Высокий темноволосый эльф провёл меня ажурной галереей. Под полом журчала вода.

- Вам сюда.

Сказал, как пропел. Я покорно шла за ним следом, убитая роскошью, притаившейся среди засушливых скал.

- Отдыхайте, за вами придут.

Комната была похожа на келью. С большими стрельчатыми окнами, выходящими на водопад.

- Вещи можете оставить за дверью, их почистят.

Я не сразу поняла, это как? Сложить стопочкой на мраморных плитках? Только он уже исчез.

Примерно за час до разговора с эльфом я открыла глаза в полутьме. Было холодно, сыро, спокойно и тихо. Двалин поставил меня на землю, я цеплялась за его перевязь так, что не оторвёшь.

- Как она? – горячий настойчивый шёпот.

- Девка убила орка.

Я сделала движение, подавляя рвотный позыв, и гном похлопал меня по спине:

- Ничего, ничего. Это всегда так. Пройдёт.

Стало легче. Наверно, кто-то из старших когда-то так хлопал его. Когда Двалин, совсем молодой, убил своего первого врага.

- Ну-ка, давай-ка сама.

Он силой разжал мои пальцы и отлепил от себя. Сзади подхватили.

- Торин, нам надо идти, - голос Гендальфа был нетерпелив.

- Фили, держи её.

- Нет! – это я.

Но всё-таки пришлось подчиниться. Я была слишком слаба.

- Что ж ты его убила, а не поцеловала? – на ухо.

Я вздрогнула и снова согнулась. Звук подзатыльника. Двалин:

- Поговори у меня!

На противоположном берегу веселились. Оттуда явственно долетали обрывки музыки и смех. Но хозяев не было видно. Впрочем, пару раз мне почудилось, что чьи-то лёгкие руки разводят листву, окаймлявшую берега потока, и внимательные любопытные глаза выглядывают из-за ветвей.

- Кто это? Кто они?

Прозрачный шёпот голосов терялся в шорохе листьев.

- Крошка Бильбо без пони…

Я дёрнула головой, и голоса рассмеялись. Или то был шум потока, бегущего по камням?

- А Фили и Кили…

- Их всех упустили!

На той стороне открывалась терраса, освещённая спрятанными в деревьях фонарями. А сразу за нею возвышался дом, бесчисленными лестницами и переходами словно выраставший из смыкавшихся вокруг долины гор. Окна и двери были распахнуты, из них лился свет.

Дохнуло теплом. И я с какой-то болезненностью вдруг осознала, что у меня разорваны бриджи. Что мои волосы взлохмачены, а сапоги запылены. Что меня недавно тошнило, отчего во рту остался стойкий привкус тухлятины, и что я с ног до головы измазана землёй.

Так бывает, когда в неподходящей одежде появляешься среди разряженных к празднику гостей.

Я вытерла губы рукавом, желая убрать хотя бы следы недавней слабости. Но сделала только хуже. На светлой ткани остались чёрные размазанные пятна – помимо пыли и пота моё лицо было ещё и забрызгано кровью.
....
Гендальф говорил, они красивы. Не знаю. Сложно оценить красоту собеседника, когда смотришь на него снизу вверх, видя перед собой только убегающие пуговицы камзола да выступающие подбородок и нос. Но издалека зрелище было впечатляющим. Тонкие и гибкие, как тростник, с длинными гладкими волосами, эльфы не ходили, а словно плыли по земле.
...
Сопровождавший нас эльф отошёл, уступая место хозяину, шествующему навстречу гостям. Высокому и сероглазому, такому же, как остальные – все эльфы мне казались на одно лицо – только с золотистым венком в волосах. Последовало затянутое приветствие.

Гендальф и хозяин долго говорили между собой на певучем языке. Первый, по виду, любезничал, второй отдавал должное его достоинствам. Потом подключили Торина. И тон разговора сразу изменился. В учтивом голосе эльфа зазвучали жёсткие нотки.

Я к этому моменту была готова заснуть стоя.

Ароматный дым из расставленных по углам жаровен усыплял. Впечатления и события дня перемешивались. Я то снова бежала, то куда-то проваливалась и плыла по волнам. И когда Гендальф воскликнул:

- Да подойди же сюда, дитя!

По его раздражению и насупленному молчанию окружающих я поняла, что волшебник звал меня не единожды.

Гномы расступились. Я вышла из круга, ощущая свою беззащитность. Вот вроде никто никому ничего не должен. И они брались просто довезти меня до Ривенделла. А без их поддержки я чувствовала себя, как лист на ветру. Поэтому когда Торин встал позади, звякнув топором о мраморный пол, вздохнула с облегчением.

Вероятно, это было невежливо. Ведь мы пришли как просители и находились на пороге чужого дома. Но то, что за меня есть кому заступиться, ободряло.

- Мы попали в засаду на входе, - торопливо объяснял хозяину Гендальф, извиняясь за мою внешность.

Я опустила голову с порозовевшими под слоем пыли щеками. Весь этот дворец, вся изысканная обстановка были словно призваны подчеркнуть наш обтрёпанный вид. В поле зрения попалась холёная белая рука с гладкими налощенными ногтями. Этому эльфу не приходилось самому готовить себе еду и стирать одежду, которую он носил.

Кисть была прикрыта тонким шёлковым рукавом. Я непроизвольно подняла взгляд. Как же я соскучилась по красивым тканям и нарядам. И сама не заметила, как сделала именно то, чего меня просили не делать: уставилась эльфу в глаза. Тот с любопытством взирал на необычное существо у своих ног.

Странные это были глаза. Глубокие и далёкие, как лесные озёра. И тем более странным было видеть их на свежем и юном, без единой морщинки, лице, с гладкой, будто светящейся изнутри кожей.

За те несколько ударов сердца, которые эльф уделил моей особе, мне показалось, что на меня глянула вечность.

На меня никто ещё так не смотрел. Не как на возможного сотрудника или соперника в борьбе за жизненные блага. И не как на средство для осуществления родительских надежд или женщину, которую можно использовать по назначению. А просто как на человека. И это было столь непривычно, что я не могла сказать, понравилось мне или нет.

Гендальф на все лады покашливал, пытаясь напомнить, как надо себя вести. Но даже если бы он переломил о мою макушку посох, я не смогла бы ни пошевелиться, ни отвести глаз.

Эльф сам разрушил связь. Его взгляд сместился куда-то назад, за меня. И очевидно остался доволен увиденным:

- Весьма занятно.

Снилось, как я брожу по залам дворца. Тихим, величественным и вечно пустым. Хотя, казалось бы, для поддержания такого великолепия требуется целый сонм слуг. В дальней, спрятанной от лишних взоров галерее развешаны гобелены. От стены отделяется эльф, похожий на того, кто при встрече провожал нас наверх.

- Это Нарсил, луна и солнце, - как не заслушаться, когда начинает говорить этот народ. - Однажды он будет перекован, и объединённое войско людей выступит против Врага.

А на гобеленах война. Лошади и всадники перемешались. Смяты ряды высоких пик. Над сражающимися реют чёрные тучи. И мне кажется, с полотна доносится лязг оружия, крики раненых и ржание напуганных лошадей.

Я хочу сказать эльфу, что тот, кто мне дорог, тоже сражался. А я не представляю, через что ему пришлось пройти. Но грудь словно перетянута тугим обручем, и слова застревают внутри.

Снится обиженное лицо Кили. Со сморщенным носом и подрагивающими губами, таким я не видела его никогда.

- Ты весь вечер гуляла в саду с этим эльфом! – бросает он мне.

И я еле сдерживаюсь, чтобы не ответить ему, что у культурных народов принято общаться с гостями. Что этот эльф любезно предложил осмотреть восхитительные статуи танцующих дев в южной части парка. Которым скульптор явно польстил в объёме груди, потому что у настоящих эльфиек она не столь впечатляющая. Да не суть.

Но это не означает, что я пренебрегаю друзьями. Хотя порою мне бывает с ними тоскливо. Тогда я начинаю скучать по любимым книгам. И по развлечениям, отличным от бесконечных «выпить и закусить».

И как было смешно, когда эльф будничным тоном предложил даме опереться на его руку, чтобы она не устала, а после смутился, вспомнив, что дама едва достаёт ему до локтя.

Снится ужин в прекрасных покоях эльфийского владыки. Я сижу рядом с Бильбо и мимолётно отмечаю, что только мы с ним за нашим столом пользуемся ножом и вилкой. Прочие прямо пальцами копаются в тарелках.

На серебряных блюдах фрукты и салаты. Я так истомилась по свежей еде. Каждый вечер у меня в комнате непостижимым образом появляется ваза с грушами. И каждый вечер я подчистую их уминаю. Несколько сортов сыра, хлеб тонкого помола… ммм… сливочное масло. Пирожные, обсыпанные сахарной пудрой.

Мне хочется съесть их все! Так бы я и поступила, невзирая на исполненного важности эльфа с подносом, нависшего у меня за спиной. Только то, что Торин может в любой момент оглянуться, заставляет сдержаться.

Он сидит на помосте, вместе с хозяином и волшебником. И это впервые, когда его положение так далеко от отряда. Он нисколько не теряется рядом с блистательным эльфом. Король.

Это я хожу по залам Ривенделла, как заплутавшая горлица, случайно залетевшая в дом. Не потому, что перила здесь высокие, а ступени слишком неудобные. Кто бы видел, как я забираюсь в кровать, сложился от смеха – подпрыгиваю, хватаюсь за балясину и тянусь. А потому, что волшебный дворец, в который я попала – чужой для меня.

Меня тяготят его запахи и звуки. Лица жителей долины кажутся невыразительными. Их струящиеся одежды - пресными. Большую часть времени я сплю. Открываю глаза, чтобы съесть то, что оставляют у моей постели и ползком добраться до купальни. И засыпаю опять.
....
Меня гнетёт торжественность оказанного нам приёма. Мне не нравится, когда кто-то стоит за спиной, пока я ем. От сладкого голоса менестреля, сплетающего замысловатыми словами историю славных побед, кусок застревает в горле.

Лишь только Бофур залезает на стол, опрокинув несколько бокалов, я улыбаюсь. То, что он делает – грубо, но это именно то, что мне сейчас нужно. Гномы топают ногами и стучат ложками о серебряные пирожницы в виде лебедей. Мы с Бильбо молчим, нам и стыдно, и весело сразу.

Прекрасный хозяин-эльф даже бровью не повёл: вот чему учит вечная жизнь.

А Торин уже на той стороне. На лице у него полуулыбка. Как у нашкодившего мальчишки, который знает, что натворил. Он не участвует в общей забаве, но и не приструняет своих.

Сквозь взлетающие листья салата и ошмётки пирожных мы смотрим друг другу в глаза. И чудится мне, он сейчас тоже не принадлежит ни к одному из миров. Оба, оказавшиеся где-то за пределами круга. А эльф наблюдает за нами, и его гладкое лицо неподвижно, как нетронутая течением вода.

Было ощущение уязвимости, новое для меня. Ведь в том мире, откуда я пришла, никто не налетает на волках. Но я его убила… убила!… от этих мыслей напрягались кулаки.

Я подставила руку под полосу лунного света. Меня распирала жестокая радость. В своём мире я привыкла считать себя слабой. Моя жизнь была ограничена: работа – дом, дом – работа. Откуда мне было знать, храбра я или труслива? Буду действовать, когда нужно, или сломаюсь?

В моей жизни было две победы. Когда я ушла от родителей и когда получила работу мечты. Но я не достигла жизненного успеха и не стала знаменитой. Откуда мне было знать, что цели, которые предлагались – увеличение количества денег на счете и количества мужчин, сражённых моей внеземной красотой – просто не были мне интересны? А когда появится то, что действительно важно – желание жить – я попрусь в тёмный лес, вспомню про нож и запинаю ногами орка.

Ну а то, что из этого орка брызгала кровь… К виду крови я давно привыкла. При мне свежевали туши и сворачивали головы диким голубям. Благо бы мужчин хватало и не требовалось учиться делать это самой. Если я что и думала по этому поводу, так только то, что смерть никогда не бывает красивой.

Я оделась и вышла из комнаты. Чтобы дёрнуть за ручку, пришлось тянуться наверх. Они здесь издеваются, что ли.

Эльфы вели себя исключительно вежливо. Но я всё равно чувствовала себя заморышем среди них. Особенно когда расстилала постель и увидела приготовленную на покрывале сорочку из мягкого воздушного полотна. Сорочка, стоило её примерить, скомкалась вокруг щиколоток, как сугроб.

Я почему-то оскорбилась и, возмущённая, улеглась спать голышом. Я теперь понимала нелюбовь гномов к эльфам – очень сложно приязненно относиться к тем, кто всем своим величием постоянно возвышается над тобой. Да ещё и намеренно усиливает это впечатление одеждой, манерами и культурой.

Ведь завтра за мною придут.

Эльф не называл определённых дат или чисел, но я была уверена, что всё произойдёт завтра. Кому я здесь долго нужна?

Отведут в белую-белую комнату. В моих мыслях она всегда была белой. А вот что будет дальше, я не представляла. Да и, если честно, не очень хотела представлять. Воспоминания о появлении в Шире были ещё слишком свежи.

Где я окажусь? У себя дома или на обочине дороги?

Буду ли я ранена или цела? Увижу ли вновь свою подругу? Все эти вопросы не давали покоя.

А вдруг я опять буду голой. Одна, на трескучем морозе, в середине зимы.

Каюсь, порой мне вообще не хотелось никуда возвращаться.

Ведь что меня ждало дома?

Первым делом объяснение с властями. Потому что не может человек сначала просто исчезнуть, а потом целый месяц неизвестно где пропадать. А после, когда отстанут – я собиралась врать, что ничего не помню: не рассказывать же в самом деле о попадании в другой мир – постепенное возвращение к «нормальной» жизни. А это значит, снова лишённая всякого смысла работа, съёмное жильё и отношения, которые не обязывают ни к чему.

Иногда я вообще сомневалась, смогу ли вернуться к привычным вещам. Трудно надеяться, что человек, чей мир перевернулся, возвратится и станет жить, как ни в чём не бывало.

Всё эти мысли стали причиной того, что когда я заметила гномов, не стала к ним подходить.

Они сидели у костра, разложенного под стенами отдельно стоящего дома. Того, в котором их поселили, наверно. Вокруг на деревьях сушились портки. Всё, как мы привыкли.

Мне стало смешно. Вот сумасшедшие. Даже в изысканном парке, рядом с благами культуры продолжают вести себя, как на полянке в лесу. Но вместе с тем горько. Я особенно отчётливо почувствовала тогда, что моё приключение подходит к концу.

Не будет больше бескрайнего ночного неба над головою, еды из котла и болтовни у огня. Не будет жёсткой постели, бесконечной езды и постоянного страха за жизнь, который поселился во мне с тех самых пор, как я увидела троллей.

Но не будет и другого. Ощущения того, что для счастья нужно не так уж и много. Что оно не всегда зависит от того, где мы находимся и с кем. И что жизнь по своей сути везде одинакова. А, значит, всё в ней идёт так, как и должно идти.

Однако звуки пригвоздили меня к месту.

Это не было тем жеманным треньканьем, что любили обитатели долины. Нет. Он играл, и передо мной вставали залы Казад-Дума. Такими, о каких рассказывал Балин. С необъятными колоннами и арками, уходящими во мрак. С каменными коридорами, по которым гуляло эхо. С шахтами, ведущими вглубь земли. И сердце моё сжималось оттого, что они давно утрачены, и я никогда не увижу их воочию.

Эльфийская арфа была ему велика. Приходилось стоять и тянуться к струнам. Но его размеренные покачивающиеся движения только добавляли обаяния открывшейся мне картине.

Без доспехов, в рубашке, с откинутыми волосами, гном выглядел не так внушительно, как обычно. И казался уютным и тихим. Можно сказать, домашним и очень простым.

Помню, встретив его поначалу, я испугалась. Потом он представлялся героем, пришедшим из древних легенд. Теперь я не видела ни того, ни другого. Передо мною был просто мужчина. С тяжёлой и сложной судьбой. Порою уставший, порою сердитый. Порою расслабленный, как теперь. Но всегда поступавший, как должно.

И я поспешила зажмуриться. Потому что клянусь, мне показалось, он вот-вот засияет, освещая всё вокруг.

Когда я снова открыла глаза, он стоял рядом и улыбался. Протягивал руку и предлагал прогуляться по парку.

И мне не надо было слышать, чтобы знать - мои губы шевельнулись и ответили «да».