом деле гном всё прекрасно понимал. Просто никак не мог столь очевидный факт принять.

— Теперь ты точно обязан вернуть… И лучше всего, как можно скорее… — осипшим голосом пробормотал гном.

Читатель может задаться вопросом: Откуда мне может быть известно о случившемся? Наврядли два нашкодивших озорника решились бы признаться в содеянном. И читатель в своих сомнениях окажется совершенно прав — два умника лишь тихо засунули мой дневник обратно в сумку: пока один из них (нетрудно угадать, который именно) неумело отвлекал меня робкой беседой следующим утром, второй аккуратно вернул вещь на место.
Нет, знать о сей шалости я никак не должен был. Однако, так уж сложились обстоятельства в моей жизни, что одну точную мудрость про походы с чужаками я к тому времени давно уж усвоил: за своими вещами должно глядеть неустанно и в оба глаза. Проказник Фили стащил ту книжонку лишь потому, что я позволил, сделав вид, будто жуть как занят вознёй у рудника. И как только Кили покинул место привала в тот день, я тихо последовал за ним, просидев весь вечер на ветке прямо над головами братьев.