Ранее я считала, что мир, в котором я очутилась, был похож на тот, из которого я пришла.

Так вот, это неправда. Он оказался не похож. В нём было то, чего никогда не существовало у нас – магия.

До спуска в долину эльфов я легко закрывала на это глаза.

И впрямь. Гномы и хоббит, как я уже говорила, походили на людей и изумления не вызывали. Троллей я видела лишь мельком, и они настолько сплелись в моём сознании с невыразимым ужасом, что вспоминать и обдумывать их я не стремилась.

Гендальф же хоть и назывался волшебником, но ничего волшебного пока не совершил. Даже огонь мы разводили по старинке. А то, что старику якобы исполнилось две тысячи лет – этого никто из нас не проверял.

Кому-то покажется, что само попадание в другую реальность должно было навести меня на мысли о волшебстве. Но я считала иначе.

В моём родном мире постоянно что-то менялось. Когда-то люди и при виде молний дрожали от страха. Я думала, может, путешествие между мирами – это какое-то новое, редкое, просто ещё не изученное нами свойство.

Но встреча с эльфами меня ошеломила.

Начать с того, что время в заключённой среди гор долине текло действительно по-иному.

Мы провалились в неё ранним золотистым июньским деньком. Когда солнце грело ласково и нежно, а у ручьёв расцветали фиалки. А вышли наружу в разгар лета, когда от зноя плавилась земля. Травы налились, луга звенели, а степь была покрыта броскими и душными, как будто обретшими зрелость, цветами.

Все понимали, что за сутки подобные изменения произойти не могли.

Бильбо и Оин, а они оба по-своему разбирались в цветах, прикинули, что стояло начало июля. То есть у эльфов мы прогостили не менее пары недель.

Однако мои волосы и ногти длиннее не стали. Дни, проведённые в долине, были словно не властны надо мной. Когда я думала об этом, меня охватывал суеверный страх.

Да и сами эльфы с их неземными лицами, глазами-звёздами и переливчатыми голосами производили впечатление, которые было невозможно изгнать.

«Откуда они такие взялись?» - вопрошала я у себя.

аодно я только тогда поняла, что после Ривенделла волшебник не с нами. Вот так крепко я к нему привязалась, что отсутствие вечного ворчания и лишнего источника табачного дыма принимала как должно.

- Голубушка, - говорил старик в те редкие минуты, когда я готова была его слушать, - границы между мирами – не проходная комната на постоялом дворе.

Этим он пытался намекнуть, что моё появление здесь не случайно. Или ещё:

- Даже самая мелкая гусеница не пошевелится, если на то нет никакой цели.

Я не пыталась вникнуть в основу его верований.

Разумеется, существовала череда событий, которые привели к моему появлению в Арде. Только кто сказал, что в них имелся какой-то смысл?

- В тебе много гонора, - говорил Гендальф. - Ты думаешь, что всё зависит от тебя.

Мне казалось, это в целом обрисовывало жителей моего мира. Поэтому взгляды Торина мне нравились больше.

- Я почитаю богов, - провозглашал тот. – Но милости от них не жду.

Под последней частью могла подписаться и я. Не знаю, почему это вспомнилось именно теперь.

Говорят, что когда человек тонет, он успевает вспомнить всю свою жизнь. Что же тогда сказать о человеке, который куда-то падает в полной темноте и даже не знает, есть ли у этой темноты дно.

По счастью, падать было не высоко, иначе мы бы точно переломали себе все кости.

Голубоватый сумрак исчез. Светящийся предмет то ли остался наверху, то ли свалился вместе с нами, но выдавать себя не пожелал.

В совершеннейшей черноте я провела ладонью по полу и сразу же с отвращением её отдёрнула, вляпавшись во что-то склизкое. Было слышно, как, пыхтя, ругается Бомбур. Свалившийся поблизости Кили пошевелился и подставил руку, помогая мне встать.

И тут откуда-то со стороны раздалось лязганье железа, гортанные крики и шум множества шагов. Как будто кто-то, шаркая и спотыкаясь, спешил к месту нашего падения. И началось что-то невообразимое.

Сначала в нос ударил сильный смрад. Потом чьи-то костистые жёсткие лапы, вынырнув из пустоты, в мгновение ока облепили моё тело и лицо. От ужаса и отвращения я не могла даже мычать.

Ещё миг, и мои руки заломили за спину, а запястья стянули петлёй. И всё это под сопровождение зловонного свистящего дыхания у самого уха, сердитого шамканья и лязганья зубов.

Обыскивали нас торопливо. И как-то неумело, что ли. Как будто пальцы этим существам служили не так ловко, как мне. Они зарылись в волосы, ткнули в нос, потёрли в руках ткань рубашки, но не нашли ножа, наспех спрятанного у меня на груди – когда мы упали, тот вместе с ножнами вывалился из-за сапога, а я, ощупывая пол, его подобрала, вытерла о бедро и сунула туда, где поближе.

Однако гружёным тяжёлыми вещами гномам повезло меньше. Каждый предмет извлекался, рассматривался и под всеобщее хрюканье отправлялся на земляной пол.

Я видела, как играли желваки на скулах Фили, когда в кучу полетел меч, доставшийся ему от отца.

- Кто эти жалкие отродья? – спросил громкий голос из угла, из темноты.

- Гномы, вашличсссство, - проскрипел мелкий стражник, только что рывшийся у меня в волосах, - и с ними вот эта.

Толчок в спину, и я, пролетев на коленях, уткнулась в песок.

- Гномья подстилка!

Гоблины затопали и загоготали.

Были они невысокие, чуть ниже гномов, но жилистые и костлявые, с покатыми спинами, полусогнутыми ногами и длинными руками, достававшими им до колен. Их кожа отдавала грязно-бурым, глаза отливали желтизной, а за вытянутыми ушами торчали клочки свалявшейся шерсти, напоминавшие шкуру диких зверей.

Одеты они были дурно. В прогнившие, местами полопавшиеся кольчуги и выщербленные шлемы, косо сидящие на круглых головах.

Одежда на них смотрелась криво. Кольчуги сползали на бок либо трещали в плечах, шлемы спадали на глаза. И я вдруг поняла, что и то и другое гоблины стащили с пленников, попавших к ним в лапы. Наверняка ещё и дрались, выясняя, кто что заберёт. Сами они, похоже, не производили ничего.

- Она молода? – снова спросил громкий голос.

- Мягкая, тёпленькая, - подтвердил мелкий стражник.

- Тогда эту на огонь, а остальных сковать - и в забой.

- Постойте!

Торин вышел из полумрака на свет. Я, вывернув шею, видела только его меховые, с узорчатыми носами, сапоги. И мне хотелось обвиться вокруг этих сапог. И покрыть их поцелуями и, боюсь, слюнями, которые текли из распахнутого в немом крике рта.

Он вышел заступиться за меня. Сделал, как обещал!

Из угла заверещали:

- Торин Дубощи-ит!

Этого гнома здесь знали.

Носком сапога он незаметно тронул меня – давай мол, вставай.

Пока находящиеся в пещере гоблины свирепствовали и вопили от ярости – а многие из них помнили, как дед Торина и он сам кромсали их у бывших гномьих ворот – я повернулась на бок, оперлась на выступающий локоть и, мучительно сотрясаясь, поднялась.

- Фили, у меня нож, - прошептала я в знакомую шею.

- Где? – одними губами спросил он. Его набор метательных ножей был свален в общую кучу.

Кое-где.

Я присела и считай что наделась на гнома, мимоходом отмечая округлившиеся глаза Бофура и Нори. Его пальцы ловко выхватили нож из завязок, и Фили был бы не Фили, если бы сдержался и не ущипнул меня за грудь. Даже в подземных пещерах, со связанными за спиной руками, он оставался собой.

Бофур и Нори с безумной надеждой смотрели, как молодой гном избавляется от верёвки и передаёт нож по кругу.

- Стой здесь и не шевелись, - сказали его губы, когда он помогал мне.

Но это было понятно и так.

Сейчас гномы освободятся, лихорадочно соображала я. Торина они не сдадут. Оружие лежит близко. Дальше что?

И тут среди гоблинов поднялся дикий ор. Знакомый голубой луч, какой я уже видела наверху, взметнулся под потолок. Это маленький стражник, издеваясь над Торином, пнул его меч. А тот выскочил из ножен и засиял.

- Куса-а-ач!!!

И в этот миг костёр внезапно потух. Посреди пещеры взметнулся столб синего огня и дыма, разбрасывая шипящие искры. Фили дёрнулся к Торину, гоблины попадали на пол, начался вой.

- А вы, я смотрю, уже свободны, - спокойно удостоверился появившийся из столба дыма Гендальф.

В одной руке он держал посох, сияющий на конце мягким светом, отчего не возникало сомнений, кто именно устроил фокус с огнём, в другой – полыхавший, как у Торина, меч.

Я смотрела, распахнув рот.

- Берите своё оружие, - сказал волшебник и, поворотив голову, сдул пепел с плеча. На покрывшихся сажей лицах гномов застыли ужас и восторг. – Гоблины скоро опомнятся. За мной!
Наш побег по чёрным, как смоль, туннелям запомнился мне навсегда. Кто-то из гномов крепко схватил меня за руку и тащил за собой, потому что я не видела в темноте ничего. Посох Гендальфа не мог рассеять окружающий мрак.

Зато два полыхающих голубым огнём меча сияли, как маяки.

Один был широкий, с изогнутым лезвием, он в основном подсекал снизу, другой острый, будто игла, колол или взлетал сверху вниз. И когда они начинали кружиться, я понимала, что где-то впереди на нас пытались напасть. Иногда после таких кружений ноги пробегали по мягкому и упругому. Что это было, мне не хотелось узнавать.

Разбираться, что он там делал, не стали. Со стороны гор донёсся хриплый волчий вой.

«Как всё-таки прекрасна луна!» - думала я, пока мы неслись сквозь строй деревьев к оврагу, и ветки хлестали меня по лицу.

Вырвавшись из подземелья, тело словно обрело второе дыхание. Ноги горели, но исправно мчали вперёд, послушно перепрыгивая камни и огибая кусты. Сердце билось мерно и ровно, будто я всю жизнь только и делала, что бегала по ночным лесам.

Несмотря на то, что за нами гнались волки, я видела каждый листок в темноте и чувствовала воздух, как по крупицам.

Высвободившись из-под гор, чудом избежав страшной расправы, я казалась себе всесильной. Если бы передо мной в эту секунду выпрыгнул зверь, я могла бы его задушить. Поэтому на сосну я взметнулась, как белка, Фили только слегка подтолкнул.

Это забвение продолжалось, пока на поляну не выехал орк.
....
Вот тогда-то и выехал он: белый как снег, даже луна при виде него посерела.

Волки, до этого воющие, катающиеся по земле в попытках потушить перекинувшееся на спину пламя или в бешеной ярости бросавшиеся на стволы деревьев, завидев его, притихли.

Он не спеша объехал поляну, и сквозь дым и огонь виднелись жуткие шрамы у него на груди, похожие на рисунки краской. За ним по пятам следовали несколько вооружённых орков на чёрных лохматых волках.

- Азог! – Торин это не выдохнул, а прорычал.

В тот момент я не связала это имя с рассказом о вожаке орков, которого Торин ранил на последней войне. Да Балин его и не называл.

Гномы не любят вспоминать Азанулбизар. Это по нашим людским понятиям времени прошло достаточно, по гномьим – нет. В каждой семье не дождались с той войны отца или сына. А битва закончилась хоть и не поражением, но и не победой. Мория осталась в руках орков, гномы потеряли короля.

Поэтому в тот вечер, когда Балин рассказывал о сражении, я была совершенно права, подумав, что Фили и Кили тоже слышат эту историю в первый раз.

Детишкам в Синих горах пели песни о величии Казад-Дума и о золотых реках Эребора, но никогда о том, как славный король Трор повёл своих воинов в последний бой. Немудрено, что имя Азога, пусть раненого и бежавшего с поля битвы, но ещё накапливающего силы глубоко под землёй, не произносилось в гномьих домах.

Сейчас я думаю, как же жалок он был. Бегал за горсткой гномов по всему Средиземью, даже на Синие горы боялся напасть. Его собственные воины распускали слух, что орк умер от ран.

Но тогда я решила, что всё кончено.

Я стояла на коленях в куче хвои и отупело трясла головой.

Страха не было, было любопытство. Какой глупой и никчёмной показалась мне прожитая жизнь и все вещи, что меня волновали. И какое-то сожаление, которое никак не получалось нащупать, отравляло последний момент.

В руке орка появился кинжал.

«Эх, гнома–то я так и не поцеловала».

Вместо того, чтоб напасть, орк остановился, спрятал кинжал, грязно ухмыльнулся и взялся за завязки штанов.

Последнее что я помню – меня пронзил отчаянный протест.

«Идиотка, - обругал кто-то как будто бы рядом со мною. - С чего ты решила, что тебя быстро и аккуратно убьют».

Потом поднялся сильный ветер, и хвоя, в которой я стояла, полетела в глаза.

Орк попятился, его лицо исказил страх.

Что-то большое и громко клокочущее опустилось сверху. Меня словно обхватили верёвки. Раздался победный крик, и что-то взлетело, поднимая меня за собой.

Охваченная огнями поляна стала уменьшаться и скоро превратилась в небольшое пятно.

С неба на неё снижались громадные птицы.