Допишу на всякий случай, что из любого правила бывают исключения. Например, канцелярщина подойдет, чтобы маркировать персонажа, полностью ассоциирующего себя со своей канцелярской работой, или выходца из социальных низов, который стесняется своего социолекта и пытается освоить пласты языка, которые считает более высокостатусными, но не видит разницы между богатым литературным языком и канцеляритом.
У Зощенко персонажи говорят жутким, ломаным языком, в котором среди прочих неправильностей и канцелярит тоже попадается - и он там полностью уместен, потому что язык этих людей отражает их социальную реальность, и видно, что сам по себе этот язык раскрывает персонажей, показывает происходящее не меньше, чем фабула. Что это сознательный прием для автора.
NAD:
Хмурится сталью серая просинь,
Шепчет признания поздняя осень.
Хочется плакать, на сердце так тесно,
Но слышится рядом нежная песня.
Бессмертник играет тихо на скрипке,
А счастье так хрупко, счас...>>Хмурится сталью серая просинь,
Шепчет признания поздняя осень.
Хочется плакать, на сердце так тесно,
Но слышится рядом нежная песня.
Бессмертник играет тихо на скрипке,
А счастье так хрупко, счастье так зыбко.
И улыбнётся надеждам, робея,
Девочка-осень, девочка-фея.