Операция
5 часов вечера...

Рено торчал на вертолётной площадке вместе с реанимационной бригадой, полы халата развевались, и он в который раз порадовался, что коротко стрижен. Ничего никуда не мотается. Вот-вот должен был прибыть вертолёт с раненым, согласно сообщению службы спасения... и, как назло, лучшие медики отсутствуют. Весь консилиум собирает по частям какого-то порванного фанатами футболиста.
Жан вздохнул и поскрёб подбородок. Опять щетина длиннее трёх миллиметров... Судя по тому, что он смог разобрать в хрюкании передатчика, раненого сопровождает Леонтьева, а он выглядит прямо-таки неприлично. За судьбу простреленного бедолаги он опасался не слишком сильно: ровно настолько, насколько положено хорошему врачу, день за днём спасающему чужие жизни. В конце концов, мадам Леонтьева вытащила с того света и его самого... противно заныла ключица, и Рено поспешил переключиться, отдавая распоряжения в подготовке операционной по телефону. Кажется, отдалённо застрекотало...

— Снижаемся. Приготовиться к посадке! — сообщил пилот.
Вертолет приземлился на крыше здания, отворилась дверь, и Леонтьева с Джексоном вытащили носилки. Ага, бригада здесь (попробовали бы оказаться в другом месте, ага). Просто замечательно. И Рено с ними. Вообще отлично.
О состоянии раненого доктор сообщала на пути в реанимацию. Невольно думалось о том, что им не помешало бы какое-нибудь чудо.

— В ксеномодуль! — прокричал Рено, перебарывая шум вертолёта и пытаясь одновременно снять показания сканером. Давление... остановка... адреналин... плазма... MNSs-9...
— Люблю такие свидания! — Жан придержал край носилок, накренившихся на повороте, — Оперирует Ваналпи, больше никого! — мобильная система жизнеобеспечения, прицепленная к раненому, завизжала, и Рено отвлёкся на указания. Только бы добежать.
... а он тут, похоже, бессилен.

Ийлане только что вынула руки из тлабтлаба и теперь сидела, опираясь на хвост, в ожидании — почти незаметная человеческому глазу плёнка окутывала её конечности по локоть. Суета, с которой теплокровные готовились принимать пострадавшего, забавляла. Блю, переводчик, нервничал, моргая. Его длинные, явно приклеенные ресницы, дрожали. Тот факт, что именно эта патологическая разновидность землян оказалась максимально способной воспринимать полноценную речь ийлане, Ваналпи тоже забавляла. Своеобразная компенсация неполноценности самца. Она моргнула, увлажнив роговицу. Лягушачий рот, полный острых зубов, изогнулся, гребень покрылся пурпурными пятнами, и она булькнула, подгибая хвост. Блю перевёл, и одна из медсестёр поднесла ярко-голубой комок плоти с тонкими усиками, дрожавший подобно желе.

В операционную влетела каталка, люди принесли с собой невообразимый шум, и пока на раз-два-три переносили раненого на стол, ийлане сунула голубой комок прямо в рану. Нажала. По комку пробежала дрожь, усики выпрямились двумя струнками... и визг системы жизнеобеспечения прекратился. По мини-экрану ровно и ритмично пошли зигзаги.
— Двое-здесь-остальные-дверь-за, — перевёл мигом взмокший Блю очередную порцию подёргиваний и кваканья.

Пока рассекали одежду, Рено сунул руки в тлабтлаб. Зашипело.

— Романтики хоть отбавляй! – хмыкнула Леонтьева, поспевая рядом с каталкой. «Ваналпи… похоже, чудо у нас все-таки будет».
Тут завизжала система жизнеобеспечения и женщина рявкнула:
— А ну, поднажми! «Чтобы Леонтьева, да не довезла!» — промелькнула мысль у ассистентов.
Ваналпи удалила посторонних из операционной, врач из службы 911 была в их числе. Начать с того, что это – не её епархия. Но смотреть за процессом ей никто не запретит, поэтому она осталась в соседней комнате со стеклом в полстены. Джексон ушел разбираться с отчетом.
Наблюдая за действиями ийлане, Леонтьева только диву давалась – коллега из непонятного ей мира запустила остановившееся сердце с помощью маленького ярко-голубого комочка… как там называется этот кардиостимулятор? Она так и не могла привыкнуть к подобному чуду… хотя Ваналпи объясняла, что это всего лишь биотехнологии.