My Chemical Victim
10 августа 2020
|
|
Короче, писал коммент под другим постом и задумался. Хочу спросить.
Если мы пишем принца в изгнании или принца на троне, наёмника или школьника, взрослого или ребёнка, аристократа или рабочую лошадку, мы их пишем по-разному. Король не может разговаривать и действовать как генерал, средневековый мужик не может выдать себя за современного ребёнка, профессор школы не общается как её же ученик. Это, вроде бы, понятно — социальные, индивидуальные, возрастные и прочие характеристики не дают королю весело хлопнуть работягу по плечу и пошутить про член. Мы, разумеется, можем написать, как этот самый персонаж играет какую-то роль или воспринимает происходящее как какое-то задание, — например, считает, что ему надо посмотреть на армию изнутри, а для этого надо на какое-то время смирить себя, тщательно контролировать свои действия и прочее, — но это всё будет довольно непродолжительно, потому что жить в чужой шкуре, даже если ты гений притворства и реально способен не выдать ничего из привычной жизни, психологически тяжело. Так вот. Почему многие — не просто «некоторые», а «МНОГИЕ» — авторы этого не видят? Я понимаю, когда у одного автора какой-то тип характера главного персонажа с поправками на его историю кочует из произведения в произведение, но я вообще не понимаю, что происходит, когда внутри одного произведения его герои ведут себя так, словно это всё один и тот же человек, переодевающийся по ходу повествования. 4 |