"У тебя что?" — "У меня с сыром и колбасой". С польской полукопченой,
кружочками. "Эх ты, жениться надо! У меня котлеты, с чесночком,
домашние. И соленый огурчик". Нет, два огурчика... Четыре котлеты и для
ровного счета четыре крепких соленых огурчика. И четыре куска хлеба с
маслом...
Я откинул одеяло и сел. Может быть, в машине что-нибудь осталось?
Нет, все, что там было, я съел. Осталась поваренная книга для Валькиной
мамы, которая живет в Лежневе. Как это там... Соус пикан. Полстакана
уксусу, две луковицы... и перчик. Подается к мясным блюдам... Как сейчас
помню: к маленьким бифштексам. "Вот подлость, — подумал я,-- ведь не
просто к бифштексам, а к ма-а-аленьким бифштексам". Я вскочил и подбежал
к окну. В ночном воздухе отчетливо пахло ма-а-аленькими бифштексами.
Откуда-то из недр подсознания всплыло: "Подавались ему обычные в
трактирах блюда, как то: кислые щи, мозги с горошком, огурец соленый (я
глотнул) и вечный слоеный сладкий пирожок..." — "Отвлечься бы", --
подумал я и взял книгу с подоконника. Это был Алексей Толстой, "Хмурое
утро". Я открыл наугад. "Махно, сломав сардиночный нож, вытащил из
кармана перламутровый ножик с полусотней лезвий и им продолжал
орудовать, открывая жестянки с ананасами (плохо дело, подумал я),
французским паштетом, с омарами, от которых резко запахло по комнате". Я
осторожно положил книгу и сел за стол на табурет. В комнате вдруг
обнаружился вкусный резкий запах: должно быть, пахло омарами. Я стал
размышлять, почему я до сих пор ни разу не попробовал омаров. Или,
скажем, устриц. У Диккенса все едят устриц, орудуют складными ножами,
отрезают толстые ломти хлеба, намазывают маслом... Я стал нервно
разглаживать скатерть. На скатерти виднелись неотмытые пятна. На ней
много и вкусно ели. Ели омаров и мозги с горошком. Ели маленькие
бифштексы с соусом пикан. Большие и средние бифштексы тоже ели. Сыто
отдувались, удовлетворенно цыкали зубом...
Отдуваться мне было не с чего, и я принялся цыкать зубом.