Эпический Пух
© Michael Moorcock

Примечание автора: «Эпический Пух» был первоначально опубликован в качестве эссе BSFA , пересмотренный для его включения в книгу « Волшебство и дикий романс» 1989 года «Изучение эпической фантазии» и слегка переработанный для этой публикации. Это было написано задолго до публикации и заслуженного успеха трилогии Филиппа Пулмана «Его темные материалы», которая, на мой взгляд, заслуживает всякого оптимизма, который я здесь выразил. Эссе не пыталось разобраться со всей фантазией, такой как Алиса в Стране Чудес или другие детские фантазии, но только эпическая фантазия от ее истоков в романтической поэзии до наших дней.

Некоторые выделенные фразы указывают дополнительные комментарии автора: наведите курсор на эту фразу, чтобы прочитать примечание.

Эпический Пух

Почему Кольца широко читаются сегодня? В то время, когда, возможно, мир никогда больше не нуждался в подлинном опыте, эта история, по-видимому, дает образец этого. Предприниматель в Оксфорде сказал мне, что, когда он устал или не в своем роде, он отправился на « Кольца» для восстановления. Льюис и другие критики считают, что ни одна книга больше не имеет отношения к ситуации с людьми. WH Auden говорит, что он «держит зеркало единственной природой, которую мы знаем, нашей собственной». Что касается меня, я перечитывал Кольца во время похорон Уинстона Черчилля, и я почувствовал отчетливую параллель между ними. В течение нескольких коротких часов пустяки, которые обычно поглощают нас, были приостановлены, и люди имели общее значение: лидерство, величие, доблесть, время, оттачиваемое вневременностью, и общие черты. Люди стали временно людьми и почувствовали жизнь внутри них и вокруг. Их корпоративная жизнь немного поработала и сделала возможным изменение обновления, например, происходит только один или два раза в жизни.

На протяжении столетия по крайней мере мир все более демифологизировался. Но такое состояние, по-видимому, чуждо реальной природе людей. Теперь приходит писатель, такой как Джон Рональд Рейель Толкин и, как ремифологизатор, странно согревает наши души.

Клайд С. Килби: «Значение в Властелине колец», «
Тени воображения» , 1969

Я иногда задавался вопросом, насколько приход пара повлиял на викторианскую балладную поэзию и романтическую прозу. Например, чтение Дансаны часто напоминает мне, что его ранние истории были написаны во время поездок на поезде:

С платформы и на поезд
достался Уэллер, Роллори и молодая Ираина.
Забыв о сексе и подоходном налоге,
были Соранарн, Маммолек, Аканакс:
И в их мечтах господин
Дансаны Мислид обнял шнур связи.

Прозой, чаще всего отождествляемой с «высокой» фантазией, является проза детской комнаты. Это колыбельная; он предназначен для успокоения и консолидации. Это музыка для рта. Он часто пользуется не напряженностью, а отсутствием напряженности. Он ходит; он подружится с вами; это говорит вам утешительную ложь. Он мягкий:

Однажды, когда солнце вернулось по лесу, принеся с собой запах мая, и все ручьи Леса радостно звенели, чтобы снова оказаться в их собственной симпатичной форме, и в лужах лежали мечты о жизни, которую они имели увидели и великие дела, которые они совершили, и в теплом и тишине Леса кукушка тщательно пробовала свой голос и прислушивалась к тому, нравится ли ему это, и голубки тихонько жаловались себе на их ленивый удобный способ, это была вина другого человека, но это не имело особого значения; в тот день, когда этот Кристофер Робин свистнул каким-то особым образом, и Сова вылетела из Сто дерева Акров, чтобы увидеть, что нужно.

Винни-Пух , 1926

Это преобладающий тон «Властелина колец и водораздела», и это главная причина, по которой эти книги, как и многие аналогичные в прошлом, успешны. Это тон многих забытых британских и американских бестселлеров, хорошо запоминающихся детских книг, таких как «Ветер в ивах» , вы часто слышите его в региональной художественной литературе, адресованной местной аудитории, или в более сложной форме Джеймс Барри ( Дорогой Брут , Мэри Роуз и, конечно же, Питер Пэн ). В отличие от тона Э.Несбита (« Пять детей и т. Д.»), Ричмал Кромптон (книги Уильяма) Терри Пратчетт или красноречивый Дж. К. Роулинг, он сентиментален, немного дистанцирован, часто задумчив, мелочи ретроспективен; он содержит немного остроумия и много прихотей. Юмор часто бессознателен, потому что, как и у Толкиена , авторы воспринимают слова серьезно, но без удовольствия:

В один летний вечер удивительная новость дошла до Айви Буша и Зеленого Дракона. Гиганты и другие знамения на границах Шира были забыты по более важным вопросам; Г-н Фродо продавал Bag End, действительно, он уже продал его - Sackville-Bagginses!

«И за хороший бит тоже», - говорили некоторые. «По выгодной цене, - говорили другие, - и это более вероятно, когда госпожа Лобелия покупает». (Отто умерла несколько лет назад, в зрелый, но разочарованный возраст 102.)

Только почему мистер Фродо продавал свою прекрасную дыру еще более спорно, чем цена ...

Братство Кольца , 1954

Мне сказали, что несправедливо процитировать из ранних частей «Властелина колец» , что я должен искать в другом месте, чтобы найти гораздо лучшие вещи, поэтому, открывая его полностью наугад, я нахожу некоторое улучшение по существу и письму, но это тон все еще есть:

Пиппин снова стал сонливым и не обращал внимания на Гэндальфа, рассказывающего ему об обычаях Гондора, и о том, как у Властелина Города были маяки, построенные на вершинах возвышенных холмов вдоль обеих границ большого диапазона, и поддерживали посты в этих точках, где свежие лошади всегда были готовы вывезти своих командиров в Рохан на Севере или в Белфалу на юге. «Уже давно светятся маяки Севера, - сказал он; «и в древние времена Гондора они не были нужны, потому что у них были Семь Камней».

Пиппин беспокойно пошевелился.

Возвращение короля , 1955

Правда, Толкин, по общему признанию, поднимается над такими вещами в некоторых ключевых сценах, но часто такая сцена будет разрушена ужасным стихом, и замечательно, как часто он отвлекается от последствий предмета. Подобно Честертону и другим православным христианским писателям, которые заменили веру на художественную строгость, он видит мелкую буржуазию, честных ремесленников и крестьян, как оплот против Хаоса. Эти люди всегда сентиментальны в такой фантастике, потому что традиционно они всегда являются последними, кто жалуется на любые недостатки социального статус-кво. Они знакомы всем, кто когда-либо смотрел английский фильм тридцатых и сороковых годов, особенно военный фильм, где они представляли солидный здравый смысл, противостоящий извращенному интеллектуализму. Во многом Властелин Колец , если не совсем анти-романтичный, антироманский. Толкин и его товарищи «Inklings» (доны, которые встречались в Оксфордских комнатах Льюиса, чтобы прочитать их работу в процессе друг друга), имели необычайно двусмысленное отношение к романтике (и почти ко всему остальному), что, несомненно, является причиной его трилогии много запутанных моментов, когда напряжение полностью растягивается. Но он мог, в лучшем случае, производить прозу намного лучше, чем у своих современников в Оксфорде, которые, возможно, не испытывали чувства уважения к среднеевропейской поэзии. Он утверждал, что его работа была в основном лингвистической в ​​своей первоначальной концепции, что в ней не было никаких символов или аллегорий, но его убеждения пронизывают книгу так же тщательно, как и книги Чарльза Уильямса и К. С. Льюиса, которые сознательно или неосознанно, способствовали их ортодоксальному торизму во всем, что они написали. Хотя есть аргумент в пользу реакционного характера книг, они, безусловно, глубоко консервативны и сильно противостоят городу, что и заставляет некоторых ассоциировать их с каким-то вагнеровским гитлеризмом. Я не думаю, что эти книги являются «фашистами», но они, конечно же, не совсем спорят с просвещенным торизмом 18-го века, с которым английский так часто бывает в эти расстроенные времена. Они не задают никаких вопросов о белых мужчинах в серой одежде, которые каким-то образом справляются с тем, что лучше для нас.