Дом Гилдероя (джен)

26 декабря 1997 года

Больница Святого Мунго

Меня зовут Гилдерой Локхарт.

Целительница Лиззи посоветовала начать запись с этой фразы. На Рождество она подарила мне прытко пишущее перо и предложила написать мемуары. Когда-то я был известным человеком, а все известные люди должны писать мемуары.

Перо очень красивое, изумрудно-зеленое, похожее на павлинье, совсем как я люблю. Я сказал Лиззи «спасибо» за него. «Это отличная идея, написать мемуары», — сказал я ей. — «Вот только я не помню ничего, что было со мной до Мунго». Лиззи ответила: «Не страшно, пиши обо всем, что происходит с тобой здесь и о чем ты думаешь, это хорошее упражнение для тренировки памяти».

Моя память работает плохо, поэтому я живу в Больнице Святого Мунго. Мне здесь нравится. В моей палате живут хорошие люди, иногда кто-то из них уходит, но на смену им приходят новые, такие же хорошие. Я всем дарю свои подписанные фотографии.

Лиззи говорит, здесь я не потеряюсь и меня никто не обидит. Говорит, однажды я ушел из больницы и потерялся, и меня долго не могли найти, но такое было только один раз. Я верю, что мог потеряться, но зачем кому-то меня обижать? Думаю, Лиззи так говорит, потому что не хочет, чтобы я снова ушел.

Я и не хочу уходить. На Рождество в холле пятого этажа поставили елку. Всех угощали праздничным пудингом. Было весело, и я всем подарил свои фотографии.

Я очень радуюсь, когда мне приходят письма от поклонников. Глэдис Гаджен пишет мне каждую неделю. Раньше Лиззи читала мне ее письма, потом я и сам научился читать, но не очень хорошо. Я отвечаю на письма Глэдис с тех пор, как снова научился писать. Сперва мои буквы были некрасивые, печатные, а теперь я пишу прописью. Я пишу «Привет, дорогая Глэдис» и любуюсь завитками возле «я» и «с».

Лиззи говорит копировать свои письма, чтобы не писать каждый раз одно и то же. Я забываю, о чем было предыдущее письмо. Но, может быть, если все письма будут одинаковые, Глэдис заскучает и сама придет меня навестить? Меня никто не навещает.

~

3 янворя

бальница святова Мунго

Какие та малчишки пришли в маю палату и забрали прыткапишующее пиро. Я хадил за ними и прасил ево вернуть патамушта без нево не магу писать мимуары. Они смиялись и убигали от миня по калидору. Наверна они тоже поциэнты Мунго патамушта они в халатах как и я. Только нетаких красивых. Мой халат сереневый.

Преходица песать мимуары абычным пиром. Это очень харашо што я пешу. Я магу прачитать што напесал до этого и незабываю не о чем. Но без прыткапишующево пира песать тяжыло. Ему я проста магу гаварить и оно само пишыт правельно. Лизи дала мне славарь штобы я смотрел труднае слова в нем. Все слава очень трудные штобы их запомнить. Я помню как песать свае имя бес ашибок а остальное непомню. Я всигда пешу Гилдерой Лохкарт на сваих фатаграфиях правельно.

~

20 марта

Больница Святого Мунго

Лиззи нашла мое прытко пишущее перо в подвале, оно было немножко помято. Лиззи очень сердилась на тех мальчишек, но я сказал ей, что они не виноваты. Я прочитал свою старую запись и вспомнил тот день. Им просто было скучно лежать в больнице, вот они и решили немного раз-влечь-ся. Я на них не сержусь.

Я не писал мемуары все это время, потому что совсем забыл про свое на-ме-ре-ние писать их. Я был страшно занят подписанием фотографий. Но теперь я с новым рвением возьмусь за мемуары. Вот только перо ис-пор-ти-лось. Оно пишет не так хорошо, как раньше. Ему тяжело даются сложные слова, почти так же, как мне.

Меня расстроило новое письмо Глэдис. Она говорит, что больше не сможет со мной переписываться. Кто-то забрал ее волшебную палочку, потому что Глэдис магг-ло-рож-ден-на-я. Ей придется уехать далеко-далеко. Я спросил Лиззи, зачем кому-то забирать волшебную палочку. Наверное, это какая-то ошибка, и Глэдис надо попросить их вернуть ее. Или купить себе новую. А может, те, кто забрал палочку, поиграют с ней, как те мальчишки с моим прытко пишущим пером, и бросят ее где-нибудь, а Глэдис ее потом найдет.

Когда я сказал все это, Лиззи почему-то тоже расстроилась.

Я выслал Глэдис дюжину своих фотографий. Теперь там, куда она уедет, всем хватит моих автографов.

~

3 апреля

Лиззи сказала, что можно не писать каждый раз под датой «Больница Святого Мунго», потому что я живу тут постоянно.

Она не хотела смотреть мои записи, говорит, это слишком лич-но-е. Но я ей все показал, потому что это была идея Лиззи писать мемуары. И это она подарила мне прытко пишущее перо. Она очень добрая. Она называет меня «Гилдероюшка» и говорит ласково, всегда находит время поболтать со мной или расчесать мне волосы. Возможно, когда я допишу мемуары, пос-вя-щу их ей.

Правда, последние дни у нее совсем нет лишнего времени. В моей палате теперь всегда очень много людей.

До меня здесь жили только Фрэнк и Алиса. Они тихие и мало двигаются, не любят выходить из палаты. А теперь они постоянно сидят на своих постелях, и Лиззи задергивает им шторки. Она говорит, что они сидят на постелях, потому что боятся пос-то-рон-них, то есть новых пациентов.

Но эти пос-то-рон-ние тоже боятся. Они бормочут себе что-то под нос, а некоторые даже вскрикивают и начинают бегать по палате. Все они кричат во сне. Лиззи говорит, им сделали очень больно, поэтому они боятся любого шороха. Я стараюсь потише скрипеть пером, но они все равно кричат. Подозреваю, дело тут все-таки не в шорохах. Лиззи говорит, Фрэнк и Алиса были такими же ис-пу-ган-ны-ми, когда только приехали жить в Мунго. Потом они стали просто сидеть на постелях и ни с кем не разговаривать.

Я не знаю, как им всем помочь. Я подписал много фотографий, но никто не захотел их брать.

Грустно, что Глэдис не присылает мне новые письма. Надеюсь, ей никто не сделает больно.

~

15 апреля

Я спросил у Лиззи, как я попал в Мунго. Она сказала, раньше я никогда не спрашивал об этом, и то, что я спрашиваю — большой прог-ресс. Я запишу ее ответ, чтобы никогда не забыть.

Оказывается, меня случайно ударило каким-то зак-ли-на-нием, и от этого я потерял память. Это было, когда я преподавал в школе Хогвартс. Так и знал, что когда-то был учителем! Я очень люблю детей. В нашей палате сейчас лежит женщина, она все время держит на руках сверток и баюкает его и что-то тихо поет. Я очень хочу посмотреть на ребенка и тоже ему спеть. У меня есть награда журнала «Ведьмополитен» за самый о-ча-ро-ва-тель-ный голос, она висит над моей постелью. Правда, я не помню, когда ее получил.

Но женщина не слышит меня, когда я прошу показать ребенка. Она продолжает баюкать его даже ночью, когда все спят, а сама почти не спит. Странно, я почему-то считал, что маленькие дети должны плакать и часто есть. Этот ведет себя очень тихо.

~

16 апреля

Оказывается, не было у нее никакого ребенка. То есть, когда-то он был, но теперь его нет. Она задремала и уронила сверток на пол, и все увидели, что он пустой.

Лиззи говорит, ребенка забрали так же, как волшебную палочку Глэдис. Как можно забрать ребенка? Это же не палочка и не прытко пишущее перо. С ним не поиграешь и не бросишь потом где попало, чтобы прежний вла-де-лец смог подобрать.

Та женщина теперь плачет и тоже кричит во сне. Она порвала фотографию с моей подписью, которую я ей дал. Но я не обиделся. Я тоже грустил, когда потерял свое красивое перо.

~

25 апреля

Сегодня днем по больнице ходили люди в белых овальных масках. Лиззи сказала, они кого-то ищут и не стесняются заходить даже в наше отделение ду-шев-но-боль-ных. Сказала, они потеряли совесть. Я спросил ее, почему бы им не поискать свою совесть в подвале, в прошлый раз мое перо нашлось именно там. Лиззи опять почему-то расстроилась и велела мне не выходить из своей палаты и ни с кем не разговаривать. Жаль, я бы мог помочь им искать.

Когда они зашли в нашу палату, я хотел предложить им свои подписанные фотографии. Но они быстро подошли к женщине, у которой забрали ребенка, связали ее зак-ли-на-ни-ем и унесли. Я сильно испугался, и Лиззи тоже. Теперь она сидит в коридоре и плачет. Говорит, это оттого, что она не смогла их остановить. Я спросил, нашли ли они в подвале свою совесть, но она стала плакать еще сильнее.

~

3 мая

В больнице очень шумно. Лиззи сказала, было какое-то сражение, много людей пострадало, и теперь на всех не хватает врачей. Она почти не заходит в наше отделение, а помогает тем, кому это сейчас нужнее. Так что мы предоставлены сами себе (Прытко пишущее перо начало заменять некоторые фразы по своему усмотрению на более благозвучные (вот, опять!). Наверное, оно как-то само починилось. Мне нравится. Так мои мемуары станут еще лучше!).

Фрэнк и Алиса опять не слезают со своих постелей, они боятся шума. Нас забыли покормить, поэтому я достал из их шкафчиков сладости, которые им приносил сын. Его давно не было, и некоторые сладости испортились. Но шоколадные лягушки и медовые ириски в полном порядке. Я взял себе немного, остальное отдал Фрэнку и Алисе. Они не умеют открывать упаковку, мне пришлось помочь им с этим.

Я до поздней ночи грыз ириски и подписывал свои фотографии. Я хотел раздать их новым пациентам, пострадавшим в сражении, но потом пришла Лиззи и сказала, что уже поздно и пора спать.

~

5 мая

Я постоянно перечитываю свои старые записи. Так странно не помнить, что происходило вчера, позавчера, на прошлой неделе. Иногда мне кажется, что это писал кто-то другой, потому что у прытко пишущего пера не мой почерк. Лиззи посоветовала расписываться под каждой записью обычным пером.

В прошлый раз я писал, что в больнице шумно. Так вот, сейчас стало шумнее в разы!

В нашу палату поселили нового мужчину. У него перевязано горло, но вместо того, чтобы молчать, он все время кричит. Иногда на кого-то, а иногда просто так.

Он даже накричал на Лиззи. Она говорит, что у него острое нервное расстройство, но он безвреден для окружающих. Ему просто нужно немного отдохнуть под присмотром врачей.

Он и правда нервный и очень расстроен, я хорошо это вижу. Его взгляд постоянно бегает по палате, ни на чем не задерживается, а губы сильно сжаты, да так, что аж побелели. Я сказал Лиззи, что ему неплохо было бы помыть голову, ведь волосы грязные и слиплись сосульками. Она ответила, что бьется об заклад, его это еще сильнее огорчит.

Странный человек. Я наоборот огорчен, когда у меня грязные волосы.

Лиззи сказала, его зовут Северус Снейп.