...
«Мы требуем введения польских „зеленых человечков" в Вильнюсский уезд и проведения референдума среди его коренного населения», — сообщала в Фейсбуке страница под названием «Виленская Народная Республика», появившаяся в 2014 году, когда на востоке Украины зарождались донбасские «народные республики». Литовцы помнили о событиях тридцатилетней давности, поэтому не было ничего удивительного в том, что этот регион стал очередным наряду с югом Украины, востоком Белоруссии или севером Эстонии местом, которое в тот момент считалось потенциально взрывоопасным.
...
Каждое сообщество варилось в своем соку, у нас было собственное национальное возрождение. Я хорошо это помню: родители шили нам национальные костюмы, я радовалась, что могу прикрепить на ранец бело-красный флаг», — рассказывала мне историк Барбара Юндо-Калишевская (Barbara Jundo-Kaliszewska), написавшая книгу «Заложники истории: польское меньшинство в постсоветской Литве».
...
Поляки из органов местного самоуправления впервые выступили с идеей польской автономии в 1988 году. В следующем литовские поляки уже массово ее поддерживали. Юндо-Калишевская говорит, что «детонатором» конфликта послужили дремавшие ранее исторические разногласия и языковая политика Литвы. Указ «Об употреблении государственного языка Литовской ССР» обязывал все государственные учреждения в течение двух лет перейти с русского на литовский.
...
«Пока СССР существовал, республика функционировала бы в его рамках, но если бы он распался, у нас бы уже были зачатки автономии: Львовский, Гродненский, Вильнюсский районы. Появилось бы буферное государство, которое, как Срединная Литва, могло бы провести референдум и присоединиться к Польше. Такая была задумка. Одновременно мы не планировали предпринимать ничего против Литвы, речи о вооруженном восстании не шло», — рассказывает Цеханович. Он добавляет, что в Москве концепция энтузиазма не вызвала. Однако, судя по всему, ее не стали окончательно отбрасывать, а решили прощупать настроения в Варшаве.
...

...
На Рождество 1973 года шекспировский вопрос «что слышно в нашем шатком королевстве?» вряд ли был актуален для британцев, поскольку ответ «ничего хорошего» был слишком очевиден. Позитивных новостей было мало. Инфляция достигла неприятных 8,4% и продолжала расти, а ВВП, напротив, сокращался. На 73% рухнул фондовый рынок. Одна за другой приходили в упадок целые отрасли экономики — последней из них пострадала рыбная промышленность, которую подкосила только что «отгремевшая» 2-я тресковая война. Число безработных достигло почти миллиона человек. Продолжался конфликт в Северной Ирландии, общее количество жертв которого вплотную приблизилось к отметке в 1000 человек, причём военные и полицейские составляли порядка 30% погибших.

С 1 января 1974 года страну ждала трёхдневная рабочая неделя с урезанием электро- и теплоснабжения — на фоне забастовки угольщиков и взлёта нефтяных цен после арабо-израильской войны надо было экономить энергоносители. В Великобритании было введено чрезвычайно положение — уже в пятый раз за четыре года. Из-за панической скупки товаров во многих магазинах кончилась туалетная бумага.
...
Некоторые журналисты прекрасно понимали, что разговоры о перевороте не просто щекочущее нервы упражнение в словесности. Ещё в мае 1968 года председатель крупнейшего издательского холдинга IPC Сесил Кинг встретился с лордом Луисом Маунтбеттеном Бирманским, чтобы поделиться крайним беспокойством аристократии и крупного бизнеса по поводу политики правительства лейбористов. Адмирал Маунтбеттен был крайне влиятельной фигурой: во время Второй мировой войны он командовал войсками союзников в Юго-Восточной Азии, с 1959 по 1965 гг. возглавлял штаб обороны Великобритании, но главное — он был правнуком королевы Виктории, дядей мужа королевы Елизаветы II и наставником принца Чарльза.

Маунтбеттен ответил Кингу, что во дворце разделяют имеющееся беспокойство, а королева получает беспрецедентное количество писем с критикой премьер-министра Гарольда Вильсона. Тогда медиамагнат сказал, что вероятна перспектива, когда экономический кризис обернётся крахом закона и правопорядка, кровопролитием на улицах, что предотвратить это может только военное положение и чрезвычайные полномочия для правительства, во главе которого многие высокопоставленные друзья Кинга видят именно лорда Луиса. Долгое время считалось, что ответом ему было вежливое, но твёрдое «нет», однако в вышедшей в 2019 году биографии Маунтбеттена был опубликован документ, в котором один из ближайших друзей лорда признавал, что тот был «весьма заинтригован предложением Сесила Кинга стать начальничком правительства». В любом случае, сама идея вскоре стала неактуальна — лейбористы проиграли выборы, и к власти пришли консерваторы.
...
Тему с военным правительством пришлось реанимировать после того, как лейбористы выиграли февральские выборы 1974 года и вернулись к власти. Расцвету теории заговора в немалой степени способствовало то обстоятельство, что армия ещё трижды занимала аэропорт Хитроу, — в июне, июле и сентябре 1974 года, — при этом почему-то забывая предупредить правительство о своих манёврах. По свидетельству баронессы Фолкендер, в 1970-е возглавлявшей политический штаб лейбористов премьер-министр Вильсон считал, что действиям армии возможны лишь два объяснения — либо это силовое давление, либо репетиция военного переворота.
...
Уйдя в отставку, Уокер обнаружил, что ситуация в Британии грозит выйти из-под контроля, а потому создал организацию «Гражданское содействие» (Civil Assistance) и заявил в интервью, что «вероятно, что страна может предпочесть анархии власть оружия». По свидетельству майора Гринвуда, «лорд Маунтбеттен однажды вечером позвонил генералу сэру Уолтеру Уокеру и сказал: «Если Вам понадобится какая-то помощь с моей стороны, дайте знать»».
...
В обязанности капитана Уоллеса входило проведение психологических операций, и служил он именно там, где в Великобритании начала 1970-х были собраны лучшие эксперты в этой сфере — в Северной Ирландии. Поэтому неудивительно, что он и его коллеги оказались вовлечены в операцию «Заводной апельсин» (Clockwork Orange), которая предусматривала распространение компрометирующих материалов на целый ряд ведущих политиков — в том числе, и премьер-министра Гарольда Вильсона. Если бы капитан Уоллес не перешёл дорогу контрразведывательной службе MI5, и если бы его не вынудили уйти в отставку, то общественность вряд ли бы обо всём этом узнала.
...
Показательно, что Джордж Буш, тогда директор ЦРУ, после встречи с Вильсоном суммировал свои впечатления довольно категоричным образом: «Он не делает ничего, а только жалуется, что за ним шпионят!» 5 апреля 1976 года измотанный постоянными нападками и подозрениями премьер-министр ушёл в отставку.
...
На самом деле, пока информационные службы заботливо очерняли Вильсона, а любители теории заговоров шушукались о военном перевороте, дислоцированные в Лондоне части отрабатывали не захват власти, а следовали плану «Мармион» (Marmion), разработанному на случай террористической угрозы. То же самое делали их западноевропейские коллеги, которым по каналам «Моссада» и иорданского «Мухабарата» передали информацию о готовящемся теракте. После ареста в Италии арабских боевиков, хранивших в шкафу пару ПЗРК «Стрела-2», и нападения на аэропорт Рима 17 декабря подобные предупреждения воспринимались крайне серьёзно.
...
При оценочном радиусе действия «Стрелы-2» в 3 мили (4,8 км) и «потолке» в 1000 метров под контроль нужно было взять примерно 50 миль² (130 км²), а для этого не хватило бы не только 150 человек, участвовавших в январской операции, но и, скорее всего, всех пяти батальонов, дислоцированных в Лондоне. Выяснилось также, что «Скорпионы» и «Саладины», на которых «прискакали» конногвардейцы, бесполезны в условиях аэропорта и пугают персонал и пассажиров — но грузовики и «лендроверы» использовать было нельзя, поскольку связисты полка не располагали нужным количеством переносных радиостанций.
...