Она сидела на перламутровом табурете перед роялем слоновой кости и разбирала сонату Герца. Она поднялась, когда к ней обратились, Мириам де Мендоса поднялась и поклонилась гостю.

...

Ее волосы были того глубокого пламенеющего оттенка, который исстари пленял живописцев и уже поэтому презираем грубой толпой. Они были огненно-рыжие. Блуждая по прекраснейшим в мире плечам двадцатью тысячами крохотных колец, они ниспадали ей до пояса и еще ниже. Голубая бархотка, сколотая брильянтовым эгретом (оцененным в двести тысяч туманов и приобретенным у поручика Виковича, которому он достался от хана Дост-Мохаммеда) в виде простой райской птицы, составляла ее головной убор. Шемизетка-безрукавка цвета морской волны, обнажавшая ее безукоризненной формы руки, была схвачена изумрудным кушаком, из-под которого ниспадала желтая атласная юбка. Нежно-розовые кисейные шальвары с серебряными блестками и туфельки того же цвета, что и бархотка в волосах (но так густо унизанные жемчугом, что первоначального оттенка нельзя было различить), довершали ее туалет. На ней было три ожерелья, из которых каждое могло бы служить богатым приданым любой принцессе, ее пальцы до самых розовых кончиков были унизаны сверкающими перстнями, и бесценные браслеты, цепочки и поручи охватывали обнаженную руку, что была белее крышки рояля, на которую облокачивалась красавица.

Мириам де Мендоса поклонилась пришельцу, в приветствии оборотив на него свои царственные очи, и Котиксби едва не лишился чувств от сияния ее красоты. Хорошо, что она заговорила, - сладостный звук ее голоса вернул ему сознание. Пробормотав в ответ несколько неразборчивых слов, он без сил упал на скамью сандалового дерева, но в это мгновенье маленький невольник Голиаф внес ароматный кофе в опаловых чашках, алебастровые плевательницы и трубки с пахучим табаком "Гибелли".

- Трубка господина погасла, - с улыбкой молвила Мириам, видя смятение гостя (который, правду сказать, и думать забыл о курении), и, взяв тысячефунтовую банкноту из пачки на рояле, запалила ее от свечи и стала разжигать чубук лорда Котиксби.

Когда Мириам, возвратившись на свой перламутровый табурет, по знаку брата коснулась серебряных и эмалевых клавиш благородно-белого рояля и запела, - лорду Котиксби показалось, будто он находится у врат рая или слушает знаменитую Женни Линд.