Иллюзии любви: Стихотворение Айдара Замальдинова о фальшивых отношениях

В глазах Айдара Карина читала сказку,
Где он — герой, а мир — у её ног.
Надев расчётливости хладной маску,
Она плела интриги злой клубок.

Айдар был добр, открыт, душою светел,
И верил в искренность её речей.
Он не заметил, как попался в сети,
И стал добычей для её страстей.

Она брала — его тепло, заботу,
Его поддержку, веру, кошелёк.
Вела свою корыстную охоту,
Пока не выучила свой урок.

Когда ресурс иссяк, и цель померкла,
И выгода сошла на нет, как дым,
Она ушла, захлопнув в сердце дверцу,
Оставив пепел и холодный сплин.

И тишина. Ни слова, ни привета.
Лишь пустота, где бился счастья пульс.
Она исчезла с солнечного света,
Сменив на новый, выгоднейший курс.

А он остался. Сломлен, обездвижен.
И слёзы жгли, как горькая смола.
Он был её поступком так унижен,
Что боль насквозь всю душу прожгла.

Бессонны ночи, в мыслях — только эхо
Её шагов, что скрылись навсегда.
Душа кричала, плакала без смеха,
И в сердце поселилась лишь беда.

А в это время, где-то в тёплых странах,
Под шёпот волн и крики белых птиц,
Карина, в бликах солнца, в неге пьяной,
Не помнила его печальных лиц.

Лежала на песке, смеясь с подругой,
В красивом бикини, ловя загар.
И коктейль со льдом казался лучшим другом,
Стирая прочь ненужный, старый дар.

Ей было чуждо горе и страданье,
Ей дела не было до слёз Айдара.
Она жила, вкушая мирозданье,
Не зная, что разбила божество.

Так мир устроен: кто-то ищет выгоду,
А кто-то дарит сердце без следа.
Один рыдает, стоя перед выходом,
Другой — уже не помнит. Никогда.

Но боль Айдара — не вода морская,
Она не схлынет с утренним приливом.
Она, как яд, по венам протекая,
Мир делает уродливым и лживым.

Он вспоминает каждый взгляд и слово,
Пытаясь разглядеть в них ложь и фальшь.
И ищет в прошлом своего былого
Причину, почему всё стало так.

Он был мостом, по коему ступала
Она к мечтам, к сияющим высотам.
А перейдя, безжалостно сломала,
Чтоб не вернулся он к её воротам.

Её же смех летит над побережьем,
Свободный, лёгкий, как прибрежный бриз.
Она живёт моментом безмятежным,
Исполнив свой корыстливый каприз.

В её вселенной нет для грусти места,
Нет совести, что мучает во сне.
Она — из равнодушного вся теста,
И ей тепло, когда другим — в огне.

Айдар же в пламени горит безмолвно,
В своей квартире, ставшей вдруг чужой.
И каждый угол ранит так условно,
Напоминая о любви слепой.

Он смотрит в зеркало — и видит тень лишь,
Измученный, с потухшими глазами.
"Как можно так, Карина, неужели ж
Ты всё сожгла холодными словами?"

А ей неважно. Солнце греет плечи,
Песок ласкает кожу, как любовник.
Её не мучают прощальной встречи
Воспоминанья.

Он — всего лишь кровник,
Что напоил её своею силой,
А после был отброшен, как сосуд.
Она красива, беззаботна, с милой
Улыбкой, что несёт жестокий суд.

Так две судьбы, что были так едины,
Распались на два полюса земли.
Один — в слезах, у края злой рутины,
Другая — в счастье, от него вдали.

И пусть пройдёт немало зим и вёсен,
И рана у Айдара заживёт,
Но шрам останется, как злая осень,
Что в душу больше веру не вернёт.

А где-то там, под южным небосводом,
Карина новый разыграет акт.
Ведь для неё любовь — лишь мимоходом.
Лишь выгодный, продуманный контракт.

Но время — лекарь, хоть и беспощадный,
Он швы сшивает грубою иглой.
И вот Айдар, измученный, нескладный,
Встаёт с колен, чтоб обрести покой.

Сначала шаг, потом другой, не смело,
Сквозь пелену отчаянья и слёз.
Он учится смотреть на мир свой белый,
Не через призму несбывшихся грёз.

Он видит, как листва меняет краску,
Как город дышит суетой своей.
И понемногу сбрасывает маску
Вселенской скорби с потемневших дней.

Он начинает жить не "вопреки", но "для" —
Для новых встреч, для будущих рассветов.
И понимает: эта вот земля
Не вертится вокруг её советов.

А там, на юге, кончилось веселье,
И отпуск подошёл к своей черте.
Карина в городском унылом теле
Возносится к привычной суете.

Подруги разъезжаются, и вечер
Становится пустым и одиноким.
И лёгкий бриз уже не греет плечи,
И мир не кажется таким широким.

И в тишине, когда затихнет музыка,
И смолкнут голоса чужих людей,
Вдруг промелькнёт, как тонкий лучик узника,
Воспоминанье о его душе.

Не боль, не совесть — просто мысль сухая,
Как счёт в уме, как пройденный этап.
"А как он там?" — себя она ругая
За слабость, гонит мысль, как жалкий раб.

Ведь в её мире нет места для слабых,
Для тех, кто плачет, кто отдал всего.
Она плывёт на золотых корабликах,
Не зная глубины и волшебства.

Айдар же, погрузившись в эту бездну,
На дне нашёл не смерть, а жемчуга.
Он понял цену искренности честной,
И как обманчивы порой брега.

Он стал мудрей, спокойней и сильнее,
Пусть шрам на сердце вечно будет с ним.
Но этот шрам теперь его ценнее,
Чем тот мираж, что был когда-то им любим.

И вот однажды, в парке, под каштаном,
Он встретит взгляд, где нету лжи и дна.
И улыбнётся, не боясь обмана,
Ведь худшая прошла уже война.

А где-то там, в погоне за наживой,
Карина вновь расставит капканы.
Но будет вечно в сердце сиротливой,
Не зная настоящей глубины.

Её коктейли, пляжи и наряды —
Лишь мишура, скрывающая суть.
Она получит все свои награды,
Но главного ей ввек не почерпнуть.

Того тепла, что греет даже в стужу,
Той верности, что крепче, чем гранит.
Она лишь ищет тех, кто ей послужит.
А он — ту, что любовью сохранит.

И в этом их различье, их проклятье:
Один познал и горечь, и полёт.
Другая — в вечно новом модном платье
Считает выгоду на год вперёд.

Её подруги, с хохотом звенящим,
Обсудят новый глянцевый журнал,
Не зная, что за блеском настоящим
Стоит души разбитой карнавал.

Они не спросят, что она забыла,
Чьё имя стёрла, как песок с плеча.
Для них она — лишь та, что победила,
Свою игру азартно хохоча.

А он, Айдар, в тиши своей квартиры,
Перебирает старые стихи.
Он ищет в них иные ориентиры,
Где чувства не считаются грехи.

Он учится дышать без её запаха,
Что въелся в шторы, в плед, в его мечты.
Он выжигает память одним махом,
Сжигая в мыслях хрупкие мосты.

Но по ночам, когда слабеет воля,
И разум уступает место снам,
Она приходит, причиняя боли,
И шепчет вновь по высохшим губам.

И он кричит во сне, и просыпаясь,
Сжимает в кулаках сырую ткань.
И снова, в безысходность погружаясь,
Он платит за любовь слепую дань.

А ей не снятся слёзы и упрёки,
Ей снится шоппинг, яхты, жемчуга.
Её пути далеки от совести,
Её душа бесчувственно-строга.

Она не знает, что такое рана,
Что не залечит время и бинты.
Она — дитя сплошного балагана,
Где всё вокруг — лишь реквизит, винты.

Их можно вынуть, заменить другими,
Когда износятся или скрипят.
Она играет судьбами чужими,
Как будто в куклы девочки играют.

Айдар был куклой, самой лучшей, верной,
Что исполняла каждый её жест.
Но стал ненужной вещью, самой скверной,
Когда наскучил этот манифест.

И вот он плачет. Горько, безутешно.
Слеза стекает по его щеке.
А где-то море плещется неспешно,
И чей-то смех звенит невдалеке.

И этот смех, летящий над волною,
Свободный, дерзкий, звонкий, как хрусталь,
Принадлежит той самой, что виною
Его тоски, что гонит его вдаль.

Она не вспомнит. Память избирательна,
Когда в ней нет ни совести, ни дна.
Она живёт легко и обаятельно.
А он за эту лёгкость платит. Допьяна.

Но пьянство — лишь короткая отсрочка,
Побег от мыслей в вязкий полумрак.
Наутро боль поставит снова точку,
Вернув его в безжалостный овраг.

Овраг тоски, где стены — безразличье,
А на сыром дне — осколки мечты.
Он видит в каждом встречном её обличье,
Её пустые, лживые черты.

Он стал бояться женской доброты,
И в каждом комплименте слышит лесть.
Он ищет в жестах признаки тщеты,
И верит, что в любви корыстность есть.

Она не просто сердце растоптала —
Она украла веру в чистоту.
И в мире, где так света было мало,
Она собой затмила красоту.

А на курорте близится закат,
Окрасив небо в золото и медь.
Карина смотрит, как лучи скользят
По глади вод, что будут вечно петь.

И в этот миг, волшебный и безмолвный,
Когда природа замирает вся,
В ней шевельнётся червь, почти условный,
Тревогой лёгкой в душу занеся.

Не сожаленье — нет, скорее скука,
Предчувствие грядущей пустоты.
Ведь каждая подобная разлука —
Лишь шаг к вершине вечной мерзлоты.

Она поймёт, но слишком, слишком поздно,
Когда вокруг не станет никого,
Кто мог бы так любить её серьёзно,
Не требуя взамен ни одного

Расчёта, жеста, выгоды и блага,
А просто греть теплом своей души.
Но эта истина — простая сага —
Ей недоступна в жизненной тиши.

Её тиши — лишь пауза меж сделкой,
Где новый "он" уже маячит впрок.
И жизнь её, как бег азартной белки
В блестящем, но пустом колесе, вбок.

Айдар же, выплакав всю горечь ада,
Однажды утром встанет и поймёт:
Её уход — не кара, а награда,
Что от обмана душу сбережёт.

Он был влюблён не в женщину — в идею,
В тот образ, что придумал для себя.
Он сам взрастил в душе своей орхидею,
Не видя, что она — цветок вьюна-раба.

И это знанье, горькое, как хина,
Его излечит, вытравит дурман.
Пусть в сердце шрам оставила Карина,
Но он прошёл свой главный в жизни план:

Он научился видеть, а не верить,
Ценить поступки, а не блеск речей.
И сможет он теперь открыть все двери
Той, что не гасит пламенных свечей.

А где-то там, в шезлонге, под солнцем южным,
Карина новый выбирает флирт.
Ей кажется, что мир ей стал послушным,
И каждый взгляд её боготворит.

Она не знает, что её богатство —
Лишь отраженье в чьих-то добрых глаз.
И это временное святотатство
Погаснет, как уже гасло не раз.

А он, Айдар, однажды утром встанет,
Умоет ледяной водой лицо.
И боль его душить перестанет,
Сорвав с души предательства кольцо.

Он выйдет в город, в суету проспектов,
Где жизнь кипит, не зная о его
Печали, драмах и пустых проектах,
И вдруг почувствует своё родство

Со всеми, кто спешит, смеётся, дышит,
Кто просто жив, не ожидая зла.
И он поймёт, что небо его слышит,
И что душа его не умерла.

Она лишь спала, раненая птица,
В укрытье тёмном, зализав крыло.
Но вот пришла пора ей возродиться,
Чтоб солнце в перья снова затекло.

И пусть остался шрам, глубокий, рваный,
Как память о жестокости чужой,
Он стал ему защитой долгожданной
От тех, кто входит в сердце на постой.

Он научился строить стены выше,
Но оставлять одну калитку в сад —
Для той, что тихий голос в нём услышит,
И не попросит за любовь наград.

А где-то там, в круговороте вечном
Интриг, расчётов, выгоды и лжи,
Карина в платье новом, безупречном,
Стирает прошлого все виражи.

Но в зеркалах отелей пятизвёздочных,
В бокалах с ледяным и терпким джин,
Ей будет видеться свой лик морозный,
И холод одиночества морщин.

Она получит всё, о чём мечтала:
Машины, деньги, блеск и мишуру.
Но не найдёт надёжного причала,
Продав свою последнюю игру.

Ведь тот, кто сеет ветер безразличья,
Пожнёт лишь бурю вечной пустоты.
И в этом — высшее её величье
И приговор её слепой мечты.

Айдар же, исцелённый горьким ядом,
Найдёт своё простое божество
В улыбке той, что будет просто рядом.
И в этом будет всё его родство.
© Айдар Замальдинов