Рубеус Хагрид, хогвартский лесничий и по совместительству преподаватель Ухода за магическими животными, себя не то чтобы не любил, а… не обольщался. Экспериментальный гибрид, плод недолгого существования в недрах Отдела Тайн Лаборатории Евгеники, зачатый в пробирке и подсаженный в утробу неприкаянной великанши в обмен на убежище и сытный паек — гордиться, конечно, нечем. Но и рыдать над горькой судьбиной особо не стоит, с людьми вон и похуже случается, взять хоть Гарри. По крайней мере, Хагрид-отец души не чаял в своем лабораторном отпрыске, и память о любимом папе всегда согревала Рубеуса в тяжелую минуту. А мать… ну что мать… бывает.

По словам отца, материнского инстинкта у Фридвульфы хватило на три года, но Рубеус отлично знал, что на самом деле на три года хватило отцовских сбережений. Когда Тезаурус Хагрид оказался не в силах прокормить свое странное семейство, она ушла, и Рубеус ее не винил. Может, в том и проявился полуразумный великанский инстинкт — покинуть кормушку, уступив ее сыну. Ребенком он отчаянно верил в жертвенные мотивы матери, так думать было проще и… почти не обидно. В конце концов, что эти люди — в большинстве своем ленивые, самодовольные особи — знают о великанах? Что вообще они знают? С собой-то разобраться не в состоянии, а гонору… Отдел регулирования магических популяций, Комиссия по обезвреживанию опасных существ, запреты, резервации, классификации… Как можно классифицировать то, в чем ни черта не смыслишь? Хуже того, боишься до мокрых штанов? Про левифолдов вон целый шкаф жутких сказок насочиняли, а ведь они всего лишь безобидные падальщики. Хагрид прикормил втихаря стайку простынок на Овражьем пределе — милейшие зверушки, ластятся, как котята, обожают тыквенные отжимки и хуже огня боятся людей. Правильно боятся. Министерским только заикнись про колонию «существ класса А» в глубине Запретного Леса, они ж в раже всю Шотландию спалят. Жестокая людская логика предпочитает Редикулусу Аваду Кедавру, ведь уничтожить всегда проще, чем разобраться. Если бы Рубеусу предложили назвать самое опасное животное в мире, он, не колеблясь, указал бы на Долорес Амбридж…

Нет, безусловно, среди человеков тоже встречаются приличные экземпляры, Чарли Уизли, например. Или бравая парочка, что дружным чихом приветствовала лесника у херефордширских вольеров в минувшее воскресенье — Брайан Диц и Парвус Пингтон, кто бы мог подумать! Плечо к плечу, носы распухшие, из ушей дымок от Перечного, и смотрят одинаково влюбленными глазами на выводок опалоглазых. Чудны дела Твои, Создатель. В школе пацанята по извечной гриффиндорско-слизеринской традиции на дух не переносили друг друга, даже в хижину бредить о драконах прибегали по негласному расписанию, чтобы не столкнуться лишний раз лбами на узкой тропинке. В будущность свою нянькой для Норберта Хагриду стоило немалого труда развести во времени и пространстве пятикурсников-драконолюбов с Гарри и компанией: Дамблдор велел исключить помощь мелюзге от старших, пускай, мол, сами придумывают, как выручить своего большого недалекого друга. Легко директору было подмигивать, улыбаясь в бороду, а Рубеус тогда с ног сбился: и дракон в деревянном доме, и дурака изобрази, и пацанва на окнах гроздьями, и не дай Мерлин, пострадает кто, и несчастных курей резать приходилось десятками, и следы от ожогов по сию пору чешутся, и прокушенная нога, меж прочим, на погоду ноет… но все это ерунда. Норберт — вот кого впрямь жалко. Виданное ли дело, запереть молодую дикую тварь в четырех стенах! Надо ж было душепродавцу Квирреллу раздобыть именно норвежского горбатого! Валлийца или гербидца достать куда проще, к неволе они привычнее и характером поспокойнее. В этом весь Томми Риддл: пакостить, так на полную катушку… впрочем, откуда ему было знать, каким именно образом Дамблдор приспособит к делу контрабандное яйцо.

Директор, директор, кумир и светоч, вам, величайшим из великих, редко есть дело до мелочей вроде бедняги триакефала, заточенного без права выгула в тесном каменном мешке ‒ не по провинности, а из высших политических соображений. Получив на руки после девятимесячного карцера полуслепого, истощавшего, с покореженной психикой Пушка, Рубеус как никогда был близок к бунту. Но тут вдруг чертиком из-под кочки(1) явился в Хогвартс старинный приятель Деметрайос Кадапулос — лет тридцать не виделись — и в одну ночь под раки(2) с шашлыком уговорил перевезти нервного, жмущегося к ноге цербереныша на историческую родину, благо Деметрайос как раз меценатствует в одном островном заповеднике. Дамблдор в момент подписал леснику отпуск, росчерком заменив испрашиваемую неделю двумя месяцами, а на вопрос о временном работнике выдернул прямо из воздуха суровую дамочку по фамилии Граббли-Дерг. Рубеус опомнится не успел, как очутился посреди залитого солнцем царства греческих монстров, и, сраженный обаянием этого райского местечка, думать забыл о забастовке. Вернулся он полным впечатлений, с кипой корявых записей, сразу сел за давно уже задуманный в пику Скамандеру труд о магических формах жизни и плавал себе в волнах эйфории до самого Хэллоуина, пока не воскрес древний кошмар Тайной Комнаты, грозное напоминание, чем и почему Рубеус Хагрид обязан великому волшебнику Дамблдору. Азкабан все расставил по полкам. Хижина на опушке Запретного Леса — единственное место на земле, где лабораторный сын невыразимца и подопытной великанши нужен, незаменим и почти счастлив. А счастье надо отрабатывать, не так ли, господин директор?..

Нет, он вовсе не боготворил своего благодетеля, хотя весь Хогвартс был уверен в обратном. Притворство, сплошное пожизненное притворство, до того успешное, что даже сам Дамблдор с его семью пядями во лбу оказался не в силах его распознать. И дело не в злом умысле. Славу убогого простофили и снисходительные смешинки во взглядах Рубеус кушал легко, воспринимая их как дань своим артистическим способностям, но вот стать объектом убийственной жалости, столь же заслуженной, сколь неизбежной — этого бы он не перенес. Престарелый гомункул, которому некуда идти… нет уж, господа маги. Быть деревенским дурачком, что не надышится на своего кумира, куда менее унизительно.

С другой стороны, тайной ненависти к Дамблдору он тоже не испытывал. С чего вдруг? Обычный человек, не хуже, не лучше других, разве что впятеро умнее и дальновиднее, ну так это скорее проклятие, чем вина. Работенка директору досталась — не позавидуешь: править людской естественный отбор. Грязное дело, поганое, но не всем же святостью благоухать, кому-то и навоз выгребать. Навозу от людей всегда невпроворот, куда там драконам, без помощников не обойтись. А по своей охоте лопату в руки взять человек не спешит, вот и приходится… уговаривать. Кого обманом, кого посулами, а кого и шантажом…

Себя Рубеус относил к помощникам добровольным. Не столь уж обременительной оказалась служба во имя победы добра над злом, наоборот, даже интересно, да и к Риддлу у него имелся свой давний счетец. Частенько «просьбы» директора отвечали желаниям самого Хагрида, хотя и не без купюр, взять, к примеру, того же Норберта. Или посольство к великанам, удачно замаскировавшее попытку разыскать мать. Или памятная погоня за семейкой Дурслей по всей Англии — Рубеус по сию пору с удовольствием вспоминал хвостик, увенчавший необъятную задницу поросяобразного сынка Багровой-Рожи-с-Ружьем. Нехорошо, конечно, ведь ничего дурного толстячок, в отличие от папани, не делал… но лучший способ приструнить людскую особь — это надавить на ее родительский инстинкт. Дурсль до того тогда распетушился, что забыл бояться, вот и пришлось… Зато каким мстительным восторгом загорелись глазенки малыша Гарри! Ох, прозорливец Дамблдор, не придумай он вложить заблаговременно в голову пацаненка факультетский расклад по-гриффиндорски, сын Поттеров, к кентаврам не ходи, учился бы сейчас на Слизерине. Нет, против зеленых Хагрид давно уже ничего не имел — дети как дети ‒ но зачем дразнить лишний раз общественное мнение? Оно без того найдет, за что зацепиться. Да и от Малфоев с Ноттами чем дальше, тем лучше, Уизли — куда более подходящая для будущего героя компания. Здесь все правильно.