Упивающийся мщением (джен)

Барни вернулся через два часа, перед самым концом рабочего дня. Уилл сидел на своей койке, ссутулившись и подтянув колени к груди; перед ним лежала раскрытая папка с делом Потрошителя. Но он не читал, просто пялился на неё. Маятник не двигался. Уилл отключился: был слишком эмоционально вымотан, чтобы что-то делать.

Стукнул медицинский стаканчик.

— Подумал, что аспирин вам не повредит, — сказал Барни.

Автоматически повернув голову в его сторону, Уилл с отсутствующим видом моргнул. Потом поднялся и, засунув папку с делом под мышку, подошёл к решётке.

— Что это? — спросил он, беря стаканчик.

— Аспирин, — повторил Барни. Он протянул второй стаканчик — с водой, но Уилл уже проглотил таблетки всухую.

— Спасибо.

— Запейте водой.

Уилл механически послушался.

— Спасибо, — повторил он.

— Это самое малое, что я могу для вас сделать. Вы, наверное, неважно себя чувствуете.

— Я не… чувствую.

Барни понимающе кивнул.

— Вам не помешало бы выпить чего покрепче.

Тут Уилл слегка оживился.

— Не отказался бы от виски.

— Бурбон с содовой — вот это по мне, — ответил Барни. — Неразбавленный, когда дела совсем плохи.

Уилл заставил себя переместить взгляд как можно ближе к глазам Барни.

— И часто тут у вас дела бывают совсем плохи?

— Частенько.

Взгляд Барни был уверенным и мягким, несмотря на то что за ним явно скрывалось многое.

— Сегодня день бурбона с содовой? — спросил Уилл. — Или неразбавленного?

Барни вздохнул с лёгким присвистом.

— Сначала думал, что будет неразбавленный.

Уилл отвёл взгляд, не желая вновь переживать ту минуту.

— Было бы настоящим преступлением забрать у вас ваши дела. — Барни сделал ударение на слове «преступление». — Вы ведь жизни спасаете.

Уилл потёр лицо.

— Меня вам убеждать не нужно, Барни.

— Да, но… вы не понимаете, какая это здесь редкость — видеть кого-то, кто… кто делает что-то по-настоящему хорошее. В этом мире. Помогает другим.

У Уилла перехватило горло. Он не понимал, как Барни мог говорить такое после того, как Уилл признался в пяти убийствах.

— Что ж, как говорят, рыбак рыбака… — сказал он, едва заметно улыбнувшись в пол. — Спасибо за аспирин.

* * *

Уиллу казалось, что он где-то далеко, далеко-далеко, но верный друг аспирин отчасти вернул его на землю. Усмирил, смягчил, дал немного сил, но всё же этого было недостаточно для того, чтобы Уилл чувствовал себя уютно в собственной шкуре. Прямо сейчас быть собой было мучительно. Лучше стать кем-то другим.

Взмах маятника.

Он — Ганнибал Лектер, и он же Чесапикский потрошитель. Он не видит себя убийцей или художником. Он видит себя, точка. Абсолютная константа в мире переменных. Жизнь — это свет, и цвет, и воздух, жизнь мимолётна и поразительна, но ей нельзя верить. В то время как сам он — воплощение цельности и бесконечной тьмы. Он рассекает бытие, как нож рассекает мышцу. Жизнь — энтропия, где субъект превращается в объект. Практикуясь и прилежно учась, он стал мастером превращения — тому свидетельством его постоянное наблюдение и анализ мельчайших деталей бытия. Он берёт для своей работы живую, грубую материю и преобразовывает её в нечто утончённое, нечто мёртвое. Он оказывает миру алхимические услуги и ждёт, что однажды будет вознаграждён за свои старания. Самая желанная для него награда — понимание.

* * *

Уилл проснулся от сердитого перестука каблуков.

Алана остановилась возле камеры, увидела, что он лежит на койке. Подойдя вплотную к решётке, она на мгновение крепко схватилась рукой за один из прутьев, будто надеялась, что это поможет ей овладеть собой. Затем разжала пальцы, но когда она заговорила, голос у неё всё-таки дрогнул:

— Прости, знаю, что время раннее.

— Ничего, — откликнулся Уилл хрипло; сказывались вчерашние крики. Он сел, потёр глаза. — Я уже проснулся.

Уперев руки в бока, Алана прошлась туда-сюда.

— Сказать это мягко не получится, поэтому спрошу напрямик: ты вчера сделал признание Джеку Кроуфорду?

Да уж, как обухом по голове. Уилл смог лишь кивнуть.

Подняв лицо к потолку, Алана вздохнула:

— Уилл, нельзя было этого делать, когда ни меня, ни Найджелы не было рядом.

— Я не пытался заключить сделку, Алана. Я как бы, э-э, не планировал признаваться.

Её брови поползли вверх.

— На тебя давили?

Не удержавшись, Уилл хмыкнул.

— Да, но не так, как ты думаешь.

— Если Джек тебя принудил…

— Признание было искренним. Давай на этом и остановимся?

— Нет, — горячо возразила Алана, — мы не будем на этом останавливаться! Расскажи мне в подробностях, что ты ему наговорил.

Уилл почувствовал, что очень хочет лечь обратно и снова уснуть. Он закрыл глаза.

— Если тебе нужен подробный протокол, спроси старшего санитара. Он всё слышал.

— Уилл, расскажи мне честно, что случилось. Уилл! — Он даже с закрытыми глазами чувствовал на себе её тревожный взгляд. — Поговори со мной. О чём ты думаешь?

Уилл молчал. Теперь он не мог позволить себе такую роскошь, как честность.

Алана стояла в холодной тишине и ожидала новых сведений, которые он ей давать не собирался. Когда она заговорила вновь, её голос дрожал.

— До вчерашнего дня ты настаивал на своей невиновности.

— Трудно вот так: раз, — сказал Уилл, открывая глаза, — и взять на себя ответственность за то, чего не помнишь.

— Тогда почему ты это сделал?

Уилл начал терять терпение.

— Алана, сначала тебе не понравилось, когда я сказал, что никого не убивал. Теперь тебе не нравится, что я признался в убийстве. Тебе прямо не угодишь.

— Не надо мне угождать!

— Я соглашаюсь с тобой. Я признаю, что твоя версия событий является истинной. Ты должна быть довольна.

Алана покачала головой. Она прохаживалась туда-сюда, выписывая нервные восьмёрки по другую сторону решётки. Уилл наблюдал за ней уголком глаза и не чувствовал жалости. Он сказал бы ей то, что она хочет услышать, — как сказал Джеку, — но с Аланой это невозможно, потому что она сама не знает, чего хочет. А может, никогда и не знала.

— Позвони Карим, — сказал Уилл. — Сообщи, что я согласен сослаться на невменяемость.

Алана прикрыла глаза рукой, будто пытаясь унять головную боль.

— Значит, насчёт этого ты тоже передумал.

— Ты была права. Это лучший вариант.

— Уилл, что ты делаешь? — Алана посмотрела на него, сжав кулаки опущенных рук до побелевших костяшек. Потом добавила: — Это как-то связано с Ганнибалом, да?

Уилл сразу насторожился. Алана была очень проницательна, и себе же во вред.

— Я знаю, что случилось, когда он был здесь, — продолжала она. — Мне всё рассказали.

— Тогда зачем заставлять меня пересказывать? — проворчал Уилл.

— Если ты таким образом пытаешься убедить меня, что с тобой всё в порядке, то у тебя ничего не вышло.

— Вижу. Слушай, вчера у меня был срыв. Меня перемкнуло. Помутилось в голове, и я устроил сцену. Но всё уже закончилось. Я извинился. Конец истории.

Алану сказанное нисколько не убедило. Уилл шевельнулся, чувствуя себя неуютно под её испытующим взглядом. Будто голый под микроскопом.

— Уилл, — тонким голосом начала она, — как твой друг и как тот, кто будет выступать в твою защиту, я должна тебя кое о чём попросить. Я настоятельно рекомендую тебе: Прекрати. Видеться. С Ганнибалом.

Резко развернувшись, Уилл впервые за их сегодняшнюю встречу посмотрел ей в глаза.

— Да, вчера меня здесь не было, но я видела, каким ты становишься в его присутствии, — сказала она. — Я знаю, что случается, когда ты с ним. Он действует на тебя плохо.

«Это мягко сказано», — подумал Уилл. Но вслух неискренним голосом, какой бывает у большинства лжецов, произнёс:

— Нам нельзя прекращать наши встречи. Мы наконец-то начали справляться с моими бредовыми идеями.

— А мне совсем не кажется, что вы делаете хоть какие-то успехи.

— Доктор Лектер хочет мне помочь.

— Это неважно. Ему нельзя быть твоим психотерапевтом. Это не его вина. И не твоя. Просто иногда отношения врача и пациента не складываются. И вредят обоим. Когда такое происходит, лучшее и единственное решение — эти отношения прекратить.

— Не могу.

Алана вскинула руки:

— Но почему?

— Потому что он может мне помочь. Он мне нужен.

Она покачала головой:

— Он сказал мне то же самое.

Уилл не удивился, учитывая, что он уже минуты две повторял слова Ганнибала как попугай.

— Ты и ему не веришь?

— Не думаю, что он способен мыслить трезво, когда дело касается тебя. Я не виню его, сама знаю, как это бывает. Но что бы ни происходило между вами — это должно прекратиться.

Уилл наблюдал за ней из-под полуприкрытых век.

— Хорошо, я прекращу наши с ним встречи, — сказал он. И подался вперёд. — Если и ты прекратишь встречаться с ним.

Она испуганно сжалась.

— Что ты имеешь в виду?

Его губы изогнулись.

— Не притворяйся глупой, тебе это не идёт.

Алана выглядела так, словно пощёчину получила. Не поворачиваясь, она схватила один из складных стульев и тяжело на него опустилась.

— Это, э-э… — она закинула одну ногу на другую, затем поменяла их. — Это Ганнибал тебе рассказал?

— В этом не было нужды.

Казалось, она готова провалиться сквозь землю.

— Понятно. Ну что ж.... Не буду отрицать — мне очень неловко. Я буквально сгораю от стыда, если честно. Более того, я чувствую себя виноватой.

Внезапно она собралась, вернув себе хладнокровие и осторожность. Она знала, что так будет, что однажды ей придётся объясниться.

— Я должна была рассказать тебе раньше. Ты сам понимаешь, как всем нам было тяжело. Я знаю Ганнибала много лет. Дольше, чем тебя. То, что между нами произошло… случилось по неосторожности. Мне нужна была поддержка, и ему тоже…

На протяжении всего разговора Уилл держался отстранённо, но в этот момент вдруг почувствовал болезненный укол.

— Алана, если тебе есть хоть какое-то дело до моих чувств, оставь детали при себе.

Она поморщилась.

— Тогда я не понимаю, чего ты от меня хочешь.

— Чтобы ты перестала с ним видеться.

— Я не обещала тебе, что буду ждать. — Алана подняла брови. — Ты… ты этого ожидал?

— Нет, — быстро ответил Уилл. — Такого я бы просить не стал. Можешь искать поддержки где хочешь, у кого угодно. Но только не у него, слышишь? Только не у него. Эту дверь оставь закрытой.

— Я взрослый человек. — Теперь она рассердилась. — Я вправе сама решать…

— Только если решение не ужасное. Алана, ему нельзя верить. Он пользуется тобой, когда ты наиболее уязвима, и будет стараться держать тебя в таком состоянии как можно дольше. Он ведь первый начал, верно? Но потом наверняка обставил всё так, будто это была твоя идея. При каждом удобном случае он повторял, что не надо торопиться, обращался с тобой как с фарфоровой куклой, хотя прекрасно знал, что тебе нужно вовсе не это. Ты, наоборот, любишь, когда тебя принимают всерьёз, общаются на равных. Не лелеют, а бросают вызов. Поэтому ты сделала первый шаг, так? Ты подталкивала и подталкивала, а он, наверное, делал вид, что сомневается, но это притворство, Алана. Всё, что он делает, притворство. На самом деле не ты его подталкивала, а он тебя…

Алана, дрожа, вскочила со стула, и тот с грохотом упал позади неё. Низким от злости голосом она отчеканила:

— Не думала, что ты просил оставить детали при себе, потому что уже всё додумал сам!

И Уилл пришёл в себя. Он не хотел говорить этого вслух. Накатило такое отвращение к себе, что он спрятал лицо в ладонях.

— Тебе нужна помощь, — сказала ему Алана. — Но помогать должен не Ганнибал.

Она дёрнулась было уйти, но передумала. Развернулась обратно.

— Жаль, что ты не видел его прошлым вечером. Да, я говорила, что от общения с ним тебе становится хуже, но ты даже не представляешь, насколько ему плохо от общения с тобой! Он по-настоящему страдает и не жалеет себя в попытках тебе помочь. Он был так расстроен после того, что ты наговорил при нём Джеку. Он не покажет этого, Уилл, но ты делаешь ему больно.

Уилл с трудом сдерживал смех. Продолжая прятать лицо в ладонях, он надеялся, что Алане вскоре это надоест, она уйдёт и никогда больше не вернётся.

Но от Аланы не так-то просто было избавиться.

— Ганнибал хотел навестить тебя сегодня днём, продолжить ваши терапевтические сеансы. Но сказал, что поймёт, если ты захочешь пропустить один день, прийти в себя после вчерашнего. Уилл, пожалуйста, давай я попрошу его подождать. Всего один день!

Уилл убрал руки от лица. Он не будет отказывать Ганнибалу. Ни сейчас. Ни потом. Если он получит от Уилла выходной, то пойдёт потрошительствовать.

— Извини, Алана, — сказал Уилл. — Так не годится. Нам с ним... столько всего нужно обсудить!

* * *

Ганнибал ещё не успел проделать свой длинный путь по коридору, а Уилл уже сидел на стуле с выпрямленной спиной и абсолютно пустым выражением на лице. Дело Потрошителя он открыл и без стеснения разложил содержимое на столе.

— Здравствуйте, доктор Лектер, — непринуждённо сказал Уилл, поворачивая голову в сторону приближающихся шагов.

— Здравствуй, Уилл.

Ганнибал перевёл взгляд с него на дело Потрошителя и обратно. На лице его не отразилось никаких эмоций, но Уилл подумал — понадеялся — что там мелькнуло предвкушение. Ганнибал взял складной стул и сел.

— Рад, что ты хорошо себя чувствуешь и готов поговорить.

— Ни за что на свете не пропустил бы наш сеанс, — откликнулся Уилл.

Ганнибал достал свою записную книжку, ручку и приготовился слушать — просто воплощение вежливого и внимательного собеседника.

— Вчера у тебя был насыщенный день. С чего желаешь начать?

Уилл бесцветно ответил:

— С извинения.

Брови Ганнибала приподнялись.

— Перед кем ты хочешь извиниться?

— Перед вами, конечно. Простите меня за то, что я вам наговорил. Надеюсь, я не слишком опозорил вас перед Джеком.

С лица Ганнибала исчезли последние проблески эмоций. Теперь оно даже больше обычного походило на посмертную маску.

— О каких своих словах ты сожалеешь?

— Я сожалею, что объявил вас Чесапикским потрошителем.

— Почему это вызывает у тебя сожаление?

Уилл позволил себе крошечную улыбку.

— Потому что это неправда.

Ганнибал помедлил с ответом немного дольше, чем обычно.

— Значит, ты больше не считаешь меня Потрошителем?

— Я понял, что это был бред, — блеснув глазами, ответил Уилл.

— Вот как, — с убийственной интонацией выдохнул Ганнибал. — Полагаю, это ты и сказал Джеку после того, как я вынужден был уйти.

— Я сказал ему правду. У меня возникают бредовые идеи. Они меня запутывают. Многие из них касаются вас. Но теперь я это понял и могу их контролировать, а значит, смогу консультировать ФБР и дальше.

— Понятно, — сказал Ганнибал. Он принялся постукивать пальцами правой руки по колену.

— Повезло, что Джек мне поверил. А ведь мог отстранить от дела Потрошителя и конфисковать все документы. А это было бы ужасно досадно, вы так не думаете?

Уилл демонстративно посмотрел на пальцы Ганнибала. Тот прекратил ими постукивать.

— Это не единственное, что ты сказал Джеку. Осталось ещё твоё признание.

— Тут не о чем особенно говорить, — совершенно чужим, отстранённым голосом сказал Уилл. — Я знаю, что убил Абигейл. И Джорджию Мэдхен. И Мариссу Шур, Кэсси Бойл, доктора Сатклиффа. Я, конечно, не помню, как всё это совершил, но я осознал и принял тот факт, что это наверняка был я. Другого объяснения не существует. Правдоподобного, по крайней мере.

Ганнибал изогнул губы в острой, как скальпель, улыбке.

— Уилл, я не люблю, когда мне лгут.

— Но я говорю правду, — с невинным видом ответил Уилл.

— Не ожидал, что ты способен опуститься до лживого признания.

Теперь улыбнулся и Уилл.

— Но, доктор Лектер, откуда вам знать, правдиво моё признание или нет? И потом, это ведь вы всем вокруг рассказываете, что я убийца.

Он дрожал, но не от страха, а наслаждаясь происходящим. Кто бы мог подумать, что провоцировать опасного серийного убийцу может быть так забавно?

Крепко сжатые губы Ганнибала стали ещё тоньше.

— Ты решил наказать меня за вчерашнее, — сказал он. — Я понимаю, почему, но не одобряю то, каким образом ты это делаешь. Так не пойдёт, Уилл.

Уилл преувеличенно медленно поднял брови.

— Не понимаю, о чём вы.

Целую минуту Ганнибал провёл, делая длинные вдохи через нос.

Уилл сидел, сложив руки в замок и поигрывая большими пальцами. Он внутренне улыбался.

— А вы сегодня не особенно разговорчивы, доктор.

— Я не желаю разговаривать с бледной тенью тебя.

Ганнибал снова принялся постукивать по колену.

— Вам, наверное, так скучно со мной, — сказал Уилл.

— Ты не наскучишь мне. Никогда. — Ганнибал вдруг устремил на него такой прямой и пронизывающий взгляд, что Уиллу показалось, будто тот смотрит ему прямо внутрь — на кости, мышцы и органы, скрытые под кожей. — Но я требую, чтобы пациенты были со мной честны в любых обстоятельствах. Иначе терапия не сработает.

Стиснув зубы, Уилл выдержал взгляд. Затем сказал:

— Честность — вещь обоюдная, доктор Лектер.

Ганнибал замер, будто пантера, почуявшая добычу.

— Верно. Ты этого хочешь, Уилл? Заключить сделку? Моя откровенность в обмен на твою?

— Quid pro quo. — В голосе Уилла звенела сталь.

Ганнибал кивнул; затем отложил ручку и записную книжку и, расправив плечи, произнёс:

— Тогда, полагаю, пришло время возобновить нашу ролевую игру.

Уилл ликовал.

— Возобновить? — переспросил он. — А мы разве прерывались?

Ганнибал озабоченно склонил голову набок:

— Будь так любезен, стань тем человеком, которым являлся еще вчера, до того, как Джек Кроуфорд вынудил тебя примерить новую личность.

— Только если вы будете так любезны и сыграете Чесапикского потрошителя. Если вам нетрудно.

— Не трудно, — вежливо откликнулся Ганнибал. — Начнём?

— Да, пожалуй.

Ганнибал расслабил плечи. Уилл сдвинулся на край стула. Маски сброшены.

— Мудила недоделанный, — сказал Уилл.

Ганнибал прищурился, но никак не прокомментировал ненормативную лексику.

— Ты меня подставил, — продолжил Уилл. — Опять!

— Я расставил ловушку. Наступил в неё ты. Сам и виноват.

Уилл смотрел во все глаза. Хотя он сам сделал всё, что мог, дабы вызвать Ганнибала на откровенный разговор, Уилл совершенно не был к нему готов — так это было непривычно.

— Что, поверили вчера в победу? — проговорил он дрожащим голосом. — На минуту точно поверили.

— В шах, возможно, — ответил Ганнибал. — Но не в шах и мат: я не настолько самонадеян.

— Но теперь я знаю, кто вы. И всё ещё занимаюсь вашим делом. Это может причинить вам массу неудобств.

— Небольшое неудобство я переживу. Возможность увидеть своими глазами, как ты меня вычислишь… оно того стоило. Ты бы себя видел, Уилл. И что за зрелище это было! Ты догадался даже быстрее, чем я предполагал.

— Вы что… время засекали? — Смесь его собственного возмущения и воодушевления Ганнибала клокотала в нём. — И сколько это заняло?

— С момента, как я отдал тебе документы до непосредственно догадки? Шесть секунд. — Ганнибал сменил тему с быстротой молнии: — Ты же понимаешь, что я могу рассказать Джеку? О том, что твоё признание было неискренним.

— Попробуйте. Но уверяю вас — я говорил очень убедительно. — Посмотрев на Ганнибала внимательнее, Уилл улыбнулся. — А, вы уже пытались. И он вас не послушал. Конечно, нет. Джек верит в то, во что хочет верить, со мной у него всегда так. Не переусердствуйте, стараясь отстранить меня от дела, доктор Лектер. А то это начнёт выглядеть подозрительно.

Ганнибал его веселья, похоже, не разделял.

— Как долго ты планируешь поддерживать эту свою легенду? Сомнительно, что ты сможешь прятаться за ней вечно.

— У меня терпения больше, чем у вас.

— Это вряд ли.

— Из нас двоих не я имею привычку убивать тех, кто меня раздражает.

Ганнибал медленно раздвинул губы в улыбке.

— По-твоему, я именно этим занимаюсь?

Уилл взял одну из фотографий с последнего места преступления Чесапикского потрошителя.

— В чём он провинился? Носил белые носки с чёрным костюмом?

Это была открытая провокация, и ответа он не ждал, но Ганнибал произнёс:

— Он проигнорировал старое правило: «клиент всегда прав». Я считаю это непростительной оплошностью для человека, работающего в сфере обслуживания.

Уилл ничего не мог с собой поделать, он был ошеломлён. В прошлом раунде их ролевой игры Ганнибал был куда менее прямолинеен.

— Плохое обслуживание, — повторил Уилл. — И всё?

— Для него — уже да. — И он слегка пожал плечами.

По коже Уилла скатилась капля горячего пота, ему вдруг показалось, что дни его сочтены, что Ганнибал никогда не стал бы рассказывать о себе, не знай он наверняка, что собеседнику скоро придёт конец.

Уилл взял себя в руки. Нужно было продолжать, вытянуть из Ганнибала всё, что можно, пока тот был так необычайно разговорчив.

— А что с зеркалами? Почему вы их разбили? Считали его тщеславным, или что?

Ганнибал поморщился.

— Как буквально, Уилл. Тщеславие всем свойственно. Даже тебе. У тебя особый, опасный его вид — уверенность в том, что ты сможешь меня поймать. Но зеркала я выбрал не поэтому.

— Почему тогда?

— Ты мне скажи.

Уилл покачал головой; на это он, по крайней мере, знал, как ответить.

— Нарушаете правила. Чесапикского потрошителя играете тут вы.

— Тогда давай изменим правила.

Уилл снова покачал головой, удерживая маятник на месте. Он не доставит Ганнибалу такого удовольствия. Не в этот раз.

— Ну хорошо, — сказал Ганнибал. — Но в нашей маленькой игре ты играешь самого себя. И ты уже знаешь, почему я выбрал зеркала.

Уилл поглядел на фото: окровавленные осколки и зеркала, зияющие трещинами, будто раскрытыми ртами.

— Я… не знаю.

— Знаешь, — твёрдо возразил Ганнибал. — Дай волю своему разуму. Вспоминай.

Уилл закрыл глаза.

— Вы… вы сказали, что слишком высоко себя цените, чтобы… разбить зеркало.

Он открыл глаза, поднял взгляд… и чуть не задохнулся. Ганнибал улыбался во весь рот!

— О нет. Это сказал ты, Уилл.

Уилл ощутил, как кровь отливает от лица, отходит из рук. В то время как сам он и шевельнуться не мог.

— Именно ты, а не я, — с плохо скрываемым триумфом продолжил Ганнибал. — В тот момент ты только думал, что был мной. Тебе всё сложнее отделять свои мысли от моих? Зеркало придумал ты. Но, честно говоря, идея мне понравилась. Поэтому я решил её, так сказать, присвоить. Подумал, что ты оценишь иронию.

— Не оценил, — беззвучно сказал Уилл.

— Как часто ты притворяешься мной?

Сердце билось у Уилла в горле.

— Когда необходимо.

Ганнибал укоризненно цокнул языком.

— Чаще. Ты обещал говорить правду, Уилл. Quid pro quo. Ты лежишь без сна в своей клетушке, так? Над головой, как картины, вывешены фотографии моих «работ». Ты закрываешь глаза, а открыв их вновь, становишься мной. Дверей перед тобой открыто немного — немного возможностей получить удовольствие. Тебе нравится быть мной, Уилл? Тебе нравится смотреть на мир моими глазами? Думаю, да.

— Я пытаюсь вас поймать, — сказал Уилл.

Он был в ярости, он был напуган.

Ганнибал ввинчивался в него взглядом, будто надеясь соскрести правду со стенок его черепа. Мелькнула паническая мысль, что так, наверное, чувствуют себя люди, когда сидят перед ним — и беспомощно слушают, как он выплёскивает на них неприглядные детали их личной жизни, озвучивает каждую их тайную мысль. Сейчас Уилл ненавидел себя сильнее, чем он ненавидел Ганнибала.

— Здесь нечего стыдиться, — легко сказал Ганнибал. — Мне тоже нравится быть мной. Я свободен. Я могу влиять на происходящее вокруг. И наслаждаюсь этим. Скажи-ка мне вот что, Уилл. Мне очень интересно. Когда ты притворяешься мной, что тебе нравится больше всего?

— Хватит на сегодня ролевых игр, — тихо сказал Уилл.

— Отвечай на вопрос, — неожиданно жёстко приказал Ганнибал. — Quid pro quo. Я был с тобой откровенен, теперь твоя очередь.

Уилл покачал головой и уставился в пол.

— Думаю, я знаю ответ. Больше всего тебя привлекает не свобода. Не власть. Больше всего тебе нравится быть с Аланой Блум, не так ли?

Уилл вздрогнул. Метнув взгляд на Ганнибала, он быстро отвёл глаза. Ганнибал лениво улыбался, будто кот, наевшийся сметаны.

— Мне бы хотелось, чтобы вы не вмешивали её, — пробормотал Уилл.

— Не льсти себе, — сказал Ганнибал. — Я ухаживаю за ней по многим причинам, и ни одна из них не имеет отношения к тебе. Алана Блум всегда была мне... особенно дорога.

Не в силах слушать, Уилл встал со стула. Он обхватил себя руками и отошёл к дальней стене. То была максимальная дистанция, на которую он мог удалиться от Ганнибала.

— И ты был прав, — продолжал Ганнибал. — Она и правда весьма целовабельна.

— Если вы сделаете ей больно… — Это было всё, что Уилл смог произнести.

— Зачем мне причинять ей боль? Эту обязанность ты целиком взял на себя. И у тебя это замечательно получается.

Уилл ушёл в угол.

— Ну что ж, — сказал Ганнибал, поднимаясь. — Полагаю, на сегодня достаточно. Ролевая игра оказалась исключительно эффективным упражнением. Теперь мы понимаем друг друга гораздо лучше, тебе так не кажется?