— Ты ей веришь?

Она вздрагивает от неожиданности и не сразу понимает, что он имеет в виду их дочь, Гермиону, решительную девушку с каштановыми кудрями и резкими жестами. Подумав, она отвечает, тщательно подбирая слова:

— Гермиона говорит, что изменила нам память. Звучит это, конечно, фантастично, но другого объяснения я придумать не могу. Я знаю, что наша фамилия — Грейнджер, что мы — стоматологи, живем в Англиии, у нас восемнадцатилетняя дочь. И я помню год в Австралии, когда я знала, что моя фамилия Уилкинс и что у меня никогда не было детей. Если отбросить мысль о психическом расстройстве, придется признать, что такие манипуляции с памятью возможны.

Он кивает, соглашаясь:

— Я пришел к такому же выводу, но меня интересует вопрос: правда ли, эта девушка — наша дочь?

Она растерялась. Память услужливо показывает картинку: крошечное тельце у нее на руках, сморщенная мордочка, мутно-голубые глазки. Но ее ли это воспоминание?

— Ты хочешь сказать, что Грейнджеры — это фикция? Но нас узнали соседи, коллеги по работе...

— Уилкинсы в Австралии тоже ни у кого не вызывали вопросов. Может быть, именно они были настоящими, а Грейнджеры — вымышлены, — он задумался. — Или же Грейнджеры — реально существовавшие люди, просто их соседям и коллегам внушили, что мы — это и есть мистер и миссис Грейнджер.

У нее холодеют руки:

— Реально существовавшие... Ты думаешь, они погибли? Эта девушка говорила, что у магов шла война, и жизни ее родителей угрожала опасность. Их могли убить год назад, и, поэтому мы помним жизнь Грейнджеров до лета 1997 года. Но зачем заменять своих родителей чужими людьми?

— Когда идет война, тайное убежище — не роскошь. Мы же не выгоним родную дочь и ее друзей?

— Но война кончилась, — жалобно сказала она.

— Каким образом кончилась? Быть может, они захватили власть и борются с партизанским движением. Если произойдет переворот, сегодняшние лидеры спрячутся в обычном мире. Или, — он останавливается и прикусывает губу, — или победила другая сторона, террористы, ратующие за чистоту крови, — и мы им нужны, как приманка для дочери Грейнджеров.

— А эта девушка?

— Следит за нами. Проверяет, надежны ли чары, подправляет, если что.

На кухне повисло тяжелое молчание. Он попробовал остывший чай, поморщился, выплеснул в раковину. Слова: «Хорошо, что у нас есть мы», — застыли у нее на губах. Она не может их произнести, не может взглянуть на мужа.

— Ну и триллер мы сочинили, — смеется он. — Подумать только, в родной дочери усомнились!

— Это из-за резкой смены образа жизни, — откликается она, — легкая дезориентация. Сейчас выйдем на работу, восстановим практику и будем вспоминать год в Австралии, как заслуженные каникулы.

— Конечно. Я — на пробежку.

Хлопает входная дверь, и улыбка стекает с ее лица. Она глядит на свои руки, безвольно лежащие на коленях. Коротко остриженные ногти, загорелая кожа, синеватый рисунок вен. Крутит обручальное кольцо, под ним тонкая белая полоска. Быть может, у нее есть настоящая семья, дети, о которых она не помнит. А этот человек, кто он? Такой же несчастный, как она, или один из них — манипуляторов с памятью? Зачем он завел этот разговор? Неужели проверял ее, провоцировал? Что они могут сделать с ней? Вдруг завтра она проснется пациенткой в психиатрической клинике, одинокой вдовой в глухой деревушке, или не проснется, вообще? Ее память, ее разум исчезнут, не будет никого, кто может сказать: «я». Нет, не нужно было поддерживать эту тему. Больше она такого себе не позволит. Никто не увидит ее сомнений. Никогда. Она — миссис Грейнджер — англичанка, стоматолог, любящая жена и мать.

Только на дорожке парка он почувствовал, что уходит напряжение, сковывающее плечи. Все это время он ожидал оклика и вспышки, удара из пустоты. Глупец, глупец! О чем он только думал? Принялся размышлять вслух, мол, у нас женой нет тайн друг от друга! Я же помню! Помню... Что может быть проще, поселить его с женщиной, внушить, что они друг другу доверяют, и он сам, сам, расскажет ей все. Кто же она — ведьма, способная стереть ему память, или лишенная способностей, сквиб, и должна только наблюдать за ним? В ее руках его жизнь, его рассудок. Он заставит ее поверить, что этот их разговор ничего не значил, просто игра ума, шутка. Мистер Грейнджер будет вести привычную жизнь, не вызывая подозрений, только бы не лишиться памяти, не превратиться в куклу.

— Привет! Ты давно ждешь? — Джинни плюхнулась за столик.

— Нет, я только что пришла. Навещала родителей.

— Как они?

— Прекрасно. Уже вышли на работу. Я так волновалась, что у них возникнут проблемы с памятью — все-таки, мой первый опыт.

— Ну что ты, Гермиона, ты же умница. Я и не сомневалась, что у тебя все получится.

— Я постаралась, — согласно кивнула Гермиона. — Ошибка была исключена. Но я боялась, что они рассердятся и не смогут меня простить.

— Ты же хотела их защитить! И защитила. Они не могут этого не понимать.

— К счастью, мои родители — рациональные люди: они поняли, что другого выхода не было. Зато теперь у них все отлично.

— Ты молодец! Что будем заказывать?

Blumenkranz, Конфундус новых воспоминаний не добавит.

конфундус позволяет внушить что-то, чего не было

Blumenkranz
Конфундус запутывает, может мешать обратить внимание на важные вещи, но с воспоминаниями ничего не делает.

Laura Trego: Did hermione really put a memory charm on her parents she says she did but then about 50 pages later tells ron shes never done a memory charm

J.K. Rowling: They are two different charms. She has not wiped her parents’ memories (as she later does to Dolohov and Rowle); she has bewitched them to make them believe that they are different people.

Достаточно что-то внушить

И, опять же, Гермиона уже хорошо знакома с Конфундусом

Blumenkranz
Словами что ли? Мне кажется, это так не работает (-:
Ну да, и я думаю, она им родителей приголубила, чтобы они излишне в себе не копались.