#драббл
Автор: нету
Название: Ночь перед битвой за Хогвартс
Персонаж : Гарри Поттер/Северус Снейп, Минерва Макгонагалл
Категория: слэш
Жанр: Агнст, Hurt/Comfort
Размер: драббл
Статус: в процессе

Ночами Северусу холодно. Он постоянно кутался в тяжелый зимний плащ, обитый бархатом, и вышагивал ночами по парапету Астрономической башни. Он уже забыл, когда нормально высыпался. Прошлым летом, он помнил точно, пока дурной старик Альбус Дамблдор не схлопотал проклятие.
Бессонница сопровождала его всю жизнь. В юности он часто засыпал на рассвете в постели с книгой. Затем он мчался в ванную, мылся-брился и бежал на уроки. Затем на экзаменах бодрствовал чуть ли не до звонка, чтобы успеть на встречу с экзаменаторами.
Высыпался он летом. Но, учитывая, что летом ночи короткие, сон был хрупок и беспокоен. Каждая третья ночь была бессонной.
Итак, он заработал к тридцати восьми хроническую мигрень, склочный характер и язвительность. А также больной желудок, испорченный бодрящими зельями, и низкое зрение, благодаря которому он читал эссе первокурсников весьма тщательно. Но он не желал уподобляться Поттеру и носить очки, предпочитая зелье-корректор. Это зелье обходилось недёшево, но Северус утешал себя тем, что Антиликантропное зелье также влетало в копеечку. Частично компенсировал траты Дамблдор, и Северус ухитрялся соотносить качество зелья с количеством финансов, потраченных на него.
Северус вглядывался в черноту, разливавшейся киселем вдоль Запретного леса и дальше. Он пытался разглядеть кроваво-серебристые следы, которые оставляли единороги после своей смерти. Их смертей было слишком много этой весной, и Северус мог только догадываться, сколько проклятых выпило у единорогов последнюю каплю крови ради бездарной и бессмысленной жизни.
Всеми силами Северус отгонял образ Гарри Поттера, осуждающий и проклинающий. Обвиняй, проклинай, пытай, но живи. Живи так свою жизнь, чтоб она запомнилась не экзаменом на выживание, а любовью, смехом и дружбой, которые бывают только в юности.
Еще один образ он тщательно гнал от себя. Лили. Он вспоминал о ней только в минуты опасности, когда Поттер был на грани. На грани чего угодно. Истерики, ненависти, желания, убийства.
Самое опасная грань — это желание. И Северус не позволял себе думать о влажных обкусанных губах Гарри, о его сверкающих ненавистью глазах, о ямочке на одной щеке, о улыбке, которая была слишком яркой и светлой, способной озарить несчастное сердце Северуса.
Вот уже третий мыслеобраз гнал Северус подальше от себя. Три — магическое число, и он решил, что с него хватит. Он подумает о Гарри Поттере еще восемьдесят девять дней. Или ночей. Пока Северус не наберется храбрости для неравнодушия и непрезрения. Именно так. Неравнодушие и непрезрение, иначе это будет похоже… на любовь? Сочувствие? Понимание?
Восемьдесят девять дней как восемьдесят девять ступенек.
Рассвет. Северусу кажется, что еще на одну ступеньку он поднялся к своему кумиру. Еще меньше его груз. Еще одна ступенька к свободе.
Малодушно гнал образ старушки смерти. Нет — она была молодой, пугающе-безумной, плящущей на костях ярости и мести. Она была чем-то похожа на Беллатрису Лестрейндж, но спокойной и безмятежной, даже равнодушной, настолько она была уверена в смерти врагов.
Тихо. Спокойно, Сев. Дыши. Сегодня самая обыкновенная ночь, которых весной около ста. Неважно, что пахло свежей зеленью, пылью и дождем. Сегодня Северус чувствовал сильнейший запах крови и желчи.
Кажется, надо выпить лекарство для желудка и что-то поесть. Северус не помнил, ел ли он сегодня.
Как бы ни хотелось бежать, Северус замедлил ход. Было тихо, очень тихо. Казалось, замок со школьниками безмятежно спал, но это было не так. Лонгботтом пытался проникнуть в кабинет директора, Уизли номер семь рвалась в бой, Финниган умудрился поджечь вчера котелок с обычной водой, настолько была сильна ярость к Снейпу за снятие баллов с гриффиндорцев.
Северус устал и надеялся оставшиеся часы забыться хоть ненадолго легким отдыхающим сном. Кажется, он сможет даже принять душ, побриться и переодеться.
Но его ждало разочарование. Возле горгульи, ведущей в кабинет директора, стояла Минерва Макгонагалл. Она выглядела собранной и уверенной в своей правоте.
— Северус… — начала она.
— Что случилось, Минерва? — устало спросил он. — Лонгботтом опять отметился?
— Я разберусь со своим факультетом, — несколько резче необходимого произнесла Минерва. — Что прикажешь делать с Попечительским советом? В нем раскол и недовольство. Финансирование под угрозой. Боюсь, что в следующем году первокурсников будет ужасающе мало. Нужно думать об экономии и довольстве. Может, парники засеять капустой и морковью? Еще можно удобрения подешевле выписать, и семена…
— Думать о будущем будем завтра, Минерва, — устало произнёс директор Хогвартса.
На какое-то мгновение в глазах Минервы зажглась искра сочувствия. Она видела, что Снверус похудел и помрачнел, перестал есть в Большом зале, заботился о неизвестных вещах и много говорил с портретом Дамблдора. Минерва не была бесчувственной, ее стоицизм и аскетизм вызывали похвалу, но чуточку не хватало понимания и сопереживания. Как мотылёк тянулся к солнцу, Северус отдыхал в ее присутствии, но как тот же мотылёк, Северус мог сгореть в пламени её веры в человечность и доброту.
Северус не был добрым. Хитрым, расчетливым, осторожным. Он язвил, плевался и ругался. Вся его доброта заключалась в удержании на коротком поводке чувств, которые он не мог контролировать. Преданность, веру и надежду.
Вера в Поттера была безгранична, как и любовь Северуса к нему. Надежда, что он выживет в схватке с Волдемортом, зашкаливала. Северус клялся себе, что обязательно станет добрее. Уже что-то заподозрил Хагрид, когда с каждой отработкой Северус посылал ребят к нему перекусить и отдохнуть. Даже Минерва увидела, как на самом деле Северус относился к сестре и брату Кэрроу.
Казалось, Северус шагал в пропасть, но находились нужные слова и интонации, плетя паутину лжи во спасение. И эта паутина твердела, видоизменяясь в нерушимый камень и превращаясь в еще одну ступеньку, ведущей к свободе. И к любви.
Быстрый душ и спать. Хоть пару часов до рассвета. Ущербная луна светила в окно директорской спальни, и Северус лениво подсчитал, что через десять дней пора варить оборотню Люпину зелье.
Мысли вяло текли, сгущаясь и превращаясь во что-то липкое и неприятное. Казалось, что он умрет в этом сне, насколько была сильна удушающая тень призрака Лили Поттер.
— Ты не справился, не справился. Он умрет! Понимаешь, он умрет!
Звук голоса Лили он ни с кем не спутает. Чувство вины душило Северуса до колик в животе. Он задыхался и вспотел, вскакивая с постели будто в нем выпрямилась некая внутренняя пружина.
Бесполезно спать. Ночь подходила к концу, наступал новый день.
Он еще знал, предвидел уже кажется целую вечность, что за одни сутки предаст Хогвартс, что будет сражаться с профессорами, что умрет от руки Волдеморта и завоюет сердце зеленоглазого мальчишки. Хотя только каких-то три дня интуиция его вопила, что Хогвартс в опасности. Но даже Минерва не понимала его намеков и жила одним днём от урока к уроку.
— Живи, просто живи, Гарри, — прошептал Северус в молитве за свою любимого человека. — Подожди восемьдесят девять дней, и я вернусь. Я отдам тебе свое сердце, которое я держал в плену иллюзий и самообмана слишком долго.
Поднималось солнце и ветер передал весть холмам и полям. Еще одна душа выживет в мясорубке проклятой битвы.
В конце концов, он не зря пил молоко единорогов, отданное добровольно. И по одной капле Феликс Фелицис по утрам. Не так, чтоб много, и не так, чтоб привыкнуть. Плата за удачливость, смелость и решительность. Но про молоко единорогов и зелье удачи будет другая история.