Чудесами не разбрасываются (джен)

Рональд Нокс всегда был легкомысленным и не очень впечатлительным. День тому назад он не придал никакого значения охватившей его и всех его однокурсников смертельной апатии, подумав, что вызвана она тоскливыми лекциями и трехчасовым тестом по профориентации. Но и после лекций это состояние не прошло, поэтому Рональд немного поразмышлял о причинах (много не получалось — похоже, желание мыслить испарилось первым), вяло разрисовывая конспект по истории организации жнецов карикатурами на преподавателей.

Апатия объяснялась бы моральной травмой в самом начале учебы: в конце концов, если человек совершил самоубийство, а потом его извлекли из небытия, сказали, что он будет бесконечно искупать свое прегрешение, прерывая земной путь тех людей, чей срок пришел к концу, то любой мог бы впасть в отчаяние. Прибавить к этому скучнейшие занятия в академии и отлаженную бюрократическую машину, винтиком которой жнецу предстоит стать — и все условия для депрессии соблюдены, угрызения совести и размеренная монотонная рутина вытянут капля за каплей все силы и желания.

Эти доводы могли бы сработать, если бы не несколько «но»: накрыло всех студентов почти одновременно, не на первом курсе, а на третьем, когда они уже привыкли к размеренности и регламентированности всего и вся и оценили перспективы. Да и Рональд втайне считал, что жнецами как раз делают тех, кто не ценит жизнь — они только тогда станут идеальными инструментами для перенаправления душ... Ну да, теория требовала подтверждения и дополнительных умозаключений, теперешнее состояние — тоже, но Рональд не сделал никаких выводов даже на следующее утро, когда машинально оделся и отправился на занятия.

Сознание лишь бесстрастно зафиксировало, что им перетасовали расписание и поставили вместо зубодробительной этики еще более тоскливую историю.

Рональд равнодушно посмотрел на белые стены, такие же белые парты, изучил разложенные на столе лектора поблескивавшие артефакты и вздохнул. Как-то не хотелось тратить последние дни жизни на эту седую никому не нужную древность, но выбора не было. Других вариантов времяпрепровождения в голову не приходило. Туда вообще ни одной мысли не приходило, а те, которые были, испарялись и истончались, не успев сформироваться, и парили в гулком сознании серыми призраками.

Дверь аудитории бесшумно открылась, Рональд сжал челюсти и с трудом сдержал зевок при виде ректора академии Стивенса. Тот, как и все жнецы, был в строгом черном костюме, а его лицо выражало презрение, которое заставляло любого ощутить себя тупой недисциплинированной букашкой.

— Сегодня у нас на занятиях собирается присутствовать представитель диспетчерского отдела, направленный к нам с внутренней проверкой, — объявил он и с пренебрежением добавил:

— Если, конечно, он не заблудится по пути, что будет крайне прискорбно.

Стивенс определенно злился и волновался — всегда идеально уложенные короткие русые волосы растрепались, две прядки упали на левое ухо, на лбу обозначились горизонтальные морщины. Это было поразительно, и от шока Рональд забыл о своей скорой смерти, а через долю секунды испугался, что если сейчас же не захлопнет рот, то с грохотом пробьет нижней челюстью парту, пол и пару перекрытий нижних этажей.

Жнец, появившийся на пороге, был... черт его знает, Рональд затруднился бы описать это создание одним цензурным словом. Как вообще кому-то в голову пришло прислать с инспекцией в академию... вот это вот? Изящно балансирующее на высоченных каблуках, в красном приталенном пиджаке, узких брюках за гранью приличия, с гривой красных волос... и накрашенное так, как будто собралось на панель... Да, неподходящий образ для академии жнецов, но Рональд был ужасно рад — изумление вытеснило пожиравшую его апатию. Уже за такой подарок можно благодарить этого... Кем бы он ни был, но он бесил и пугал ректора, а это дорогого стоило.

— Диспетчер Грелль Сатклифф, — коротко представил посетителя Стивенс.

— Ах, Мэтью, зачем эти церемонии? Зачем представлять меня этим... неокрепшим умам? Ведь единственного настоящего мужчину здесь я знаю по имени, — Сатклифф обвел аудиторию неожиданно цепким взглядом, мазнувшим по макушкам пятнадцати слушателей, недовольно фыркнул и обернулся к столу с артефактами, всплеснув руками:

— Какая красота! Я и не знал, что у вас сохранились очки истинного зрения. Они же никому сейчас не нужны, с тех пор как... — он надел очки в серебристой ажурной оправе и обернулся к аудитории.

Рональд мог бы поклясться, что на лице Сатклиффа отразилась настоящая паника, когда встретился с ним глазами, но Сатклифф тут же скривил губы и капризно заявил:

— Фальшивка, линзы очень мутные, — и схватил со стола блестящую серебряную пластину, чтобы вдоволь налюбоваться своим отражением и кокетливо поправить несколько прядей, упавших ему на щеки.

— Искусная имитация, — педантично поправил его Стивенс.

— Очень неумелая, надо сказать.

— Ну так оставьте ее и позвольте мне провести занятие.

— Как?! Оставить на вашу волю такое древнее чудо, которое мне так идет?! Невозможно. Вы его запрете в пыльный ящик, а его надо выгуливать... Ничто так не красит леди, как легкая затуманенность взгляда, — Сатклифф перешел на соблазнительный шепот:

— И все кажутся такими симпатичными, это так приятно... Мэтью, я могу предложить что угодно за эту вещицу, только попроси или намекни, я воплощу любые твои фантазии...

Стивенс нашелся быстро, о чем Рональд сильно пожалел — хотелось подольше посмотреть на взбешенного ректора, но тот кивнул Сатклиффу:

— Хорошо, если ты сядешь на свободное место и будешь вести себя как подобает инспектору, то так и быть. Забирай.

— Как скучно и предсказуемо. Ну что еще ждать от ограниченных чурбанов, не ценящих скромные радости плоти, — Сатклифф всплеснул руками, горестно вздохнул, прошествовал в конец аудитории и опустился за последнюю парту в среднем ряду, наискосок от Рональда, у которого теперь просто обязана была затечь шея. Сложно наблюдать за Сатклиффом краем глаза и делать вид, что записываешь лекцию.

Слишком много информации было в этой сценке: поразительный Сатклифф, который играл какой-то свой спектакль, нахамил ректору и сейчас с невинным видом полировал кроваво-красные ногти, пока Стивенс читал лекцию о способах наказания жнецов в далеком прошлом.

Сатклифф как минимум два раза промахнулся и недовольно скривил рот, рассматривая свежие ссадины на подушечках пальцев. Нервничал? А он вообще может нервничать? Все интереснее и интереснее...

А дальше — как назло! — поток информации стал огромной рекой. С чего Стивенс именно сегодня решил поведать им о Печати смерти? Рональд шепотом выругался и прикусил кончик языка, чтобы не заорать во весь голос.

Ведь у всего курса заметны те же симптомы, которые возникали у казненных с помощью Печати смерти жнецов: необратимое угасание воли к жизни, ощущение, что из тебя вытягивают силы, желания и эмоции и ты обречен. Достаточно посмотреть на остальных четырнадцать студентов — их не прошиб даже Сатклифф: ни одного любопытного взгляда, брошенного украдкой, ни шепота, ни приглушенного смеха. Да хотя бы могли сообразить про Печать смерти! Им все разложили по полочкам, даже рассказали, что сквозь утащенные Сатклиффом очки видна эта метка. Но нет, никого не озарило.

Сатклиффу надоело паниковать через пять минут. Он воткнул пилку для ногтей в столешницу, с удовлетворением поковырял глубокую царапину ногтем и извинился:

— Мне очень-очень жаль вас покидать, но я вынужден посетить и другие занятия.

— Не могу сказать, что мне так же безмерно грустно это слышать, — отозвался Стивенс.

— Ты мог бы соврать, как и я, из вежливости, — парировал Сатклифф и снисходительно похлопал ректора по плечу. — Но я понимаю, вам, мужланам, недоступно умение тактично скрыть правду. На это способны единицы. Хотя такая неуклюжая брутальность... тоже возбуждает.

Рональд снова пришел в восторг — как у этого Сатклиффа получается говорить таким соблазнительным тоном, что внутри как будто медленно разворачивается теплый пушистый клубок, и в то же время думать совсем о другом, почти сгибая пальцами тонкую оправу серебряных очков, которые он крутит в руках?

Вывод — Сатклифф неповторим. И раз способа отменить действие Печати нет, как и сомнений, что Рональда отметили именно ею, то можно наплевать на скорую смерть и вдоволь насмотреться на извращенное чудо по имени Грелль Сатклифф — от этого, по крайней мере, можно получить удовольствие.

На перемене им объявили, что на сегодня занятия отменяются, и Рональд бросился на поиски Сатклиффа, что оказалось совсем просто — на остальные курсы этот жнец произвел очень сильное впечатление, и студенты живо обсуждали его местонахождение, а особо любопытные сгрудились у открытых дверей приемной ректора.

Рональд удивился еще больше — очевидно, что никто не видит, насколько Сатклифф многогранен.

Да, накрашен, как будто подрабатывает на панели... Хотя нет, какая панель? Больше напоминает сцену, очень похоже — черные стрелки на верхних веках, кроваво-красная помада... и ошеломляющая уверенность и отточенность каждой ужимки и гримасы. И никто не замечает, что все это — не цель, а средство. Хотя бы половина уловок — средство, потому что шокировать и самозабвенно играть роль Сатклифф любит. Но делает это так, что глаз не оторвать.

Рональду показалось, что Сатклифф взбесил всех настолько, что они хотели его... вряд ли убить, но лишить сознания точно — в руке ректора пару раз мелькнул какой-то шприц. То ли Сатклиффу везло, то ли он правильно оценил обстановку — сложно было сказать.

Рональд зачарованно наблюдал, как Сатклифф назвал двух преподавателей и ректора «бесчувственными импотентами, неспособными удовлетворить утонченные запросы леди», пренебрежительно взмахнул рукой, чтобы разрушить башню из папок с личными делами студентов и, пока остальные поднимали документы с пола, Сатклифф успел просмотреть те, которые его заинтересовали, капризно что-то заметить, пнуть кадку с пальмой, отчего та едва не упала, и выйти в коридор.

— Нокс, верно? — он ткнул Рональда в грудь длинным янтарным мундштуком.

Рональд рассеянно кивнул.

— Ты наверняка настоящий рыцарь и не откажешься спасти меня от мучительной смерти, — мечтательно начал Сатклифф.

— Конечно, ваша гибель будет большой невосполнимой потерей, — в тон ему ответил Рональд.

Сатклифф сузил глаза, зажег сигарету и неожиданно искренне улыбнулся:

— Тогда будь так добр, принеси чашку кофе.

— С сахаром?

— Все равно. Сделаешь? Или это так же сложно для тебя, как для этих? — он мотнул головой в сторону секретариата, откуда донеслось сухое «Диспетчер Сатклифф, у нас не курят».

— Если я сделаю кофе, это вряд ли можно будет пить, в столовой сделают.

— Молодец, — сухо бросил Сатклифф и демонстративно затушил сигарету о дверь, входя в приемную и сообщая всем:

— Какая тоска! Да с вами невозможно иметь дело на трезвую голову! Ах, наверное, это ваш коварный план — напоить меня и воспользоваться моей беспомощностью? Так далеко еще никто не заходил...

Рональд не стал слушать дальше, хотя этому спектаклю можно было бесконечно внимать и искренне веселиться. Что-то происходило, возможно, из-за Сатклиффа... И как-то в этом была замешана Печать смерти — вряд ли именно в этот день студентам случайно про нее рассказали в присутствии «раскрашенной фифы» (так его шепотом назвал один из преподавателей, спеша из приемной за какими-то документами).

Хотели ли преподаватели, чтобы отмеченные печатью поняли, что с ними произошло? Вряд ли — студенты были не в том состоянии, это на Рональда почему-то появление инспектора подействовало ободряюще. А если допустить невероятное и представить, что именно Сатклиффа хотят подставить? Но зачем? И что теперь делать?

Рональда на полпути обогнала секретарь ректора, Амбер Нолинг, обдав его ароматом легких цветочных духов, и побежала в столовую, захлопнув дверь у него перед носом. Рональд усмехнулся — как-то многовато совпадений.

Решение он принял, когда заметил, как Амбер опускает что-то в чашку с дымящимся кофе, но даже не подал вида. Просто поблагодарил, когда она с извинением протянула ему кружку:

— Решила тебе помочь, чтобы быстрее вышло, а то этот Сатклифф всех с ума сведет.

— О да, его надо утихомирить, — понимающе кивнул Рональд, обалдевший от своей прозорливости.

Амбер заговорщически ему подмигнула, и он помчался обратно, размышляя только об одном — как предупредить Сатклиффа при свидетелях?

Речи не могло идти о том, чтобы бросить Сатклиффа в беде. Вдруг Рональд каким-то чудом выживет? Тогда он попадет в диспетчерский отдел, согласно результатам всех тестов по профориентации. Если не помочь Сатклиффу, того уволят или убьют, и работать будет очень скучно. Нет, так нельзя. Интересно наблюдать за Сатклиффом, он круче всех, кого Рональд видел, и... да просто офигенен. Почему никто не видит под маской тщательно разыгрываемой скуки настороженность и сосредоточенность? Или Рональду это мерещится, потому что он должен же оправдать ничем не мотивированное восхищение? Слишком сложно, а сложные умственные конструкции Рональд не любил.

На его счастье, в приемной никого не было, кроме со скукой листавшего какой-то талмуд Сатклиффа — расписание занятий сменялось учебными планами, потом снова появилось расписание.

— О, спаситель пожаловал, — буркнул Сатклифф и схватил чашку.

— На вашем месте я бы это не пил, — спокойно заметил Рональд. — Я не знаю, что туда добавила Амбер.

Сатклифф махнул рукой:

— Иди, не мешай работать.

Рональд вздохнул — похоже, он переоценил ум Сатклиффа — и легкомысленно добавил:

— Наверное, снотворное покажется вам... весьма романтичным, учитывая ваши озвученные мечты, но вдруг там слабительное, а Амбер просто завидует вашему успеху?

Сатклифф сморщил нос, фыркнул и серьезно посмотрел на Рональда:

— Я тебя услышал и понял. Я ставлю на романтичное, если хочешь знать, я не могу внушать другие мысли... Иди, не путайся под ногами.

Но как тут уйти, когда неясно, что именно понял Сатклифф? Он вполне мог вообразить себе сцену групповой сомнофилии. Потому что он демонстративно поднес чашку к губам и крикнул:

— Мэтью, в вашем склепе только кофе хороший, остальное неизысканно до жути! Даже не знаю, хватит ли мне одной чашки, чтобы написать положительный отчет, или потребуется ваше личное участие.

Рональд оценил обстановку — он спокойно доберется до окна под прикрытием стопок документов и окажется за спиной Сатклиффа, его никто не заметит — открыл и закрыл дверь, проскользнул к черной портьере и спрятался за ней. Вовремя — Сатклифф поперхнулся и упал лицом на стол, хлопнула дверь кабинета ректора, Стивенс и преподаватель практических навыков Пратт приблизились к Сатклиффу. Стивенс хмыкнул:

— Хватило и полчашки. Не маловато?

— Он истерик, с ними не скажешь, как это сработает, — пренебрежительно сказал Пратт.

В его руке блеснула Печать смерти, которую Рональд только сегодня видел на слайде, и он положил ее в карман Сатклиффа.

— Все, можем вызывать департамент внутренних расследований. Они поверят, что это его рук дело.

Рональд едва не выпрыгнул из своего укрытия, но схватился за подоконник и с трудом перевел дыхание. Силы были неравны, его бы скрутили за полминуты, требовалось подождать. Как бы ни сводило внутренности от ярости — все преподаватели знали, что студенты отмечены Печатью, может, они сами это подстроили, а теперь еще подставят Сатклиффа.

При мыслях о Сатклиффе ход размышлений сбился и застопорился.

— Я взял на себя смелость вызвать коллег вместо вас, — бесстрастно проговорил кто-то из коридора.

— Спирс?! — в один голос воскликнули Стивенс и Пратт.

Стивенс нашелся быстрее:

— Очень хорошо, тогда нам не придется подавать служебную записку в ваш отдел, чтобы объяснять неприемлемое поведение вашего сотрудника, который пошел на беспрецедентное в истории преступление. Как он отметил Печатью смерти весь выпускной курс — для нас загадка. Но факты бесспорны. Сатклифф уже был уличен в преступлениях раньше... А сегодня услышал на лекции про Печать и решил повторить свою выходку, сделав целью слушателей академии. Наверное, украл ее, но не знал, что с ней делать.

— Как интересно и удобно получилось, — Спирс появился в поле зрения Рональда, слегка тронул Сатклиффа, подталкивая голову того к кофейной луже. — Он умер.

— Как умер? Он не должен был...

— Вот вы мне и расскажете, что он был должен. Давайте пройдем в ваш кабинет. Моя версия событий кажется мне более вероятной. И она подтверждена доказательствами.

Рональд прикусил кулак, чтобы не заржать — трупы жнецов именно так себя и ведут: например, незаметно пинают начальство под столом, когда их волосы оказываются в опасной близости от разлитого кофе.

А когда все уйдут, трупы, конечно, недовольно фыркают, встряхивают головой, достают из кармана расческу и пытаются привести в порядок прическу и одновременно стереть рукой с лица разводы от кофе. А потом довольно потягиваются и с интересом слушают доносящийся из кабинета разговор.

— Как вы знаете, Печать смерти хранилась в нашем архиве, именно поэтому ее поиск был возложен на нас. Наше расследование показало, что взять ее мог в числе других один из ваших преподавателей. Организовать внеплановую инспекцию и послать Сатклиффа к вам оказалось просто, нам пошли навстречу, — Спирс зашуршал какими-то бумагами и продолжил:

— На вашем месте я бы не стал ничего отрицать. Сатклифф сообщил мне еще утром, что вы заменили все лекции по этике, и мы выработали план. Было очевидно, что вы подставите Сатклиффа, но я сомневался и не верил. Чего ради вы убили одного жнеца, почти убили пятнадцать слушателей и выгораживаете Нормана Грасса?

— Вы тоже выгораживаете своих, — заметил Стивенс. — Того же Сатклиффа... Значит, тоже не хотите бросать тень на всех сотрудников из-за оплошности одного.

— Вы передергиваете, я не покрываю преступления, а всего лишь пытаюсь смягчить наказание. Где сейчас Грасс?

— Мы его изолировали...

Рональд бы послушал подольше и поизумлялся, как ректор посмел разбрасываться жизнями студентов, лишь бы спасти репутацию академии. И можно было еще узнать, какие такие преступления числятся за Сатклиффом. Но невидимая нить, вытягивавшая из Рональда силы, внезапно дернулась, он словно воочию увидел идущую от него куда-то в сторону струну с нанизанными на нее бусинками, которые быстро покатились в сумрак с гулким стуком. Он так и умрет и не узнает, кто на самом деле преступник и зачем ему нужно было казнить именно третий курс академии? Похоже, не узнает, но попробовать можно...

Он изо всех сил уцепился за последние бусинки, чувствуя, как они стремятся вырваться, и решил последовать за ними.

Рональд чуть не заорал от испуга, когда его схватили за плечо. Точно бы заорал, если бы ему не зажали рот и не прошептали:

— Тихо. Не надо расстраивать Уилли, он очень тщательно спланировал этот спектакль. Куда ты собрался?

— Понятия не имею, наверное, туда, куда меня тащит эта ваша Печать смерти.

Сатклифф цокнул языком и выругался:

— Прямо тащит? Слишком рано, неделя не прошла... Отвратительно, она не должна этого делать, если не... И опять все на мои хрупкие плечи... — он бесшумно снял со стола массивную чернильницу и вытолкал Рональда в коридор. — Пошли. Не будем портить Уилли праздник и настроение... Он все равно скоро освободится.

Сатклифф встряхнул чернильницу, украсил пятном порог приемной и подтолкнул Нокса:

— Веди к вашему Грассу.

— Вы уверены, что это он?

— Больше некому, если у них тут не кружок по интересам, типа ораторского... — Сатклифф внимательно посмотрел на него и нахмурился. — Не трать время на разговоры, а то не успеем тебя спасти. Бегом!

Он был прав, Рональду становилось все сложнее удерживать проклятые скользкие бусины, последняя застряла где-то под сердцем, и пришлось прижать ее ладонью и побежать куда-то наверх, на третий этаж, мимо пустующих аудиторий, освещенного входа в библиотеку, на боковую лестницу и снова вверх, на крышу. Сатклифф не отставал, отмечал чернилами каждый поворот, встряхивал чернильницу и смешно шипел и дергал головой, когда капли попадали на лицо и одежду.

Когда они остановились у сплошной белой кирпичной стены, точнее, Рональд чуть не вписался в нее лбом, Сатклифф встряхнул его за плечи и фыркнул:

— До чего невыносливы стали мужчины в последнее время... И недогадливы. Дверь с другой стороны.

Рональд собрался что-то ответить, но не смог — ноги подгибались, язык отказывался двигаться, а мозг — удивляться. Он просто отметил, что Сатклифф извлек из воздуха бензопилу, вспорол ею стену, пнул ее ногой и под грохот падающих кирпичей степенно вошел в пролом, закинув пилу на плечо и обращаясь к кому-то:

— Норман, ну как ты мог меня не позвать на свою бойню? Теперь я буду рыдать ночами, потому что...

— Интересно, ты правда всего лишь оказываешься в нужном месте или это совпадение? — отозвался Грасс.

— Это судьба, мой дорогой, — проворковал Сатклифф. — Мне очень интересно, зачем тебе убивать этих глупых жнецов, вот я и пришел узнать.

Рональд заглянул внутрь мансарды через пролом. Здесь располагалась запасная учебная лаборатория, в которой изредка проводились занятия. Сейчас в помещении ничего не изменилось, разве что на длинном столе между поблескивавших колб стоял как будто обломок колонны, выточенный из черного мрамора, и сверкал зелеными и красными рунами. Именно к нему тянуло Рональда, но он держался из последних сил.

— Ты сам сказал, они непроходимо тупы, и это невыносимо. Сколько можно учить этих идиотов? — Грасс щелкнул пальцами и подошел чуть ближе, лезвие на его косе смерти сверкнуло. У него была настоящая коса — массивная, черная, с изумрудно-зеленым зигзагообразным лезвием. Бензопила Сатклиффа смотрелась на ее фоне детской игрушкой, но тот не собирался отступать.

— Именно потому, что они тупые, у них лучшие оценки, если сравнивать их с остальными группами. Но, возможно, у тебя профессиональная деформация и ты их ненавидишь? — елейно спросил Сатклифф, шагнув влево и оказавшись между Грассом и куском колонны. — Этот старый грязный алтарь... он для того, чтобы направить их души в небытие... Какой захватывающий ужас! И все из-за пары любознательных вопросов, на которые ты не знал ответ. Я читал твои замечания в их личных делах. Ты сошел с ума, это так предсказуемо. Говорят, у жнецов это бывает, у преподавателей тоже... Нет бы провел эксперимент по омоложению или увеличению потенции...

— Заткнись! — проорал Грасс и бросился на Сатклиффа, тот легко ушел от удара, вспорхнул на стол и заметил:

— Про твои проделки известно всем. Зачем драться? Это так... — он не успел договорить, лезвие косы пролетело в миллиметре от его щеки, а Грасс прорычал:

— Пусть приходят, моя цель будет достигнута, я избавлю мир от этих всезнаек...

Колонна вспыхнула и запульсировала, Рональд еле слышно вскрикнул — это был конец, совсем окончательный финал, он уже не мог сопротивляться зову артефакта.

Сатклифф оглянулся на него, потом на Грасса, скривил губы:

— А гори оно все! — и вонзил бензопилу в алтарь. Свечение мигнуло и погасло.

Рональд выругался — Сатклифф не ушел от первого удара косы Грасса, ему удалось лишь слегка отклониться, лезвие со свистом разрубило воздух и проехалось по ребрам, его пила застряла в камне, и следующий удар просто обязан был добить Сатклиффа.

Рональд схватил обломок кирпича и швырнул в Грасса, но не попал. Этого мгновения Сатклиффу не хватило, чтобы выдернуть пилу, и Грасс решил сперва добить его, занес косу, Рональд бросился наперерез, слишком поздно поняв, что острие воткнется ему в грудь раньше, чем он перехватит древко.

— Идиот, — прошипел где-то за спиной Спирс, и Рональда отшвырнуло затылком к стене, где он отрубился.

Очнулся он оттого, что кто-то погладил его по голове, приложил что-то прохладное к затылку и простонал:

— О нет, мой новый пиджак, любимая рубашка... Уилли, ну посмотри, что сделал этот урод. Это ужасно, я никогда ему не прощу...

— Почему ты не бросил Нокса? И даже чуть не умер из-за него? Если бы парировал атаку Грасса и не отвлекался на алтарь, не ныл бы сейчас, — педантично уточнил Спирс. — Не ожидал от тебя...

— Уилли, ты ничего не понимаешь, — Сатклифф капризно топнул ногой. — Знаешь, насколько дорога... нет, бесценна в наше время отзывчивая аудитория и на что можно пойти ради ее сохранения? Пока я разбирался бы с Грассом, Нокс бы умер, не разруби я алтарь.

— Теперь знаю, что ради аудитории можно пойти на смерть, — хмыкнул Спирс.

— А еще он славный, и если ты не возьмешь его к нам в отдел, то я...

— Сатклифф, — предупреждающе начал Спирс, но отчего-то передумал продолжать и кивнул:

— Если ты напишешь в кои-то веки нормальный отчет, который не придется переправлять сто раз, я подумаю.

Рональд приоткрыл глаза и увидел смутные тени — одна слева от него определенно была Сатклиффом.

— Завтра напишу, сейчас я буду упиваться своим горем по невосполнимой утрате, — он неуверенно шагнул в сторону, каблук со скрипом проехался по черепице, но Сатклифф удержал равновесие и скрылся за углом мансарды, придерживаясь за стену.

Спирс подцепил бесчувственного Грасса за ремень брюк секатором на телескопической ручке, обернулся к Рональду и сказал:

— Через пять минут пришлю врача академии.

— Не надо, все в порядке, — у Рональда внезапно появились более интересные планы на вечер, чем общаться с медиками.

— Я не уверен.

— Ну конечно, вам же виднее, — огрызнулся Рональд.

— Хорошо. Теперь у меня есть время подумать, какое дисциплинарное взыскание наложить на вас за откровенное хамство.

— А за причинение мне физического ущерба никаких взысканий не положено?

— Нет, это было необходимо.

— Тогда у вас еще три месяца до выпускных экзаменов, чтобы придумать, — кивнул Рональд и неверяще уставился в прямую спину Спирса. — То есть вы меня примете к себе...

— Да, у вас весьма красноречивая рекомендация, и выбор у нас небольшой. Из вашего курса выживут в лучшем случае пятеро, — Спирс не удостоил его взглядом и скрылся со своей ношей в чердачном люке.

Рональд с трудом встал и поплелся на кухню при столовой: вниз по всем лесенкам, а потом опять наверх, но уже с дымящейся ароматной кружкой какао.

Сатклиффа он нашел на плоской смотровой площадке за мансардой, тот, как и ожидалось, сидел, привалившись спиной к стене, прикрыв лицо руками, и ждал, пока ребра срастутся. У жнецов любые повреждения заживали быстро, Рональд это знал, но искренне не понимал, почему Сатклифф не соберет вокруг себя полчища медиков. На ум приходил только один ответ — в таком состоянии сложно играть.

— Почему вы не хотите пострадать с размахом? — все же спросил Рональд.

— Я не в настроении для публичных страданий, — буркнул Сатклифф, раздвинув пальцы, и с любопытством уставился на кружку.

Разумеется, он взял какао, даже мечтательно вздохнул, но не преминул сварливо спросить:

— Надеюсь, ты хотя бы не влюбился?

— Точно нет.

Вряд ли можно назвать влюбленностью неподдельный интерес и восхищение, ведь так? А что до объекта восхищения... ну, не худший вариант, наверное. Даже можно сказать — лучший из имеющихся.

— Какое невыносимое оскорбление для леди, — закатил глаза Сатклифф и тут же улыбнулся. — Но это хорошо, не хватало еще, чтобы меня обвинили в совращении...

— Неокрепших умов?

— Про ум речи не шло, — Грелль сузил глаза, и Рональд снова пораженно уставился на него. Быстрая смена настроения завораживала. — Ты такой же непроходимо тупой, как и все. Какого черта полез на его косу?

— Так было тактически правильно. Единственное верное решение, и шансы увернуться у меня были.

— Не занудствуй, не было. Если бы не Уилли...

— Но это неважно, все же обошлось.

— Да, да и кто ты такой, чтобы из-за тебя переживать, — протянул Сатклифф.

— Я идеальная аудитория, вы сами сказали.

Сатклифф покачал головой:

— Не самая идеальная, ты слишком критичен, пугающе прозорлив и хамишь, но за неимением лучшего сойдет, — он вздохнул и обреченно уточнил:

— Ты ведь теперь никогда не отвяжешься?

— Я не то чтобы привязался, — легкомысленно ответил Рональд и понял, что врет.

Грелль Сатклифф — это настоящее чудо, сотканное из высокомерия, жестокости, артистизма, предусмотрительности, авантюризма, преувеличений, извращенного ума и капли самопожертвования. Такими чудесами не разбрасываются.