Упивающийся мщением (джен)

Уилл проснулся, но не мог ничего вспомнить… Прошлое — туман, настоящее — ловушка. Сначала ему показалось, что это другая больница, и его лечат от лихорадки; он даже спросил медсестру, можно ли навестить Джорджию Мэдхен. А когда за стерильным полумраком окна мелькнула тень, решил, что это доктор Лектер принёс куриный суп. Но тенью оказался один из охранников, стороживших дверь в палату. А доктор Лектер…

Джек навис над ним, как монолитная стена. Поджал губы, настороженно осмотрел лицо и тело в поисках каких-нибудь признаков болезни или безумия, затем его взгляд остановился на перевязанной руке.

— Ты меня подстрелил, — напомнил Уилл.

— Ты сбежал из тюрьмы, — резко напомнил Джек в ответ, давая понять, что извинений не будет. — Ты помнишь, как угонял машину неотложки?

На туманных задворках памяти сверкнули красно-синие огни, и Уилл кивнул, показывая, что, как и Джек, не раскаивается в содеянном:

— Я должен был узнать, кто он. Подражатель.

Джек скис. Понятно — надеялся, что такие разговоры исчезнут вместе с болезнью.

Уилл прекрасно осознавал, как прозвучат его слова, и особенно для Джека Кроуфорда, но правда была важнее. Голосом, вибрирующим от неуместной радости, он сообщил:

— И я его нашёл!

Джек вздохнул, видимо, решив дать ему шанс в память о прошлом:

— Подражателя?

— Это доктор Ганнибал Лектер.

Джек провёл рукой по лицу и ничего не ответил.

— Сам подумай! Мы посвящали его во все дела, раскрывали все подробности. Он хорошо разбирается в анатомии, потому что работал хирургом. Он был в Миннесоте. И… Лектер знал меня. Знал, что со мной происходило, и скрывал. Он играл нами с самого начала, играл тоб…

— Хватит! — Джек рявкнул так, что, казалось, вздрогнули стены. — Ты его похитил, угрожал оружием, а потом попытался убить. Радуйся, что он обвинений не выдвинул!

Уилл начал смеяться, пронзительно, почти истерично, и Джек отшатнулся.

— Слушай, Уилл, ты был очень болен и ещё не до конца оправился. Пусть врачи делают свою работу, а мы поговорим, когда твоя голова прояснится.

Уилл перестал смеяться.

— Моя голова яснее некуда. Яснее, чем в последние несколько месяцев. Я вырвался из-под тёплого крылышка доктора Лектера и теперь вижу всё.

— Ты убил пять человек, — тихо сказал Джек. — Я пытаюсь разобраться в происходящем, полагаясь на гипотезу… на безумную надежду, что ты не понимал, что делал. Но ты их убил, Уилл. Я не виню тебя в том, что ты не хочешь об этом думать, но доктор Лектер — достойный человек, и он чувствует, что подвёл тебя. Он просидел здесь всё время, пока ты был без сознания. — Тут Уилл невольно вздрогнул. — Не впутывай хотя бы его.

Уилл посмотрел на Джека пристальнее, представляя, как выглядит в его глазах: исхудалой бледной тенью на больничной койке. Он считает, что Уилл здесь из-за него — и дело тут было не только в ранении. Сейчас между ними стоял третий: почти зримое чувство вины Джека.

— Я прошу только одного, Джек, — прошептал он. — Просто проверь его для меня. Я даже не прошу мне верить, а всего только хочу, чтобы ты к нему присмотрелся.

Тот поглядел на него с сомнением, и Уилл добавил:

— Вспомни всё, что я сделал для тебя, всех, кого я поймал... Поймай одного и для меня — отплати хоть так.

* * *

Через две недели отсоединили капельницу, и Уилла объявили достаточно здоровым для перевозки. В этот раз обошлись без наручников: лишь привязали ремнями к каталке и погрузили в фургон, словно мебель. Через час он уже находился под опекой доктора Чилтона в Балтиморской лечебнице для душевнобольных преступников.

— Мистер Грэм, — протянул тот, кивнув везущим каталку санитарам. С их последней встречи он похудел килограмм на семь, а в маленьких глазках появилось ещё больше нервозности. — Вот мы наконец и встретимся!

* * *

Первые несколько дней Уилл в основном спал, в перерывах убеждая себя, что сон помогает ему выздоравливать. Уж лучше быть сонным, чем думать об этом месте, о том, почему он здесь — среди убийц, которых он поймал, чьими мыслями жил и дышал; даже сейчас их фантазии сочились сквозь решётки камеры.

Чилтон навещал его каждый день и жадно разглядывал, размахивая папкой с полным арсеналом психиатрических тестов. Не обращая внимания на его вопросы, Уилл лежал на своей койке, словно на столе в морге, и, закрыв глаза, уносился мыслями в Вулф Трап. Доктор поставил первый диагноз, и на следующий день вместе с завтраком санитар принёс Уиллу ципрамил, проследив спокойным, немигающим взглядом за тем, как он проглотил таблетку.

* * *

Вскоре его навестила огорчённая Алана. Уилл спросил, как продвигается расследование, но она не поняла, что он имеет в виду.

— Джек проверяет все улики, — ответила она нерешительно. — Опрашивают твоих соседей в Вулф Трап…

— Я не про себя! — раздражённо оборвал её Уилл. — Я знаю, что он ведёт моё дело. Что насчёт доктора Лектера?

Алана прикрыла глаза.

— Что ты имеешь в виду?

— Алана…

Подняв взгляд, она посмотрела на него неожиданно холодно.

— Ганнибал не виноват в том, что с тобой случилось, — начала она, и стало ясно, что речь отрепетирована заранее. — По крайней мере, не больше, чем Джек или я. Он нёс за тебя ответственность, но не смог помочь. Он… да, он должен был определить энцефалит, должен был заметить неврологические симптомы. Ганнибал чувствует себя ужасно из-за всего этого, Уилл... До сих пор не может оправиться после случившегося. Это был тяжёлый удар.

Уилл так быстро вскочил с койки, что Алана испуганно вздрогнула.

— Пожалуйста, скажи мне, что ты не остаёшься с ним наедине!

— Он был моим научным руководителем в университете, — сказала она просто.

Уилл запустил руки в волосы.

— Он убил Абигейл. Подбросил улики в мой дом, зная, что я буду слишком… слишком не в себе, чтобы понять, что происходит. И конечно, ты права — он не мог не заметить энцефалит, психиатр такого калибра, с его-то опытом в медицине… как он мог такое пропустить? Только если он не пропустил. Только если всё это время он прекрасно знал, что именно со мной не так, но делал всё, чтобы это скрыть. Неделями он отговаривал меня от сканирования мозга, а когда мы всё-таки его провели, убил моего невролога. Должно быть, доктор Сатклифф знал об энцефалите, знал и хотел рассказать мне, но Лектер не мог этого позволить, о нет, потому что тогда игра бы закончилась, а больше всего на свете он хочет играть в неё бесконечно. Сатклифф мог отобрать у Лектера его игрушки, и поэтому был убит. Да, — победно заключил Уилл, кивая сам себе, — вот, как всё и произошло.

Алана продолжала просто смотреть на него.

Всё его торжество сошло на нет.

— Ты мне не веришь.

— Я верю в тебя. Ты ведь понимаешь, как думают другие люди, Уилл. Тебе просто нужно направить всю твою проницательность и восприимчивость на самого себя. Тогда ты поймёшь, почему придумал всё это, почему твои заблуждения для тебя удобнее, чем реальность.

Он покачал головой:

— Это не заблуждения.

— Я знаю Ганнибала. Он не способен на всё то, в чём ты его обвиняешь.

Уилл взглянул на её застывшее, упрямое лицо. Вот она, проблема Аланы: её надрывающая сердце преданность.

— Значит, ты знаешь его не так хорошо, как думаешь.

После этого она отказалась обсуждать Ганнибала, и говорила лишь о Джеке, о ходе расследования, о том, что надо найти хорошего адвоката, который бы разбирался в законах, связанных с психическими заболеваниями. Уилл спрашивал о собаках, давал советы по их кормлению и уходу. Поцелуй они тоже не обсуждали, что отравляло беседу так же, как и незримое присутствие Ганнибала.

* * *

Поговорить о Ганнибале Лектере было не с кем, поэтому Уилл начал выстраивать дело у себя в уме, медленно и методично. Часами он неподвижно сидел на койке, уставившись прямо перед собой и сложив ладони будто в молитве.

Взмах маятника.

Он — Ганнибал Лектер, он обращается с трупами с теми же тщательностью и вкусом, с какими разговаривает, одевается, работает и готовит еду. Кэсси Бойл, насажена на рога отрубленной оленьей головы и оставлена в поле, словно шведский стол для ворон. Марисса Шур — распята в хижине специально для Абигейл. Доктор Сатклифф, изуродован до неузнаваемости: на лице даже не Улыбка Глазго, а скорее, Крик Глазго. Джорджия Мэдхен — изобретательно уничтожена в собственном стеклянном гробу. И Абигейл… бог знает, что стало с Абигейл. Ганнибал заимствует и улучшает чужие методы, с точностью учёного, с артистичностью художника. Да, художник — подходящее слово, потому что он творит для публики. Для своего единственного зрителя, Уилла Грэма. Один лишь Уилл обладает способностью видеть и понимать убийцу. Ему просто, так просто понимать Ганнибала Лектера, и становится только проще с каждым новым взмахом маятника, с каждым медленно тлеющим днём.

Чилтон предположил, что Уилл страдает кататонией.