— Без документов? Двадцатку. Но если надо скинуть быстро, то дешевле. Но ниже двенадцати не падай, это слишком подозрительно. Могут решить, что с ним связан серьезный криминал. Как продашь, возвращайся сюда пешком. К восходу управишься. И вот еще что, — Сомфит-гарт вышел куда-то и через минуту вернулся с куском мягкого упругого материала. Взяв обычный кухонный нож, он несколькими ловкими разрезами придал материалу вид двух скрепленных друг с другом бугров.
— Ну-ка, засунь это в комбинезон!
— Зачем?
— Парень ты, как я вижу, совсем не знаешь жизни. Видно, что воспитывали тебя в хороших условиях. А у нас тут надо держать уши востро! Ты даже не представляешь, сколько уродов захотят тебя, такого молодого, тупо чпокнуть!
— А я думал, подобное уже не встречается. Это же дикость какая-то!
— Я и говорю, жизни ты не знаешь. В таких местах куны и молодые симпатичные гартрины по одному не должны шляться. Ты вот эту штуку засунь под футболку, к фемкам пристают гораздо реже, так что не спорь.
Викки расстегнул замок, задрал футболку и вложил теплое на ощупь изделие.
Теперь у него на груди появилось два выдающихся полушария. И Викки смущенно подумал, что это довольно красиво.
— Во, другое дело! – удовлетворенно поцокал языком Сомфит-гарт и вдруг цапнул за левое полушарие. Викки от неожиданности дернулся, будто бы старик и правда схватил за живую плоть.
— Рефлексы фемочки присутствуют, — тоном исследователя прокомментировал Самфит-гарт.
Оба расхохотались.
— Еще один плюс в том, что наверняка тебя уже ищут, а такой вид, может быть, собьет с толку. Капюшон накинешь, чтобы лицо скрыть, а что разглядят — ну и ладно, личико у тебя нежное, и так словно фемочка, уж извини за прямоту.
— Да ладно, я не в обиде, и сам знаю. Успею еще заматереть!
— Ну, это да. Время пролетит — не заметишь, — философски согласился Самфит-гарт.
Викки посмотрел на себя в зеркало. Теперь комбинезон сидел на нем как литой, и вытачки на груди сейчас были нужны.
Еще раз поблагодарив Сомфит-гарта, он вышел на свежий воздух и завел скутер. Вскоре Викки оставил за спиной ворота свалки, уже казавшейся ему родной и погнал по пустынной дороге, разрезая фарой ночную тьму, и ощущая там, где не было фальшивой груди, пробирающийся под оттопыренный комбинезон прохладный ночной воздух.