Скорее, это понимание того, что мать и ребенок могут по-разному воспринимать одни и те же вещи, касающиеся ребенка.
"Я влюбилась в мальчика Диму. Это была, возможно, моя первая настоящая любовь. С ним я не была высокомерной. А, наоборот, затихала и краснела, когда он на меня взглядывал. И он краснел. Взаимная любовь. Мы очень мало разговаривали, а все больше смотрели друг на друга.
...
Был устроен ужин. Мы с Димой тоже сидели за столом. И стеснялись смотреть друг на друга, потому что взрослые могли заметить и все испортить своим вмешательством.
Но и ничего не заметив, они все испортили.
Стали говорить о детях. Каждый о своем. Обо мне и Диме. Сначала хвастались хорошими качествами. Потом стали делиться своими заботами. При нас. Живых. У которых есть уши. А в жилах течет влюбленная кровь.
Бабушка Сима раскрыла нашу семейную тайну, что у меня глисты.
Я прилипла к стулу. Как воспринял эту новость Дима, не знаю. Не смогла поднять на него глаза.
— Но мы приняли все меры, — успокаивала Димину маму бабушка. — Теперь все позади. Недавно вышел последний глист. Огромный, как змея. И извивается. Боже мой, как это умещалось в таком крохотном теле?
Взрослые заахали, а мы с Димой сидели, как пригвожденные. И мне казалось, что сердце мое лопнет.
Но это было лишь начало. Главная пытка была впереди. Взрослые ведь, если заведут, их не остановишь.
Димина мама решила не остаться в долгу и поведать нам нечто о своем сыне. Господи! Что она понесла! Как может язык повернуться рассказать о своем сыне такое. Да еще при мне, влюбленной в него.
...
Она еще ничего страшного не сказала, но я уже похолодела от ужаса. Я кожей почувствовала, что она скажет о Диме жуткую гадость." (с) ("Зуб мудрости", Эфраим Севела)