Проклятие клана (джен)

Абсолютная тишина окутала дом. Лишь тихое гудение барьера позади меня за тонкой бумажной стеной нарушало покой столь прекрасной, но в то же время кровавой ночи.

На коленях покоилась обнаженная катана, а в мыслях преобладала умиротворенность.

Я ждала. Ждала, когда палач ворвется в наш дом и попытается забрать мою жизнь и жизнь моих братьев. Но, к великому разочарованию палача, он еще не знал, что его ждет сопротивление.

Звон разбитого стекла. В доме напротив потух свет. Затем через улицу мелькнула тень. Послышался звук разрезаемого воздуха, закончившийся удивленным вскриком. Мгновение тишины, и с моего места было видно как на землю упало два тела — мои родители, решившие проверить, что происходит на улице. Затем тень появилась на пороге прямо напротив меня. На фоне ночного неба глаза этого мальчика казались сосредоточием всей мировой скорби. Его застывшее лицо безмолвно кричало о вине и сожалело, что в следующий миг придется забрать жизнь сестры лучшего друга, жизнь восьмилетнего ребенка.

Не уничтожь этот человек мой клан, то я бы даже могла его пожалеть. Но сегодняшняя ночь не располагает к всепрощению. Мальчик отмер и стал приближаться ко мне. Разделяющее нас расстояние в прихожей было не более пары метров. Было видно, что он не может сходу так же хладнокровно убить меня, как других людей до этого момента.

Скольких ты сегодня убил, Итачи? Скольких еще убьешь? Многих. Но самое страшное ожидает тебя впереди. Тебе придется забрать жизни своих родителей. Пролить родную кровь. И самое главное: сможешь ли ты забрать жизнь самого любимого тобой на свете человека? Сможешь ли ты решиться на то, чтобы оборвать жизнь своего брата, если уже сейчас, наткнувшись на мой изучающий взгляд, засомневался?

Ответы на вопросы, которые ты сегодня получишь, навсегда изменят тебя и всю твою жизнь. Она уже изменилась, когда ты принял для себя решение сохранить мир подобным образом. Уничтожить целый клан... СВОЙ клан во благо чего? Деревни? Её прогнивших идеалов? Или во имя проклятой Воли Огня, которой нас — детей, кормили с пеленок?

Тогда, давно, когда я умерла в той жизни, я оставила клан могущественной военной машиной, способной противостоять союзу нескольких кланов. Такое положение сохранялось столетиями, пока два человека не решились изменить мир. Нарушить устоявшиеся реалии, нарушить постулаты этого мира и основали эти никчемные деревни. Зарождения этих деревень ознаменовало кончину нашего клана. Увядание идеалов, гордости, размытие понятий о чести — вот к чему привело так называемое объединение. Вот к чему привело поражение...

И сейчас один мальчик, чьи идеалы извращены, тот, кому затуманили разум лживыми словами о том, что деревня превыше всего: превыше Клана, друзей, мечты, выше своей семьи. Решил сохранить мир, в этой проклятой деревне, выбрав самый кровавый и тяжелый способ.

Когда все это закончится, ты останешься один на один с миром, со своими кошмарами, грехами и бесконечной болью... Болью и одиночеством.

Но даже так, я уверена, что ты все равно будешь служить деревне. Будешь считать своими идеалами идеалы деревни. Ядовитые слова старика, разъевшие душу, всегда будут сопровождать тебя и давать иллюзию того, что выбор оказался правильным.

Наш клан считали проклятым, а наши глаза заклеймили демоническими. Но до этого момента не было никакого проклятия. Но с сегодняшнего дня им являешься ты. И сила, которую ты получил совсем недавно, является твоим бичом. Проклятьем, которое однажды убьет тебя. И смерть твоя будет страшна и мучительна.

Мальчик стоит в метре от меня, сжимая рукоять меча. Костяшки его пальцев побелели, а губы поджаты, но он решился. Взялся следовать своим убеждениям до конца. Потому стал медленно поднимать меч вверх, желая оборвать мою жизнь быстро и максимально безболезненно. Его губы шевелились, раз за разом тихо прося у меня прощение за то, что сейчас оборвет невинную жизнь.

Но...

Я не собираюсь сегодня умирать. Не собираюсь дать кануть в небытие нашему клану. МОЕМУ клану. Ради благополучия других жалких людишек. Ради тех, кто этого самого благополучия совершенно не достоин. Но я тебя разочарую — сегодня тебе не забрать мою жизнь!

Смежив веки, на секунду, отрешаюсь от мира, чтобы всеми фибрами души почувствовать отчаяние, неподъемным грузом рухнувшее на плечи мальчика напротив меня. Удалось уловить еле слышимое последнее «прости», и следом начавшее опускаться на меня лезвие меча.

Открываю глаза. Мир приобрел больше красок, стал более четким, понятным и предсказуемым. Тьма отступила, дав сполна насладиться изумлением, на мгновение проступившим на лице Итачи.

Катана, все это время покоившийся у меня на коленях, зажила своей жизнью. Клинок, нацеленный на мою шею, отводится в сторону, разбивая на щепки тумбу, а затем я последующим движением пытаюсь уколоть противника в грудь.

Однако я бы удивилась, дай он мне себя убить столь просто. В последний момент он успевает разорвать дистанцию и острие моего меча успело всего лишь вспороло его серый защитный жилет.

Непонимание, изумление, отчаяние и начинающая зарождаться паника — эмоции, которые калейдоскопом сейчас сменялись у мальчика на лице.

— Как? — прошептал он.

Но я не стала ему отвечать. Нет нужды говорить с тем, кто мгновение назад попытался забрать мою жизнь. С тем, кто впоследствии взломает барьер в соседней комнате, за которым укрыты мои братья, и убьет их. С тем, кто, взвалив на себя ответственность за еще три забранных жизни, пойдет совершать самый страшный поступок в своей жизни.

— Шисуи не говорил, что у тебя пробужден шаринган, — он с изумлением, абсолютно не страшась, смотрел в мои глаза и затем, с нотками недоверия в голосе, прошептал одними губами:

— Три томоэ. Как? — повторил он свой вопрос, вставая в стойку и собираясь закончить начатое, как можно быстрее. Ведь времени все меньше и меньше, а ведь вскоре должны появиться шавки верхушки деревни.

Молчу. Томоэ в моих глазах лениво вращаются, наблюдая за напряженным до предела Итачи. Спустя мгновение зеркально повторяю его стойку, взяв катану в обе руки и опустив острие меча к земле. Выжидаю. Не спешу. Я ребенок. У меня куда меньше физической силы и меньше скорость. Лишь частично я могу нивелировать это при помощи чакры, запасы которой и так не велики. И против мальчика-вундеркинда этого может не хватить. Даже моего колоссального опыта может оказаться мало. Поэтому надо тянуть время. Он не может позволить себе задерживаться здесь. Он не успел сделать самого главного...

Секунды тягучи шли одна за другой, никто не шевелился и лишь наблюдал за своим противником. Мы оба понимали, что пространства в прихожей мало, из-за чего арсенал используемых для схватки средств значительно сокращается. Но это его не останавливает, он начинает двигаться первым, и ему ничего не остается кроме как двигаться на меня в лоб. От первого росчерка меча я плавным шагом отхожу назад. Пригибаюсь, пропуская над головой следующий удар. Парирую третий удар, вынуждая его подойти ко мне практически вплотную. И, когда он пытается приблизить острие своего меча к моему горлу, сама начинаю атаковать.

Шаг влево, выгибаю кисти и наношу по нему диагональный удар снизу вверх. От него он без труда отходит и заводит меч за спину, готовясь к контрудару, с целью закончить этот бой одним решительным ударом. Я это вижу. Чувствую, что если попытаюсь достать его сейчас, то непременно умру. Потому, вместо сближения с последующей атакой, делаю шаг в сторону, пригибаюсь и наношу размашистый удар, целясь в вооруженную руку.

Ему приходится принять мою катану на свой меч. По дому во все стороны разносится противный металлический лязг, а сноп искр на пару мгновений осветил прихожую.

Дальше пошел обмен ударами и прощупывание обороны друг друга. Он был стремителен, быстр, а его глаза идеально предсказывали возможное направление моей следующей атаки. Я же в свою очередь на реакцию тоже не жаловалась. Его попытки сблизиться и подавить превосходством в физической силе пресекались хитрыми выпадами и финтами. Детскому телу, особенно по-девичье гибкому, много места не надо. Потому я часто подныривала под его удары, обходила с разных сторон, делала обманные движения и в конечном итоге он стал спешить. И, как следствие, ошибаться. Эти ошибки еле заметны и практически никак не влияют на рисунок боя для обычного шиноби... Но я не обычная, и будь чуть старше, он был бы уже мертв.

Наша схватка длится уже около пяти минут. Он спешил, но не мог меня подловить. Начинал паниковать, а я же стала выдыхаться. Хоть для каждого движения и удара я использовала столько чакры, сколько было необходимо именно в тот момент и ни каплей больше, но мой скромный резерв не располагает к долгим схваткам с противником подобного уровня. В который раз в голове проскальзывают мысли о том, насколько же мне жаль, что этот гений выбрал не тот путь. Досадно, что он оступился.

Но не это сейчас важно...

Выжидаю момент. Ухожу от вертикального взмаха и замечаю, что он согнул ногу в колене чуть больше, чем нужно. Вот оно. Прежде, чем он сменил позицию для нанесения следующего удара из связки, я резко прильнула к нему и ударом колена смогла немного сбить его баланс. Хотелось бы большего, но и этого на данный момент хватит с излишком.

Напрягаю все мышцы тела. Разгоняю по каналам чакру и начинаю наносить удар за ударом. Удар за ударом. Снизу. Сверху. Справа и слева. Не даю ему и намека на окно между атаками для контрудара. Под моим напором он вынужден полностью уйти в оборону и медленно пятиться к выходу.

Тело начинает болеть, глаза слезятся, а громкий звон от столкновения стали оглушал. Отвлечься даже на секунду — непозволительная роскошь.

Потому как это может кончиться для меня фатально. Но осталось совсем немного. Вот мы с ним уже на пороге дома.

Пора.

Еще больше чакры. Припадаю к земле и практически из положения лежа наношу самый сильный удар, на который способна. Свист воздуха. Громкий звон, сноп искр и мой противник отлетает назад на пару метров из-за моего удара, который ему пришлось принять на свой меч.

Итачи отскакивает назад давая себе больше пространства для маневра, понимая, что в замкнутых пространствах у меня преимущество. Стоя посреди дороги и тяжело дыша, он прожигал меня суровым взглядом. Я же стою ровно напротив него с подготовленным для дальнейшего действа клинком. Мне осталось продержаться всего ничего, и ему ничего не останется, кроме как отступить. Чакры мало. Сил почти нет. Но сдаваться я не намереваюсь.

Однако моему противнику наше противостояние осточертело — в его глазах три томоэ исказились и преобразовались в рисунок похожий на закрученный трехлучевой сюрикен. Тело против воли напряглось, а в разум начала проникать паника. Решил применить на мне Мангекье, Итачи? Плохо. Все становится намного сложнее.

Опускаю глаза, стараясь не встречаться взглядом с его Мангекье Шаринганом. Начинаю всматриваться в поток его чакры, готовая в любой момент ответить на пока что непонятные особенности его глаз. Какие способности у его глаз? Что он может на мне применить? Аматерасу? Пространственные техники? Манипуляции чакрой или предметами на расстоянии? Или же это будет Высшее гендзюцу? Не знаю. Следует быть готовой ко всему.

Итачи явно не волновали мои панические размышления о его возможностях. Он напружинился, уже готовый продолжить бой, но тут появилось новое лицо, которое вышло из-за угла дома, встало посреди улицы, скрестило руки на груди и выжидающе посмотрело на моего оппонента. Этим лицом был нынешний глава клана — Учиха Фугаку.

Он мазнул по мне взглядом, лишь на секунду остановившись на моих глазах, а затем полностью обратился к своему сыну.

— Итачи, зачем ты устроил эту бойню. Таким вот методом ты решил показать мне иное будущее, отличающееся от того, о котором я говорил?

Итачи посмотрел на меня, проверяя: не собираюсь ли я нападать на него в этот момент. Однако пока он отвлекся на своего отца, я уже отступила к входу в дом и стала ждать дальнейшее развитие событий.

Он встал ко мне боком и, сверкнув Мангекье, бросил отцу, как ему показалось, уверенный ответ:

— Именно.

Но я чувствовала, что его стал охватывать страх. И не удивительно. В глазах Фугаку тоже алел Мангекье. В случае прямого столкновения я ставлю на главу... но что-то мне подсказывало, что драться за свой клан никто не собирался. Остается только сокрушенно качать головой и сетовать на то, что клан измельчал.

Сплевываю на землю и смеряю обоих презрительным взглядом, пока они с помощью гендзюцу обменивались видениями.

— Таким я вижу будущее нашего клана, — изрек Итачи спустя несколько десятков секунд, попутно прожигая отца взглядом.

— Понятно... Значит Саске... — Фугаку нахмурился, спустя пару секунд кивнул своим мыслям и погасил шаринган, чтобы затем с хлопком превратиться в дым. Техника? Клон?

— Теневой клон? — вторил моим мыслям Итачи, а затем стал усиленно стирать рукавом кровь с лица, что-то бубня себе под нос.

Я же, пока была возможность, сконцентрировалась и пыталась восполнить столько чакры, сколько могла. Даже решила рискнуть и начала вбирать в себя крохи природной энергии, разлагая ее в своем Очаге на составляющие, тем самым конвертируя в обычную чакру.

Вот он закончил и его внимание вновь полностью сосредоточилось на мне.

— Иди, думаю, не стоит заставлять отца ждать, — впервые заговорила я с ним, при этом приготовилась в случае чего вновь отражать его атаки.

— Прости меня, — хрипло сказал он, убирая меч в ножны за правым плечом. — Прости за все. Я... Я сейчас не смогу... Я поговорю с Данзо, чтобы он не трогал вас, как и Саске.

Я усмехнулась и опустила клинок.

— И ты думаешь, слова тринадцатилетнего пацана, который только что уничтожил практически весь свой клан, будут что-то значить для этого ублюдка?

— У меня есть на что надавить, — сказал он.

Итачи повернулся ко мне спиной и стал концентрировать чакру. И, прежде чем уйти шуншином, бросил мне:

— Пожалуйста, пригляди за Саске.

Листья все еще опускались на землю, а я стояла у входа и, задрав голову к небу, взирала на луну.

— Как символично, что сегодня она имеет красный оттенок.

* * *

После того, как он закончил с родителями и Саске, Итачи переместился на покатую, черепичную крышу самой высокой башни в скрытом селении. Он назначил для встречи со своим сообщником именно это место, чтобы напоследок сполна насладиться развернувшейся перед ним панорамой Конохи. Раздираемый бесконечным чувством вины, полностью разбитый, он впитывал в себя образы любимой деревни, потому как вскоре он на очень долгое время ее покинет. В этой деревне он оставляет не только свое прошлое, но и будущее...

Саске. Его маленький, любимый, глупенький брат. Он оставляет его тут практически одного. И Итачи опасался, что Данзо не сдержит своего слова и все же покусится на жизни Саске, Ясу-чан и ее братьев. В этом случае ему придется воплотить в жизнь свою угрозу и передать другим деревням конфиденциальные и секретные материалы по Конохагакуре но Сато, чего, естественно, ему делать не хотелось бы.

Опасения Итачи появились не на ровном месте. Изначально договор с Данзо заключался в сохранении жизни только одного Саске. Но после сделанного дела Итачи находит его на улице кланового квартала посреди сваленных там тел и заявляет, что помимо Саске в живых осталось еще три ребенка, и что отныне договор распространяется и на них тоже. Данзо был не доволен, и он был готов пойти и уничтожить неученый фактор. Тогда-то Итачи и пригрозил ему. И Данзо нехотя, но согласился... Но он проконтролирует все немного позже, сейчас же его уже ждали.

— Ты закончил? — отвлек от горьких мыслей грубый, глухой, из-за оранжевой одноглазой маски с черными полосами, голос.

Этот человек, который помог Итачи уничтожить свой собственный клан, называл себя не иначе как Учиха Мадара. Итачи не верил в это, но все же решился найти этого человека и попросить о помощи. И договорился о том, что он помогает уничтожить Учиха Ичизоку, а взамен «Мадара» отказывается от мысли как-либо вредить деревне.

— Да, — коротко ответил Итачи.

— Тогда уходим? — спросил он, поворачиваясь к собеседнику, вглядываясь в лицо Итачи одним единственно видимым глазом, в котором сейчас вращался вращались три томоэ шарингана.

— Я догоню. Мне еще надо кое с кем поговорить.

— Хорошо. Не затягивай с этим, — сказал «Мадара» и стал исчезать, затягивая сам себя в образовавшуюся в пространстве воронку.

Как только Итачи остался один, он прикрыл лицо ладонями и рухнул на колени.

Ему больно. Больно не телом, а душой. А еще тяжело, тяжело осознавать все то, что его ожидает в дальнейшем. Но Итачи не собирался жаловаться на судьбу. Он все для себя уже решил...

Он станет тем, на ком сосредоточится вся ненависть деревни. Честь клана останется незапятнанной. Никто не назовет Учиха кланом предателей. Он станет ориентиром для брата. Желание отомстить Итачи станет для Саске стимулом развиваться. А Саске, в свою очередь, станет для Итачи... палачом.

Да. За свои грехи надо отвечать...

Итачи как мог, попытался успокоиться. Встал, бросил последний взгляд на деревню и исчез в вихре листьев.

* * *

Вернувшись в дом, я первым делом нашла в углу ножны от катаны. Спрятав клинок в ножны, я с шипением из-за боли в перенапряженных мышцах повесила их за спину так, чтобы рукоятка меча выглядывала из-за правого плеча. Тяжело вздыхаю и поправляю челку. Сегодня определенно не мой день. Тяжелый, кровавый, и кто знает, что будет впереди. Что решит для себя эта мумия и внемлет ли она угрозам мальчика? Биджу его знает, однако полагаться на случай не в моих правилах. Я подготовилась заранее.

Мои подозрения по поводу подобного исхода событий появились еще за месяц до сегодняшнего дня. Странно тяжелая атмосфера, мрачные лица и нервные натянутые улыбки показывали, что обстановка в клане накаляется. Даже на фоне подобной картины сын главы клана — Итачи — умудрился выделиться. Он и раньше казался мне не от мира сего, но с каждым днем он становился все дерганее, пока не случилось то, что случилось. Мой старший брат Шисуи «самоубился», оставив после себя записку, что якобы он не желает терпеть подобную обстановку в клане.

Глупость. Шисуи не тот человек, что при малейшей проблеме кидается с обрыва. Я более чем уверенна, что ему помогли «самоубиться»... и это не обязательно Итачи. Что бы он о себе не думал, какие бы мысли не одолевали его, но поднять руку на своего единственного друга он не смог бы. По крайней мере, не ради силы.

Могу предположить, что Итачи стал свидетелем момента смерти Шисуи, что и пробудило его Мангекье. А те, кто истинно повинен в смерти брата, сейчас уже входят на территорию кланового квартала и... вырывают глаза у трупов.

Останавливаюсь у седзи, ведущую в гостиную, где сейчас под барьером спят мои младшие братья и стискиваю зубы.

Ублюдки. Мало того, что из-за вас мальчик покромсал свой клан, так вы еще и на наши глаза позарились.

Чуть отодвигаю седзи и заглядываю в помещение. Барьер, отсвечивающий оранжевым, все так же мирно гудел, а внутри, погруженные в глубокий сон, находились мои братья. Джун и Тоши — последняя надежда клана на возрождение былого величия. Почему последняя? Да тут все более-менее очевидно.

Если я правильно интерпретировала короткий разговор отца и сына, то Саске останется жить. Но, что-то мне подсказывало, что ему будет не до восстановления клана. Я видела его несколько раз. Надменен, считает что раз он сын главы клана и что его брат гений, которых еще свет не видывал, то ему можно смотреть свысока на всех. Даже на членов собственного клана. Он смотрел так же и на меня, даже не смотря на то, что я приходилась внучкой предыдущему главе клана — Учихи Кагами, а после и старейшины клана... В общем, кто знает, как на все произошедшее сегодня отреагирует мелкий Учиха, но надеяться на него... Нет, я, конечно же, пригляжу за ним. Посмотрю, на что он годится, и может быть, когда мне не придется скрывать свои знания, начну его обучать.

Но все это события скорого будущего. Сейчас же мне надо позаботиться о телах своих родителей, чтобы они не стали теми, кого преподнесут Данзо и Хокаге с глазами нашего клана на блюдечке с... чем? Вроде бы на блюдечке с голубой каемочкой?

Прикрываю седзи, разворачиваюсь и направляюсь обратно к выходу.

Эх. Сейчас у меня такой сумбур в голове. Смешивание нескольких жизней, подмена понятий и целей в жизни... О чем это я? Ну, так я вспомнила свою прошлую жизнь далеко не сразу. Мне, помнится, тогда шесть лет было, когда я упала с дерева и сильно ударилась головой об торчащий из земли корень. Нет, я ни в коем случае не умерла или что-то в этом роде. Просто сотрясение мозга и кома на пару дней пробудила воспоминания моей души. И из прошлых жизней я помню, что считается, будто осознав себя в новом теле, ты ассимилируешь новые воспоминания буквально за пару дней, максимум за месяц, а потом живешь, как ни в чем не бывало. Однако, даже не смотря на то, что детский организм и разум гибок, это не значит, что опыт предыдущих жизней усвоится за один присест.

Первые полгода у меня были жуткие мигрени. Потом еще около четырех месяцев у меня просто болела голова и иногда было сильное головокружение, вплоть до потери в пространстве. Самое жуткое, что меня часто тошнило...

Зато после этого голова болела еле заметно, но на смену пришел этот самый сумбур в голове. Мне иногда казалось, что я думаю двумя голосами, а мысли текли параллельно двумя-тремя потоками, что, конечно же, не облегчало мне жизнь. Приходилось тщательно вычленять нужные именно в этой ситуации мысли, подбирать слова так, чтобы не навести на себя подозрения. В общем — было сложно. И даже сейчас я часто замечаю за собой, что думаю об одном, но говорю о другом, или лучше сказать — по-другому? Ну, в смысле, что говорю я вроде о тех же вещах, но в другом ключе. Странно и неприятно.

Вот я вышла на улицу. Луна все еще была высоко в небе. Вдоль всей улицы были раскиданы трупы моих соклановцев. Тела родителей лежали возле ограды с кунаями в сердцах. Подойдя к ним, я всмотрелась в их умиротворенные лица.

— Спасибо Итачи за то, что убил их быстро, что они даже не успели понять суть происходящего, — тихо, дрожащим голосом сказала я, запечатлевая шаринганом образы родителей в свою память.

Сейчас, смотря на них, хочется упасть на колени, прижаться к бездыханному телу отца, обнять мать и заплакать. Сердце сдавило тисками, а руки заметно дрожали.

Да я помню свои прошлые жизни, но это не значит, что я резко перестала быть ребенком. Я осознаю эту жизнь, как единственно верную. А то — лишь голый опыт. Без эмоций. Те жизни воспринимаются мной как очень информативные сны, которые, тем не менее, стали неотъемлемой частью меня. Но я, как "Ребенок", очень хочу отдаться той бесконечной грусти, которая сейчас меня охватывает, отдаться на волю чувствам...

Но повзрослевший разум одолевает чувства и в дело вступает холодный расчет.

Я села на колени перед головой отца. Как бы мне не было больно и стыдно, но то, что я собираюсь сделать — необходимо. Набираю побольше воздуха в груди и размеренно выдыхаю, успокаивая нервы. Мне НУЖНО это сделать...

Касаюсь своего левого запястья и направляю в него чакру. На коже тут же проступили черные линии, сложившиеся в хитрую печать. Указательным пальцем касаюсь центра печати и направляю чакру уже туда. Короткий мысленный импульс, и в моей руке оказалась стеклянная баночка с зеленоватым раствором. Что ж... Начнем.

Поднимаю правое веко отца. В этот момент мне показалось, будто он смотрел на меня осуждающе своим остекленевшим взглядом. Глаза против воли заполнились слезами. Плача тихо и безостановочно, я вырвала у отца сначала один глаз, а после некоторого промедления и второй. С тихим всплеском один за другим глаза оказались в баночке. Самое трудное было закрутить крышку. Руки ходили ходуном, глаза заволокло пеленой. Нос забился, а в горле стоял ком, но руки продолжали хладнокровно делать свое дело.

Убрав баночку с глазами обратно в печать, я через силу встала и на негнущихся ногах подошла к телу матери. Ее шаринган был пробужден не полностью, всего два томоэ. Но даже так я не собираюсь отдавать их деревне. Завожу руку за спину, хватаюсь за рукоятку и неуклюже обнажаю клинок. Острие остановилось напротив правой глазницы. Лезвие тряслось, но, пересилив себя, я все же смогла погрузить острие в глаз, тем самым уничтожая его. Затем последовал второй...

Ками-сама, что же я делаю...

Правой ноге стало тепло, а штаны потемнели... Я противна сама себе. Ужасна настолько, что, даже не смотря на хваленные прожитые жизни, вытворяю подобное с родными... Но я не могу позволить наследству моего клана попасть в чужие руки... По крайней мере, глаза своих родителей я никому не отдам.

Вытираю кровь с клинка об траву. Кровь на руках смою потом. Убрав катану обратно в ножны, уже было хотела попытаться оттащить тела родителей ближе к дому, как почувствовала гостей.

И эти гости решили, что раз сегодня клан Учиха практически полностью уничтожен, то можно лезть в архивы моего дедушки.

Следящие печати показывают, что в наш большой дом проникли со стороны заднего двора и эти четыре человека ломятся в запечатанную комнату...

Замечательно. Просто замечательно. Меня переполняет гнев, и мне остается надеяться, что я смогу чуть успокоиться, прикончив этих ублюдков... Как? Ну не лично сама, хотя это было бы предпочтительней. Но после боя с Итачи все мышцы ныли, а Очаг, в связи с экстренным восполнением запасов чакры, был нестабилен. Однако это не помешает мне активировать ранее заложенные взрывные печати.

Бросаю последний взгляд на родителей и возвращаюсь в дом под защиту стен. Снимаю со спины ножны и приставляю их к стене, а сама сажусь на пол и подгибаю под себя ноги. Концентрируюсь. Тянусь к отпечаткам своей чакры оставленных на взрывных печатях. Ищу те, что мне нужны, ориентируясь на данные, что дают мне следящие печати. А гости все возятся, но будь на архиве старая защита, то вероятно они бы уже находились внутри. Но не судьба. Так как накануне всю защиту обновляла я сама. Конечно, это не барьеры Красноволосых дьяволов, но тоже очень даже хороши.

Нужные печати найдены. На всякий случай проверяю все следящие печати. Получилось, что сейчас по всему клановому кварталу во все стороны распространяются шиноби, ища выживших, и, кажется, сам третий решил зайти в гости. Ну, будем надеяться, что они будут тут после салюта.

Концентрация, складываю руками печать дракона. Выбираю нужные печати. Посылаю импульс чакры. Гости заметили это и зашевелились, хотели сбежать, но мои печати с коротким фитилем...

Взрыв сотрясает дом и немного оглушает. Помещения заполнились дымом. Бумажные стены его не очень хорошо сдерживают. Стоит покинуть дом, пока я тут не задохнулась. За братьев я не волнуюсь, так как их барьер отфильтрует все ненужные примеси из воздуха.

Выхожу на улицу и в следующий миг приходится откатиться в строну, затем отпрыгнуть и пропустить рядом с телом несколько брошенных в меня сюрикенов.

Наблюдатель, который до этого оставался для меня невидимым, спрыгнул с крыши на землю прямо передо мной. Пятый гость? Не важно. Сейчас он явно намеревался от меня избавиться, а из оружия у меня ничего нет, так как катана все также стояла прислоненная к стене в прихожей. Плохо.

Но есть вариант.

Вновь активирую шаринган, на что мой противник практически никак не отреагировал, только двигаться стал чуть осторожнее, покуда приближался ко мне. Я же в свою очередь медленно пятилась к выходу со двора, настороженно смотря на своего оппонента. Сюда вскоре прибудут свидетели, и он это понимает. Поэтому в следующее мгновение он буквально растворился в воздухе, чтобы появиться у меня над головой. Он попытался пронзить меня клинком и прибить к земле, но я ушла перекатом и с низкого старта рванула к телу своего отца. Враг следовал за мной.

Он взмахнул мечом и практически достал меня. Алая полоса, расчертившая мою спину — не считается... Надеюсь, что клинок не отравлен. Парень в балахоне и белой обезличенной фарфоровой маске попытался насадить меня на меч, но встретился с выставленным перед собой кунаем, который я вырвала из груди отца.

Не люблю короткое оружие, но за неимением выбора приходится защищаться тем, что есть. Он о-о-очень спешил, поэтому против меня никаких финтов не применял. Все его атаки были рассчитаны оборвать мою жизнь или же призваны максимально облегчить задачу в этом. И если так продолжится, то у него это вскоре получится. Правая рука начала неметь, а костяшки побелели от того, что я всеми силами старалась удержать кунай в руке, потому как атаки взрослого человека каждый раз грозились выбить кунай из моих ослабевших пальцев.

Нет, так дело не пойдет.

В небольшом просвете между атаками мне удается отклониться от его бокового удара и сместиться чуть в сторону, вынуждая его довернуть корпус для того, чтобы его следующая атака дотянулась до меня. Вот клинок опускается мне на голову, но, не пройдя и половины расстояния до цели, встречается с моим кунаем. Отводя его меч в сторону, сама делаю шаг на встречу, подпрыгиваю и, крутанувшись вокруг своей оси, наношу усиленный чакрой удар ногой ему в лицо.

Как и я думала, это должно было его ошеломить, но что-то пошло не так, и в следующее мгновение понимаю, что он собирается меня ударить. Вижу, но отреагировать не успеваю. В мой живот впечатывают ногу. Я отлетаю назад, проламываю спиной деревянное ограждение, качусь по земле и останавливаюсь лишь тогда, когда врезаюсь спиной в забор на противоположной стороне улицы, попутно сильно ударившись затылком.

Из груди выбило весь воздух, голова нещадно гудела, а из глаз полились слезы. Как же мне больно... Больно! Ну, все, ты попал!

На одной лишь силе ярости вскакиваю на ноги, мой враг уже вылез через пролом и на полной скорости бежал ко мне с намерением добить. Хотелось бы посмотреть на его лицо, когда вместо бессознательной девчонки он увидел стоящую на ногах меня, только-только закончившую складывать ручные печати.

Подношу ко рту вытянутые безымянный и указательный пальцы и на выдохе кричу:

— Катон: Великий огненный шар!

Струя воздуха чуть на отдалении от моих губ переходит в пламя, которое, преобразовавшись в идеальную сферу, стремительно полетела в моего врага. Ему ничего не оставалось делать, кроме как попытаться увернуться. Я знаю это, и мне остается лишь предугадать с какой стороны он обойдет мою технику... Справа.

Рывок. Вижу, как из-за шара возле меня выскакивает противник. Ловлю его безэмоциональный взгляд и сверкаю шаринганом, погружая его в гендзюцу.

Это победа! Пытаюсь совершить рывок к противнику, но тут моя опорная нога подгибается и вместо рывка я покатилась по земле! Да еще и взрыв от моей техники, врезавшейся в забор, сбил траекторию моего движения и оглушил...

Так просто я не сдамся! Свое хаотичное катание в пыли я перевела в перекат. И пока мой противник не развеял гендзюцу, на выходе из переката наношу ему размашистый удар в колено, рассекая коленную чашечку.

Боль развеяла гендзюцу. Впервые он подал голос, глухо зарычав от боли. Погоди! Сейчас я тебя добью! Вскакиваю и пытаюсь зайти ему за спину. Он пытается поспеть за мной и достать мечом, но благодаря шарингану избегаю векторы его возможных атак и спокойно его обхожу.

Вот она! Беззащитная шея! Поудобнее перехватываю кунай и целюсь в нее, дабы прервать жизнь этого ублюдка... но пришлось отскочить назад, так как между нами пролетел горящий кунай.

Разрываю дистанцию и по иронии судьбы вновь оказываюсь у входа во двор моего дома. Справа от меня горел забор, земля и тела моих родителей... Техника их задела...

Перестаралась...

Первым порывом было забить на новых противников и броситься тушить тела, но логика напрочь зарубила в корне эту идею, заставляя оставаться на месте... Я начинаю ненавидеть себя.

Выискиваю взглядом новых противников и нахожу их совсем не далеко. Тройка АНБУ в серых жилетах и масках. Настороженны. Смотрят за мной и за моим недобитком.

Я не знаю, что от них ожидать. Не знаю, что они сделают в следующую секунду. Потому я не собираюсь расслабляться и с облегченным вздохом бросаться к ним обниматься. Как раз все наоборот.

Собираю все свои оставшиеся силы и встаю в стойку смотря на врагов из-под бровей. Только теперь я заметила, что у одного из АНБУ в левой глазнице сверкал алым шаринган... Ублюдок, уже успел себе пересадить глаз.. Или это произошло до этого? Не важно! Только подойди и я вспорю тебе глотку!

Но как ни странно нападать никто не спешил. Ублюдок с шариганом с высоты крыши больше следил за застывшим в одной позе масочником, а два других спустились на землю. Они стали подходить к каждому телу проверяя их пульс, но судя по тому, как они удрученно качают головами, смотря на их поникшие плечи, становилось понятно — выживших нет. Оно и удивительно...

Никто, кроме меня, не сопротивлялся Итачи. Все боеспособные члены кланы сегодня находились в полицейском участке. Наверняка, такие же, как этот, и еще четыре дохлых ублюдка, позаботились о них. Получается, из всего клана выжило только четыре человека? Ужасно. Невольно покосилась на обуглившиеся под воздействием огня тела моих родителей, мысленно прося у них прощение и моля Шинигами, чтобы их души попали в Чистый мир без проблем.

Спустя пару минут к нам по крышам припрыгало еще с десяток человек. Все поголовно в серых жилетах и масках похожих на какое-либо животное. Часть из них стали помогать осматривать тела, остальные остановились в пяти метрах от меня. Двое из них тут же попытались приблизиться ко мне, но я напружинилась и приготовилась напасть на них, сделай они хоть еще шаг. Естественно я предупредила их об этом взглядом, незаметно погрузив одного из них в гендзюцу... так, на всякий случай. В случае чего — если они на меня нападут, этот парень после краткого импульса чакры с моей стороны убьет одного из своих товарищей, будучи уверенный, что атакует шпиона.

Они так и остались стоять напротив, опасливо поглядывая из-за своих масок. Остальные окружили безликого не пытаясь ему как-либо помочь. И я, кажется, поняла почему. Видимо, если кто-то из других кланов узнает, что во всем этом кровопролитии как-то замешан Данзо и его шавки, то это выльется в скандал колоссальных масштабов. И, конечно же, где это видано, что в твоем собственном доме, тебя убивает собственное же правительство. А этот парень стал живым свидетельством политического краха деревни. Не думаю, что жить ему осталось долго.

Немыслимо! Хе-хе, и покончить с собой он не сможет, так как это в большей мере докажет его причастность к сегодняшней бойне. А что будет, когда они найдут еще четыре трупа у нас в доме... Хе-хе-хе.

Меня опять начинает трясти, а еще я ели сдерживаюсь, чтобы не начать нервно хихикать под перекрестными взглядами этих АНБУшников.

Но наконец-то этот балаган закончился. Пока я стояла и не подпускала к себе и к своему дому этих АНБУ, появился Третий Хокаге собственной персоной. Он хмуро осмотрел улицу, залитую кровью и заваленную телами, а после сосредоточил свое внимание на мне. Я же удостоила его только мимолетным взглядом, продолжая наблюдать за теми, кто, не шелохнувшись, стоял передо мной.

Хокаге направился ко мне и остановился ровно на таком же расстоянии, как и его подчиненные. Он смотрел на меня взглядом, в котором читалось сожаление пополам с раздражением, но оно не было адресовано мне.

— Девочка, почему ты наставила оружие на этих людей? Они не желают тебе зла. Они просто хотят помочь тебе, — заговорил он со мной, вглядываясь в мои глаза абсолютно не боясь того, что я могу погрузить его в гендзюцу... И правильно делает, в моем нынешнем состоянии с таким зубром незаметно ничего сделать не получится. Эх... А еще меня после его слов все-таки пробило на нервное «хи-хи».

Сначала я затряслась в беззвучном смехе. После послышались судорожные всхлипы, а затем я засмеялась сначала в ладошку, а потом и во все горло, запрокинув голову. Кунай выпал из дрожащих рук на землю, и я сама тут же последовала за ним, упав на колени. Смех плавно перетек в истерику...

Разумом я понимаю, что я делаю что-то не так, но вот телом... Уткнувшись лбом в землю, я вновь заплакала, громко, навзрыд, выпуская наружу все накопившиеся за последнее время нервное напряжение. Все тело мелко дрожало. Сердце болело.

Кто-то опустился на землю возле меня и, положив руку мне на спину, стал аккуратно водить ей вокруг ран. Затем что-то сделал с ней, убирая боль. После, этой же рукой, он стал успокаивающе поглаживать меня по спине, плавно переходя к голове, и нашептывал слова:

— Успокойся, все будет хорошо. Все уже позади...

* * *

— Благодарю тебя. Нам удалось избежать гражданской войны, — Третий Хокаге, вглядываясь куда-то в даль, сказал это припавшему на одно колено и уважительно склонившему голову Итачи. — И я сожалею, что не получилось достичь этого каким-либо другим способом.

— Извините, — хрипло сказал Итачи, сильнее склоняя голову.

— Это Я должен извиняться, — возразил ему Третий, все еще стоя к нему спиной. — Теперь тебя будут считать предателем, вырезавшим весь свой клан. За твою голову назначат существенную награду...

— Я понимаю.

Третий повернул голову, посмотрел на Итачи и серьезно спросил:

— Что будешь делать дальше?

— Я примкну к Акацуки и останусь с ними, соблюдая условия нашего договора... — Итачи поднял голову и посмотрел в глаза Хокаге. — Хирузен-сама, прошу вас — позаботьтесь о Саске... и о Ясу с ее братьями. Защитите их от Данзо.

Хокаге промолчал, но утвердительно кивнул.

Итачи склонил голову в последний раз и затем исчезает в шуншине. Он покидает деревню. Его ждет долгий и трудный путь, наполненный страданиями и одиночеством. Но он справится и не сломается. Он будет ждать. Ждать того момента, когда его брат придет за ним. Но это случится еще не скоро. А пока что Итачи поможет своей деревне и будет оберегать ее из тени всеми доступными ему средствами.