Упивающийся мщением (джен)

Он проснулся… вернее, попытался это сделать. За ночь гнев окреп, как затвердевший цемент. Уилл чувствовал себя вялым и отупевшим, воображение практически отказывало.

Он сел в постели, прижавшись щекой к холодному камню. Не было сил даже подняться, не говоря уже о том, чтобы сидеть за столом и перечитывать свои записи по Толкачу.

— Всё нормально, мистер Грэм?

Барни всматривался в него сквозь прутья. В руках у него не было подноса или таблеток, никаких видимых причин здесь находиться.

Дар речи оказался слишком тяжким бременем, поэтому Уилл просто кивнул.

— Ночью вы кричали во сне, — сказал Барни. — Мучают кошмары?

Он Ганнибал Лектер и он наклоняется к Алане Блум. Нежно гладит её по щеке, и она не отстраняется.

Кошмары бывают разные, и некоторые из них особенно коварны.

— Часто, — проскрежетал Уилл.

Барни кивнул.

— Кевин, санитар ночной смены, сказал, что вы перебудили других заключённых. Я пообещал ему составить рапорт для доктора Чилтона, но это совершенно выскочило у меня из головы. Такое случается, когда у тебя столько обязанностей. За всем не уследишь.

Собравшись с силами, Уилл встретил его взгляд.

— Спасибо, Барни.

Тот пожал плечами, благодарность его не особенно волновала. Он делал то, что делал, потому что считал это правильным, а не из-за чьих-то ожиданий или ради награды. Окинув взглядом бумаги вокруг стола, он спросил:

— Как продвигается работа?

Теперь была очередь Уилла пожимать плечами. Он запутался в своих снах. Толкач сейчас был очень далёким, тенью от тени.

Барни посмотрел на него долгим задумчивым взглядом. Затем сказал:

— Все, кто здесь находятся, хотели бы хоть как-то влиять на то, что происходит там. — Он махнул в сторону внешней стены, обозначая мир снаружи. — Если у вас есть такая возможность, вам нужно её беречь. И использовать. Иначе вы её не удержите.

Постучав пальцем по прутьям, он повернулся, чтобы уйти.

— Раскройте это дело, мистер Грэм.

Эти ободряющие слова оказались именно тем, в чём Уилл так нуждался. Он заставил себя встать на ноги, загнал кошмары в дальний угол сознания и вновь взялся за тщательный анализ имеющихся улик, ища тайны, которыми Толкач мог шантажировать своих жертв. Проблема этого подхода была в том, что подобные секреты обычно не оставляли бумажного «следа». Если у этих женщин и были любовники, то в документах свидетельств этому не было. В полицейских базах данных засветилась лишь Аманда Фрэнсис Грин: подростком она была арестована за кражу в магазине. Отношения Барбары Льюис с её жестоким бойфрендом были тщательно задокументированы: подробности конфликтов, запретительные судебные приказы, заключения психологов — и именно поэтому Толкач не смог бы использовать их против неё. У Филиппы Голдтвейт была её депрессия, но кроме неё — никаких прошлых грехов. Женщинами не занимался один и тот же социальный работник, психотерапевт или врач. Толкач либо общался с ними неофициально, либо вообще не был связан с этой сферой.

Уилл зашёл в тупик. Какая-то маленькая предательская часть его «Я» очень хотела обсудить это с Ганнибалом. Но Уилл задушил мысль в зародыше. Да, возможно, Ганнибал мог бы помочь… но за помощь пришлось бы заплатить сполна.

Руки чесались пощёлкать по клавиатуре: наскоро проверить базу данных ФБР, связаться с полицейским управлением Нью-Йорка и организовать повторный допрос друзей и членов семьи. Раньше он воспринимал эти аспекты своей работы как должное — а в случае интервью как нечто ужасное, — теперь же он не мог без них обойтись.

Сейчас он зависел от визитёров из ФБР. Часы напротив камеры Фариа показывали, что Джек опаздывает на два часа. «Квантико довольно далеко, — убеждал себя Уилл. — Джек приедет позже».

Минул полдень, и дел не осталось. Расследование зашло в тупик — как и он сам. Воображение снова набирало обороты. Языки пламени из камина Ганнибала уже лизали стену напротив, бросая на кожу жёлтые отсветы. Он видел два сближающихся силуэта, и вот они превратились в один… Хватит! Чтобы не думать, он принялся грызть ногти — привычка, от которой он избавился ещё в подростковом возрасте, но заточение здесь вызвало рецидив. Ногти тут стригли так коротко, что грызть, кроме кожи, было нечего, но это его не останавливало.

В начале шестого наконец приехала Беверли. Она долго шагала по тёмному больничному коридору; ни Джека, ни Прайса или Зеллера с ней не было. «И уцелел один», — подумалось Уиллу, когда она подошла к его камере.

— Где Джек?

— В Нью-Йорке, — сказала она, мрачно поджав губы. — У нас ещё одна жертва.

Его страхи подтвердились. Он выпустил дрожащий вздох.

— Саша Новак. — Беверли протянула ему папку через прутья. — Бросилась под поезд в два тридцать ночи на Юнион-сквер.

Уилл просмотрел фотографии, окинул взглядом искорёженные конечности, окрашенное кровью платье. Он мог это предотвратить.

— Семья есть? — спросил он тихо.

— Трёхмесячный ребёнок.

Он сглотнул.

— Приводы были?

— За наркотики, довольно давно. И она закончила медицинский колледж, подрабатывая в эскорте, чтобы оплатить обучение.

Уилл обдумал это.

— Её семья знала, что она занималась проституцией?

Глаза Беверли потемнели.

— Теперь знают.

Уилл видит. Её бойфренд с напряжённым лицом и пустым взглядом — оцепенел от горя; Джек опрашивает его на предмет прошлой жизни его подружки. Женщины, которую он думал, что знает. Смерть превратила её в незнакомку.

— Из-за этого она не стала бы прыгать под поезд, — сказал Уилл. — Она должна была понимать, что после её смерти это выйдет наружу. — Он опустил взгляд на фото, с которого улыбалась получающая диплом Саша Новак. — Тут есть что-то ещё, чего мы не видим. — Он снова посмотрел на Беверли. — Есть шанс, что другие девушки тоже занимались проституцией?

— Это возможно. Мы сейчас проверяем. Думаешь, Толкач — сутенёр? Или кто-то ещё, связанный с этим бизнесом?

Он покачал головой.

— Сутенёры грубые. Мелочные. А его не волнуют деньги. Он делает это из принципа. Белым цветом он как бы совершает над ними обряд очищения.

— Обряд очищения с шантажом и принуждением к самоубийству?

Он кивнул.

— Ты уверен?

Тон её голоса был недоверчивым. Работая на ФБР, он успел выдвинуть множество самых невероятных теорий, и Беверли никогда в нём не сомневалась.

— Я уверен, что уверен, — ответил он, потирая лицо. — Хотя о какой уверенности можно говорить, пока я сижу тут?

— Эй, — сказала Беверли, и, открыв глаза, Уилл увидел, что она подошла к камере — раньше она держалась гораздо дальше. — Не вздумай винить в этом себя. Ты не всемогущ. Это мы — те, кто снаружи — должны были ему помешать.

Беверли хотела его успокоить, но чувство бессилия стало только острее.

— Я бы раскрыл дело быстрее, будь я с вами, — сказал он.

— Ну да, а я бы раскрыла его быстрее, будь у нас новенький масс-спектрометр и по полицейскому на каждой станции метро. Придётся как-то обойтись. — Она вынула из кармана блокнот. — Вот что нам может помочь. В этот раз я достала полный список тех, кто был на платформе на момент смерти Саши Новак.

Уилл взял блокнот в руки. Это был длинный нацарапанный от руки список из более чем тридцати имён и адресов. Сердце застучало быстрее от волнения.

— Как ты успела? Наверное, пришлось работать очень быстро, чтобы не дать людям уйти с места преступления.

— Чистое везение. Сашу Новак кто-то заметил. Этот человек увидел белое платье и вспомнил, что недавно было в новостях. Он обратился к полицейскому, который случайно там оказался — на станции были случаи ограблений, вот транспортная полиция и отправила его туда на дежурство. Они побежали за Сашей, надеясь её остановить, но не успели. Зато в этот раз полиция быстро оцепила место происшествия. — Она смотрела, как Уилл ведёт пальцем вниз по списку. — Думаешь, Толкач среди них?

— Он был на платформе, — сказал Уилл. — И он самоуверен. Он не стал бы сбегать. Убийца здесь.

Следующие два часа они провели, проверяя имена из списка по базе ФБР. Беверли сидела спиной к камере, положив ноутбук на скрещенные ноги так, чтобы Уиллу был виден экран. Ничего существенного они пока не обнаружили, но, найдя себе занятие, Уилл почувствовал себя лучше. Пока он смотрел Беверли через плечо, пока следил за тем, как она отправляет запросы в Управление архивами, он участвовал в поисках, участвовал гораздо больше, чем когда Джек проталкивал ему сквозь прутья фотографии, как орешки обезьяне. Впервые за долгое время Уилл ощущал себя не психом или убийцей, а следователем. О Ганнибале он едва вспоминал.

В девять Барни вежливо проинформировал их, что часы для посещений закончились.

— Ого. — Беверли потёрла глаза. — Совсем потеряла счёт времени.

— Обычное дело здесь, — сказал Уилл, грустно улыбнувшись. Он не хотел, чтобы она уходила.

— Я покажу Джеку всё, что мы нашли, — проговорила она, убирая ноутбук в сумку. — Он сегодня возвращается в Даллес. Надеюсь, завтра у него будет для тебя новая информация.

* * *

Этой ночью заснуть было легче. Становиться Ганнибалом не хотелось, и в кои-то веки Уилл был рад оставаться самим собой. Дело он пока не раскрыл, но чувствовал, как разгадка порхает буквально на краю сознания. Проснувшись до восхода солнца, он сразу вернулся к работе.

Допустим, Саша Новак, Филиппа Голдтвейт, Барбара Льюис и Аманда Фрэнсис Грин когда-то работали в эскорте. Возможно, им всем пришлось сделать что-то против своей воли? Может быть, они стали свидетелями чего-то настолько ужасного, что заставило их уйти из этого бизнеса? Они начали новую жизнь. Думали, что оставили старую позади. Пока однажды к ним не пришёл кто-то, кого они раньше знали, и стал угрожать, что откроет всем их тайны…

— Здравствуй, Уилл, — произнёс Ганнибал.

Уилл не поднял головы.

— Сегодня у меня нет на вас времени.

Ганнибал напрягся, как скручиваемая пружина.

— Хорошо. Вижу, ты работаешь. Ни в коем случае не хотел отвлекать.

— Отвлекать? — Уилл не сменил положения, уставившись в одну точку на столе, но невольно оскалился. — Ну, это вряд ли. У меня есть более важные дела, чем разговоры. Может, вам навестить других своих пациентов?

Ганнибал остался на месте и, склонив голову набок, посмотрел на Уилла, как на чрезвычайно интересный образец бактерии в чашке Петри.

— Серьёзно, я очень занят, — прорычал Уилл. — Сегодня никаких ролевых игр. Фокусы тоже не показываю. Поиграйте в свои интеллектуальные игры с кем-нибудь другим. Ну? Идите уже.

По чёрному озеру глаз Ганнибала прошла рябь.

— Это грубо, Уилл.

— Неужели? — Уилл поднял взгляд и посмотрел ему прямо в глаза. — Ну и что же вы сделаете? Убьёте меня?

Вокруг губ Ганнибала залегли напряжённые складки.

— Я приду в более подходящее время, — пообещал он. — Удачи с делом.

* * *

Уилл снова принялся проверять свидетелей из списка. Тридцать пять имён. Двадцать три мужчины, двенадцать женщин. Ни одного подозреваемого. Штрафные талоны, незначительные нарушения и ничего, связанного с торговлей сексуальными услугами. Никто из свидетелей с жертвами не связан. Толкач был там, прятался у всех на виду. Но прятался ли он в этом списке?

Он видит, как Саша Новак идёт по платформе в белом платье, которое ослепительно вспыхивает каждый раз, когда она проходит под лампами. Она идёт мимо человека в бейсболке, глубоко надвинутой на глаза. Он её замечает. Уилл смотрит на то, как его лицо озаряется пониманием. Человек делает шаг навстречу, желая её удержать. Но потом, наткнувшись взглядом на полицейского, решает обратиться к нему.

Решает обратиться к нему…

Зародилась мысль, и связи медленно разветвились. Уилл вернулся к Филиппе Голдтвейт. Заново просмотрел переданные Джеком документы по станции в Квинсе, где она прыгнула под поезд. За шесть дней до её смерти там была перестрелка. Сердце забилось сильнее. Вытащив папки Барбары Льюис и Аманды Фрэнсис Грин, он нашёл то, что искал, и сердце пустилось вскачь.

Нацарапав мелом «ПОЛИЦИЯ НРАВОВ» поверх своих записей, он взглянул на часы Фариа. Полдесятого. Джек должен был приехать к девяти.

Уилл позвал Барни. Когда тот не явился с дежурного поста немедленно, Уилл начал орать. Шум разъярил остальных заключённых: «Заткнись, доктор Грэм!», «Что за дела, Док?», «Доктору Грэму нужна хлопушка. У кого есть хлопушка для доктора Грэма?».

Наконец у входа в коридор появился Барни. Дойдя до камеры Уилла, он сердито сказал:

— Вы тут всех подняли на ноги. Вы знаете, что я вам не консьерж?

— Мне нужен телефон, — выдохнул Уилл. — Мне надо поговорить с кем-нибудь из ФБР. Это важно.

— ЭТО ВАЖНО! — завизжал Мел Химмель из двенадцатой. — Это ВА-А-АЖНО!

Опустив взгляд, Уилл поморщился.

— Извините, — сказал он Барни, и тот смягчился.

— Я поговорю с доктором Чилтоном. Но если кто-нибудь спросит — вы хотите позвонить адвокату, хорошо? Так больше шансов его убедить.

Уилл кивнул. Но по прошествии двух часов Барни так и не вернулся.

Уилл снова принялся грызть ногти.

Он ждал и ждал. Эйфория от раскрытия дела сменилась чёрной тоской. Толкач пульсировал в голове, умоляя об освобождении. Что за мучение — обладать знанием и не иметь возможности им поделиться!

Барни вернулся, но без телефона. Чилтон отклонил запрос, потому что ему якобы нужно было сначала получить одобрение от администрации больницы.

— Господи, — зарычал Уилл. — Скажите ему, что на карту поставлены жизни! Это воспрепятствование!

Барни только понимающе хмыкнул.

Уилл рыскал по камере, в венах кипела ярость. Вот дерьмо… Вонючее, идиотское дерьмо! Чилтон понял, что Уилл хочет позвонить Джеку, но он так и не простил им обоим то, как его в прошлый раз отсюда выпроводили. Чилтон — позёр и формалист, но он имел над Уиллом власть и не мог отказать себе в удовольствии ею пользоваться. Жаль, что это жалкое подобие серийного убийцы — доктор Гидеон — не успел как следует вычистить его пищеварительный тракт!

Был уже почти вечер, но никто так и не пришёл. Барни говорил, что Уилл может влиять на то, что происходит снаружи, но Уилл не видел возможностей, не находил сил. Он был деморализован и уязвлён. Где же Джек? Попросил помощи, а сам и не думает за ней приходить!

Он снова грыз ногти. Без возможности выпустить пар мозг превращался в скороварку. На стене напротив камеры снова заплясали отсветы пламени. Уилл смотрел, как Ганнибал прикасается к бледной коже Аланы, гладит её по руке. Он склоняется ближе, вдыхая аромат её волос, и целует в шею. После секундного колебания её руки скользят по его спине, пальцы стискивают рубашку, сминая шёлк…

Уилл сжал зубы и ощутил во рту медный привкус. Два оголённых ногтевых ложа сочились красным.

— Я это забираю, мистер Грэм, раз уж вы ничего не едите, — сказал Барни.

Уилл спрятал окровавленные пальцы. Он смотрел на поднос с едой и не мог вспомнить, когда его принесли.

— Мы найдём вам телефон, мистер Грэм.

* * *

В какой-то момент ночи он абсолютно целенаправленно потерял терпение и позволил себе погрузиться в странное, тревожное состояние полуосознанных грёз. В очках и твидовом пиджаке он сидел за обеденным столом в доме Ганнибала, в комнате, наполненной мрачными тенями — более глубокими и сладостными, чем тени реального мира. Напротив него Джек, по левую руку — Алана. Она в белом платье. Беверли, Прайс и Зеллер тоже здесь. Даже Чилтон приглашён на обед, он в конце стола. А во главе восседает Ганнибал.

— Bon appétit, — говорит он, снимая с блюда крышку.

Еда такая, какой Уилл её помнит: роскошно и затейливо сервированная, красивая, почти зловещая в своей строгости. Его всегда слегка пугали эти претенциозные блюда, тарелки, приправы и маленькие вилки — украшения украшений. Для чего столько стараний? В конце концов всё окажется в желудке.

Остальные гости восхищённо вздыхают и чуть ли не причмокивают от удовольствия. Ганнибал, безупречный хозяин, не притрагиваясь к еде у себя в тарелке, лишь смотрит, с каким наслаждением гости пробуют его кушанья. И пока он наблюдает, его глаза блестят так, будто он на грани слёз.

Уилл не ест.

— Это невежливо, Уилл, — говорит Джек. — Ешь свой обед.

— Я только хочу… — Но Уилл не помнит, что именно. Другие жуют с таким удовольствием, что это отвлекает. Стоны Чилтона почти неприличны.

— Наверное… — бормочет Уилл. — Наверное, я жду поезда?

Похоже, его никто не слушает.

— Разве ты не голоден? — спрашивает Алана, отрезая ломтик карпаччо.

Ганнибал устремляет на него пронизывающий взгляд.

— Он голоден.

Уилл опускает взгляд и видит, что тарелка кровоточит. Из-под форфора сочится тёмная артериальная кровь.

— Ой, — заторможенно произносит он.

Остальные тарелки тоже кровоточат. Пятна медленно расплываются по белой скатерти.

— Не упрямься, — обращается к нему Ганнибал. — Ешь, я настаиваю.

Уилл качает головой.

Других гостей кровь не смущает. Алане на белое платье падает несколько красных капель, но она лишь расстилает салфетку на колени и продолжает есть. Джек делает глоток каберне из своего бокала и говорит:

— М-м, ты многое упускаешь, Уилл.

Зеллер шепчет что-то Беверли, а она в ответ смеётся. Приподнимает руку — та перепачкана в крови.

— Доктор Лектер, сегодня вы просто превзошли самого себя, — говорит Чилтон, промокая губы салфеткой.

— Ешь, Уилл, — настаивает Ганнибал с угрозой в голосе.

— Что-то не хочется. — Уилл отодвигается, чтобы не попасть под стекающие со стола кровавые ручейки. Почему только он это видит?

Неожиданно Ганнибал оказывается прямо позади и придвигает его обратно к столу. Кровь водопадом обрушивается на колени. Ганнибал вставляет вилку в его вялую руку, с силой сжимает пальцы и направляет их сомкнутые руки к тарелке.

Уилл пытается освободиться, но хватка Ганнибала беспощадна.

— Нет, — говорит тот. — Пожалуйста, перестань сопротивляться. Прекрати.

Ганнибал, как кукловод, заставляет его проткнуть кусок мяса и поднести ко рту. Уилл отворачивается, но Ганнибал поворачивает его за волосы обратно.

Джек поднимает взгляд и устало качает головой с выражением лёгкого недоумения. Алана делает большой глоток вина. Остальные вежливо притворяются, что ничего не замечают.

Уилл зажмуривается, и в губы тыкается холодное мясо. Открыв глаза, он видит, что на вилку наколото нежно-розовое человеческое ухо. Ушной хрящик настойчиво толкается ему в сжатые зубы.

Ганнибал зажимает Уиллу нос, вынуждая его открыть рот.

— Ш-ш, — говорит Ганнибал в ответ на крик. — Всё скоро закончится.

На языке медный привкус. Комната начинает кружиться. В горло лезет что-то эластичное, и он давится. Оглушительно лают собаки.

Проснувшись, он понял по саднящему горлу, что кричал; вокруг стоял гам и хохот, заключённые передразнивали его, повизгивая фальцетом. Его эмоции смешались в один головокружительный гул отвращения и триумфа. Сон был ужасным, но кое-что в нём было настоящим, а значит, где-то у него в подсознании хранились воспоминания о том, что с ним сделал Ганнибал.

На этот раз отвращение победило. Скатившись с койки, он согнулся над толчком, и его вырвало.

* * *

Джек прибыл ровно на день позже.

— Где ты был? — спросил Уилл, не дожидаясь приветствия.

— Меня вызывали в Отдел внутренних расследований, — мрачно сказал Джек. — Тебе это известно, Уилл. Я тебе звонил.

— Ты звонил Чилтону. Не мне.

— Он ничего тебе не сказал? — Джек покачал головой. — Уж я с этим доктором поговорю. — Он оглядел Уилла. — Что у тебя?

Это настолько не было похоже на извинения, что Уилл едва не сорвался.

— Что у меня? — переспросил он, тряся головой. — У меня?!

Джек выглядел встревоженным.

— Ты в порядке? Ты снова выглядишь больным, будто не в себе.

— Я в порядке! — отрезал Уилл.

Джек опять покачал головой.

— Я с ним не просто поговорю. Да ты накачан транквилизаторами под завязку!

Уилл отмахнулся. Сейчас ему было на это плевать.

— Джек, мне нужно знать, работал ли Виктор Ходж в полиции нравов.

Джек, похоже, посчитал, что он бредит.

— Какой ещё Виктор?

Уилл раздражённо ударил кулаком по прутьям.

— Виктор Ходж! Офицер из нью-йоркского полицейского управления, который первым обнаружил Сашу Новак!

— Почему это так важно?

Уилл вонзил пульсирующие пальцы себе в ладони в попытке оставаться спокойным.

— Это важно, потому что транспортная полиция присутствовала на каждой станции, где Толкач совершал свои преступления! На всех четырёх. Зачем Толкачу было специально выбирать те станции, на которых велось наблюдение?

Глаза Джека расширились.

— Потому что наблюдение вёл он сам!

Уилл кивнул.

— Толкач — полицейский. Именно этот полицейский, Виктор Ходж. Он был на платформе с Сашей Новак. И так близко к ней, что заметивший её человек побежал к нему, а не к самоубийце. Теперь осталось узнать, работал он в полиции нравов или нет. Если да, то там он и познакомился с жертвами. Если он там работал, это убийца.

Джек начал вытаскивать мобильный ещё до того, как Уилл закончил говорить.

— Дайте мне сведения о трудовой деятельности полицейского из нью-йоркского отделения. — Джек ещё не успел попросить, а Уилл уже протягивал ему лист из дела. — Ходж, — прочёл Джек. — Транспортная полиция. Значок номер 8457. Верно. Вопрос в следующем. Ходж когда-нибудь работал в отделе нравов?

Уилл прильнул к решётке.

— Ясно. — Джек поджал губы и нажал кнопку отбоя. — Три года, — бросил он Уиллу уже на ходу, удаляясь по коридору и одновременно вызывая по телефону подкрепление.

Уилл смотрел ему вслед, не ожидая, что тот попрощается, поблагодарит или что-то в этом духе. Ему было знакомо это состояние, приходящее в момент раскрытия трудного дела: интересный эффект наподобие туннельного зрения, когда начинаются лихорадочный розыск и преследование. Крики по телефону, вопящие сирены. Джек, выбивающий двери с ружьём наперевес. Опьянение погоней. Уилл это тоже чувствовал, далёкое эхо ощущений Джека. Но когда тот покинул больничный коридор, ощущение исчезло.

Уилл не будет участвовать в погоне. Не взглянет в глаза Ходжа, когда его поймают. Не услышит рассказ о том, как совершались преступления, — по крайней мере, не от самого Толкача. Когда-то он был только рад оказаться от этого всего как можно дальше.

Его реконструкция была неполной, экспрессионистской, сумбурной смесью бессилия и ярости. Он чувствовал беспомощность Ходжа, его уверенность в собственной правоте. Солдат, которому запретили вести свою войну. Его, изгнанного из полиции нравов в транспортную полицию, выброшенного в самую клоаку этого города, преследуют собственные коллеги, та самая система, которой он поклялся служить, давит его как насекомое. Вся эта бюрократия, всё это дерьмо… Так почему бы не начать собственный крестовый поход?

Уилл его понимал.

Итак, Ходж решил стать мучеником ради только одному ему понятной цели, но этого оказалось недостаточно, поэтому он набрал других мучеников. Женщин, которых он знал по работе в полиции нравов.

Какие бы ужасные преступления он ни использовал в качестве шантажа, он унесёт их тайну с собой в могилу. Так он обещал этим женщинам, а он — человек слова. Живым его не возьмут.

Уилл видит, хотя это даже ещё не случилось. Спецназ прорывается через турникеты. Джек бегом спускается по лестнице, полы длинного пальто хлопают вслед. «Стоять!» — кричит он Виктору Ходжу, но слишком поздно. Тот на краю платформы, и поезд уже близко. Лицо Джека застывает в свете фар. На микросекунду Ходж замирает в воздухе, на свету взблёскивает полицейский значок, но момент истины упущен. Его сбивает поезд.

Уилл тяжело сидит на краешке койки, сложив на коленях обкусанные пальцы. В тюремном корпусе тишина.

* * *

В следующий раз, когда он увидел Джека, тот нёс под мышкой две папки. Одно новое дело — естественно, новое, ведь Джек никогда не оставит его в покое, это было бы слишком просто. Но, по крайней мере, Джек — человек слова. Во второй папке было дело Уилла.