Остров – это я (гет)

Джинни обхватывает руками костлявые колени и утыкается в них мокрыми солеными щеками.

Мама опять назвала ее неуклюжей и заставила целую вечность помогать по дому, пока мальчишки носились по саду, гоняя гномов и взбаламучивая метлами вечерний воздух.

Джинни негодующе всхлипывает: и почему только она родилась девочкой! Вот быть хоть раз, хоть на несколько часов оказаться там, где не нужно штопать носки, вытирать тарелки с розами и с унынием смотреть, как Рон и Гарри играют в шахматы в гостиной, а Фред с Джорджем увлеченно придумывают новую игрушку. А ей снова целый день пришлось бегать туда-сюда, и хорошо еще, что посуда и полы моются сами.

Звезды ярко и словно сочувствующе заглядывают в ее комнату, освещая ярким светом простенькую мебель. Продолжая всхлипывать, Джинни не замечает, как одна звезда — самая крайняя справа — вдруг становится больше и больше и вдруг превращается в чей-то темный силуэт. Вытирая жгучие слезы, Джинни садится на широкий подоконник, сделанный из старых треснувших досок, и касается пальцем прохладного стекла.

Ей хочется, чтобы ночь никогда не заканчивалась. Чтобы завтра не пришлось снова накрывать на стол, возиться с простынями и полотенцами и завистливо наблюдать за мальчиками. Джинни искоса смотрит на большой календарь с мечущимися на нем Холихедскими гарпиями: тридцатое августа. Скорее бы прошли эти два дня! Скорее бы в Хогвартс, подальше от тарелок и грязного белья… И поближе к Гарри.

В окно тихо стучат, и Джинни, не задумываясь, приоткрывает покосившуюся створку. Может быть, это Фред? Или Рон с Гарри задумали какую-то проделку и, наконец, зовут ее с собой?

Джинни перегибается через подоконник, напряженно вглядываясь в темноту. Пахнет соснами и дождем, и гномы копошатся под кустами давно отцветшего жасмина.

— Рон? — неуверенным шепотом произносит Джинни, и в ту же минуту что-то сильное вцепляется ей в плечи, яростно отрывает от пола и поднимает над землей. Мелькает небо и деревья, и Нора остается за спиной, а перед глазами все ярче и ярче сияют холодные звезды. Джинни на мгновение зажмуривается, увидев под нелепо болтающимися пятками черный океан.

Она пытается разглядеть существо, которое ее несет, но видит только темноту. И если бы не боль в плечах, она бы решила, что все это ей просто снится. Она часто засыпает, едва присев на кресло в гостиной — и видит цветные сны, полные свободы.

Мир вокруг мелькает с такой быстротой, что к горлу вязким комком подступает ужин, и Джинни заставляет себя закрыть глаза. Не хватало еще, чтобы ее стошнило на саму себя. На ней старая мамина кофта, белая в горошек, уменьшенная в несколько раз, и темно-зеленая юбка. Хорошо, что она не успела снять босоножки.

В нос ударяет теплый, южный бриз, пахнет солью и морем, хватка существа слабеет, и Джинни мягко падает на теплый песок. Поднявшись на ноги и встряхнув волосами, она восхищенно выдыхает, забывая, насколько далеко от дома: перед ней нежно плещется море, украшенное подрагивающей лунной дорожкой, и пальмы, трепетно шелестя листьями, склоняются к воде.

А потом она резко оборачивается — и прямо перед ее глазами оказывается красивое лицо мальчишки-подростка с прилипшими к бровям песчинками.

— Ты кто? — осведомляется он надменно, окидывая ее взглядом с ног до головы, и Джинни жарко краснеет.

— Джинни Уизли, — она шепчет, но в шепоте нет страха. — А ты?

Мальчишка смотрит на нее так мрачно, словно не видел ничего хуже.

— И какого черта тебя Тень принесла? Мне парни нужны, а не девчонки-нытики. Ты нытик?

Джинни отрицательно качает головой. Он что, здесь живет? На нем короткая зеленая туника с кожаным поясом, темные штаны и короткие коричневые сапоги с круглыми носками. Точно не маггл. И не маг.

— Готовить умеешь? — лениво интересуется он, закладывая руки за спину.

— Умею. Но не буду, — Джинни сжимает кулаки, смотря на него с беспомощным отчаянием. — Надоело.

Она ждет возмущения и недовольно искривленного рта — как у мамы, когда Джинни отказывает помогать — но в зеленых глазах незнакомца вдруг загорается любопытство. Он медленно обходит ее по кругу, широко расставляя худые ноги.

— А если посуду потом мыть не придется? — насмешливо спрашивает он и улыбается. — Парни помоют за тебя.

— Парни? — Джинни поеживается под его взглядом. В нем есть что-то опасное, что-то тайное, страшное и невыносимо манящее. — Да такого не бывает — чтобы мужчины посуду мыли.

Мальчишка останавливается напротив нее и оценивающе склоняет голову набок, продолжая пристально ее разглядывать. Джинни нервно переступает с ноги на ногу и слушает свое бешено колотящееся сердце. У него зеленые глаза — но не такие теплые, как у Гарри. Холодные, как лед — и пронзительные.

— Питер Пэн, — говорит, наконец, мальчишка и зачем-то улыбается. — Я главный на этом острове и во всем Неверленде. Приятно познакомиться.

Неожиданно для самой себя Джинни вытирает потную ладонь о юбку и пожимает его протянутую руку — и она оказывается горячей и сильной. Джинни пунцово краснеет и прячет руки за спиной. Жар и сила — вот чего ей не хватает в жизни, где вокруг только тепло. Питер тихо смеется в ответ, обнажая ряд белых ровных зубов.

— Сколько тебе лет? — интересуется она негромко, оглянувшись на море.

— Много.

— Ты что, пьешь зелье молодости? — Джинни хмурится и обхватывает плечи руками. Жарко и влажно, и хочется есть. — Ты выглядишь на пятнадцать. Ну, может, на семнадцать.

Питер снова тихо смеется и облизывает тонкие губы.

— Зелье молодости? А ты что, волшебница?

— Через два дня я еду в Хогвартс, — Джинни гордо встряхивает рыжими волосами и с досадой поясняет, заметив непонимание в его глазах: — В школу чародейства и волшебства.

Что-то в лице Питера неуловимо меняется, глаза становятся хищными, как у ласки, и он протягивает к ней руку, но тут же быстро опускает.

— Так вот почему… Пойдешь со мной?

— Куда? — Джинни вдруг осознает, что она — в тысяче миль от дома, на неизвестном острове, принесенная какой-то неведомой Тенью. Но это осознание ее ничуть не пугает. — Родители…

— Даже не заметят, что ты исчезла, — Питер неприятно кривит губы, смотря куда-то перед собой. — И потом: это ведь ненадолго. Я только покажу тебе остров. Спорим, ты никогда не видела ни русалок, ни индейцев, ни, разумеется, свободы.

Джинни завороженно смотрит на его шевелящиеся губы. Откуда он знает про свободу?

— Только ненадолго, ладно? — тревожно произносит она и оглядывается в поисках Тени. — Мне скоро в школу нужно, и мама с папой очень расстроятся…

Питер досадливо морщится и, взяв ее за руку, вытаскивает из кармана небольшую зеленую коробочку. Внутри нее — странный золотой песок, который Джинни никогда раньше не видела.

— И летать ты тоже не умеешь?

— Только на метле, — отвечает она звонко и бесстрашно улыбается. — Надеюсь, когда подрасту, меня возьмут в школьную команду по квиддичу. Это такой вид соревнования — на метлах.

Питер смотрит на нее одобрительно.

— Ты нравишься мне все больше, — признается он и, поднеся коробочку к ее носу, резко сдувает песок на ее лицо. — Это пыльца фей. С ее помощью можно улететь куда угодно, но помни: покинуть остров ты можешь только с моего разрешения. Понимаешь?

Джинни кивает. Ей страшно и одновременно радостно: наконец-то не только близнецы нашли свое приключение, но и она тоже!

Питер уверенно берет ее за руку и взмывает вверх, в темное небо, на которое кто-то беспорядочно высыпал звезды.

— Ты играешь в мяч? — спрашивает он небрежно, искоса разглядывая ее лицо. — Русалки захотят с нами сыграть, для них это своего рода знакомство с чужими. Они вредные, но только в первую встречу.

Джинни нерешительно приподнимает плечи: она никогда не играла в мяч с русалками, и от предвкушения ее бросает в жар. Они опускаются на берег лагуны, так близко к воде, что почти касаются носками теплой воды.

— Эй, Миранда! — Питер складывает руки рупором. — У меня для вас новый друг!

Несколько минут ничего не происходит, только южный ветер играет волосами, и глаза Питера лукаво блестят в ночном сумраке. А потом по воде бежит рябь, и на поверхности появляются десять изящных женских голов с темными волосами.

— Девчонка! — одна из русалок подплывает поближе и с любопытством разглядывает Джинни. — Никак ты подружку завел?

— Ей одиннадцать, черт тебя подери, — Питер достает из кармана небольшой желтый мяч и передает Джинни. — Сыграем?

Она расстегивает босоножки, стряхивает их с ног и медленно заходит в воду. Русалки окружают ее и, продолжая разглядывать, протягивают руки к мячу.

Сам Питер не играет. Только сидит на берегу, поджав под себя ноги и пересыпая песок из ладони в ладонь.

— Он всегда такой серьезный? — шепотом интересуется Джинни, не сводя с него глаз.

— Всегда, — русалка с красным цветком ловко хватает мяч длинными пальцами. — Питер здесь главный. Все делается так, как он хочет. Он отвечает за остров, поэтому иногда у него столько дел…

— А как же Тень? — Джинни стирает с лица соленые капли. — Она не помогает ему?

Русалки переглядываются и одновременно качают головами. Видно, что они не хотят делиться тем, что знают, с незнакомым человеком.

— Какая ты миленькая, — замечает русалка с толстыми красными губами, которые Джинни неприятны. — Неужели ты останешься с нами? Ты бы стала нашей сестренкой. Останешься?

— Меня ждут мама и папа, братья, Гарри и школа, — отвечает она сбивчиво, но решительно и кладет мяч на дрожащую поверхность воды. — Я не могу их бросить, я их очень люблю…

Питеру надоедает перебирать песок и, попрощавшись с русалками, они пролетают над лагуной, над джунглями, где из хижин индейцев поднимается дым, и мягко опускаются на землю посреди большой поляны с черной, зло вытоптанной ногами землей.

— Хочешь есть? — интересуется Питер и тут же, не дождавшись ответа, пронзительно свистит. — Эй, парни! Сюда, живо!

Джинни оказывается в кольце мужских глаз. На нее, не отрываясь, смотрят самые разные мальчишки, словно специально собранные из всех стран мира. Неужели, кроме нее, здесь нет женщин? Кто же им стирает, моет посуду, гладит постельное белье, дает чистую одежду? Быть не может, что они делают это сами. А если сами — тогда почему она должна возиться с хозяйством, когда братья играют в квиддич?

— Притащите еды, — Питер бесцеремонно выталкивает ее перед собой. — Наша гостья, Джин, проголодалась.

Уплетая разогретое над огнем мясо куропатки, Джинни жадно слушает рассказы об острове, коварстве индейцев и Тени. Питер пообещал вернуть ее домой к утру — и она немедленно поверила. В его глазах есть что-то, что есть и в самой Джинни, что рождает в ней необъяснимый отклик. Питер сказал, что Тень принесла ее по ошибке, но Джинни не хочется верить, что она больше никогда сюда не вернется.

— Разве Тень может ошибаться? — спрашивает она недоверчиво, облизывая пальцы.

Питер поводит плечом и поднимается на ноги. Остальные мальчики еще сидят у костра, неторопливо дожевывая ужин.

— Ты слишком мала, чтобы остаться с нами. И потом, ты ведь хочешь учиться в этой школе — разве не так?

Джинни становится неуютно под его пристальным взглядом, и она молча кивает. Хогвартс она не променяет ни на что — даже на десяток таких островов. И потом, ведь там Гарри… И Гарри, который всегда казался ей полным тайны, рядом с Питером выцветает.

— Я хочу, — задумчиво произносит она, бросая в огонь сухую ветвь ивы, — всегда делать только то, что мне нравится. Быть свободной. Летать.

— Для этого нужно любить себя больше, чем других, — Питер подбрасывает вверх круглый белый камешек. — Люди вечно терзаются виной и сожалениями, когда надо жить — и плевать, что о тебе думают другие. И тогда — тогда ты получаешь остров.

Джинни смотрит на него во все глаза. Ей всегда говорили обратное. Но Питер не кажется человеком услужливым или уступающим, мягким и податливым, и все-таки в его руках — остров. И он счастлив. Обязательно ли счастье должно быть связано с добром?

Питер вырывает ее из мыслей, торопливо сдувая на нее волшебную пыльцу.

— Прежде, чем ты улетишь, я хочу тебе кое-что показать.

Теперь, когда в плечи не впивается Тень, Джинни с интересом рассматривает мягкие очертания острова, над которым они с Питером поднялись высоко-высоко. В темной земле, покрытой джунглями, чувствуется сила — и боль, и он словно взывает к ней, прося остаться. Остров существует вне Тени и вне Питера — и Джинни кажется, что он тоже жаждет свободы. Только от чего?

После влажного и теплого воздуха тропиков внутри пещеры неприятно холодно. Джинни идет вслед за Питером, осторожно наступая на песок, тяжелым ковром лежащий у нее под ногами. Так тихо, что слышно, как летучие мыши шуршат крыльями под темными каменными сводами.

Широкий туннель заканчивается круглой площадкой, посреди которой, на возвышении, стоят песочные часы: большие, красивые и жуткие. Песок в них — не желтый, а светлый, почти золотистый и завораживающий.

— Это — сердце острова.

Джинни останавливается у часов и всматривается в падающие песчинки. И вдруг понимает, почему Питер привел ее сюда: в верхней части часов песка намного меньше, чем в нижней.

— Когда упадет последняя песчинка, остров исчезнет. А вместе с ним погибнет все, что на нем есть. Даже я, — он обходит часы и становится напротив Джинни. Его лицо, искаженное сквозь стекло, кажется плоским и вытянутым. — Но ты можешь мне помочь. Если хочешь.

Джинни решительно встряхивает волосами: она ничего не боится, и если может помочь — она поможет.

— Я хочу.

— Ты выучишься в своей школе и узнаешь, как можно остановить падение песка. Или вернуть песчинки обратно. Вся жизнь острова, моя жизнь, Джин, зависит от тебя.

Она бледнеет и отступает на шаг. В глазах Питера ей мерещится что-то страшное, но она снова встряхивает головой.

— Взрослые не поймут, они никогда не понимают, — Питер подходит к ней и резко наклоняется, так близко, что его лицо заслоняет собой часы. — Поэтому давай все останется между нами? Ты сможешь прилетать на остров так часто, как у тебя получится. Я буду ждать тебя всегда, Джин. Согласна?

Джинни завороженно кивает, сама не понимая, почему так легко соглашается со всем, что он говорит. Просто ей, как и каждому из нас в детстве, хочется иметь друга, о котором никто не знает.