↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
"Дорогой Уилсон, я пишу тебе, потому что мне много что есть тебе сказать — и потому что одиночество располагает к написанию длинных писем, пусть даже мысленных, без бумаги и ручки, без адресата, в пустое пространство".
Хаус стоит на кухне и смотрит в распахнутое кухонное окно, только что поставив кипятиться чайник, ожидая свистка, не уходя с кухни, чтобы не забыть про чайник. Окно настежь открыто, и в него густыми листьями и свежим щебетом птиц втекает сад, густо разросшийся, подошедший к самому дому. Густая буйная зелень дышит свежестью, воздухом и чистотой лета.
Но на всем уже лежит та туманная, тёплая дымка, которая едва заметно ложится на землю ближе к концу августа, и которой подёргивается всё — воздух, солнечный свет, листья деревьев — на границе лета и осени.
Хаус смотрит в окно, о многих подробностях пейзажа скорее помня, чем видя их на расстоянии — под старость, особенно в сумерках, многие вещи находишь больше ощупью и просто зная, что они там есть — благо здесь он ориентируется почти безошибочно, за столько лет привыкнув и зная ощущением, тактильным чувством положения в пространстве каждый угол.
"…потому что мне много надо тебе сказать — и я мог бы сказать тебе ещё больше, если бы ты сам не находился там, куда мои письма могут дойти лишь мысленно, без конвертов и почтовых марок".
Чайник свистит, и он снимает его с огня, почти не глядя, ощупью, по привычке.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |