"ПРОСТОКВАШИНО"ТМ (джен)

— Не началось еще? — крикнул Шарик с порога.

Дверь сшибла пустое ведро, оно гулко стукнулась о голубой эмалированный таз.

— Тихо! Мешаешь, — прошипел Матроскин.

Сколько раз Шарик намеревался переставить эту дверь, чтобы открывалась правильно — наружу, но кот уперся: в кадку ударяться будет и бонсай тревожить. А передвинуть эту стриженную елку отказывался: сгорит на солнце и не по феншую.

Захлопнув дверь задней лапой, Шарик снял с плеча ружье и аккуратно прислонил его к стене. выглянув из-за угла, поторопил:

— Переключай быстрей!

Матроскин не отозвался.

Шарик не стал мыть лапы, стряхнул болотную грязь на коврик и протопал в комнату, остановился и уставился на экран телевизора. Вместо Лелика и Болика там стояла дамочка с прической и в скучном костюме. Она что-то спросила мужчину в таком же синем костюме, и тот затараторил.

— Переключай! Начинается, — Шарик сверился с часами-тарелкой на стене — новогодним подарком Печкина.

— Шшш! — предупредил Матроскин лапой.

Черные кошачьи когти опасно блеснули, поэтому Шарик молча присел у кресла. Пульт лежал на подлокотнике, но взять его Шарик не решился. Рядом с ножкой стоял опустошенный стакан с покусанной трубочкой. Шарик понюхал. Пахло клубникой и молоком. Брр, гадость. То ли дело теплый говяжий бульон!

— Вечером посмотришь, — примирительно сказал Матроскин, когда на экране пошла реклама бритвы, — В семь повторяют.

Шарик обиделся, но спорить не стал. Он нарочно погремел кастрюлями, кинул в миску мозговую косточку, сел за стол и с удовольствием щелкнул зубами. Обедал он один, и даже чуднЫе слова "брокер", "инвестиции" из телевизора не испортили ему аппетит. Когда звучала музыка, Шарик поднимал глаза от миски и видел бегущие ровной линией с одного конца экрана к другому большие буквы: РБК.

С тех пор они больше не смотрели "Детский мир" вдвоем.

Сначала Шарик думал, что это мята сводит с ума Матроскина. Он выкорчевал и сжег кусты, разросшиеся под забором, и ожидал, что Матроскин поначалу озвереет. Но нет, тот даже не заметил, зато шипел и драл обои, если Печкин вовремя не приносил "Программу телепередач". Окончательно кот обезумел, когда в телевизоре на РБК появился пухлый мужчина и несколько дней рассказывал про "поголовье рогатого скота", "мясные и молочные породы" и "возрождение сельского хозяйства".

Целый месяц по вечерам Матроскин наматывал круги вокруг дома, даже метил кусты крыжовника. Сгрыз наполовину карандаш НН и деревянную линейку, которыми прошлой весной Дядя Федор чертил на здоровенном ватмане, разодрал чистую общую тетрадь в девяносто шесть листов. Днями он то тихо мурлыкал и усмехался в усы, то залезал на чердак и лежал там, глазея на зеленый пригорок с коровами и пастухом. Неделю кот совсем лентяйничал. Худо стало: Шарик соскреб с тарелки остатки масла, Хватайка склевал подкисший творог, банки с молоком не влезали в холодильник и стояли на подоконнике. Печкин, когда увидел это безобразие, принес из дома пустые пластиковые бутылки, разлил в них молоко, поставил их в почтовую сумку и покатил велосипед по улице. Молоко у него шустро раскупали дачники.

— Пересчитайте, — выкладывал он деньги на стол, — чтобы никаких недоразумений не случилось. У меня все под запись. Четыре бутылки от "Ессентуков-17" по полтора литра каждая. Всего девять литров. Список покупателей тоже имеется. Не желаете ознакомиться?

Матроскин сгребал бумажки и прятал их в жестяную коробку с оленями на крышке. Иногда Печкин соглашался с ними поужинать. "Одинокий он" — думал Шарик, и если бы не Дядя Федор... да и Матроскин, то согласился бы у Печкина жить.

— Что это ты, Матроскин, питаешься неохотно? И шерсть не блестит. Может, болезнь какая? — поинтересовался Печкин, прихлебывая чай с молоком.

— Здоров я, здоров, — отмахнулся Матроскин.

— Это на него так телевизор влияет! — вмешался Шарик. — Пагубно.

— Телевизор надо смотреть умеренно! — Печкин поднял в верх указательный палец. — Особенно — впечатлительным натурам. А то депрессия всякая, мания и прочие опасные состояния. Я вот из радио все, что надо, узнаю. А ветеринар, если что, в соседней деревне имеется.

Печкин ушел, захватив банку парного молока. Матроскин с Шариком сидели на ступеньках крыльца, любуясь на первые вечерние звезды.

— Была бы у меня подзорная труба..., — вздохнул Шарик.

— Будет и труба, и телескоп, если захочешь. Только сначала бизнес заведем, — Матроскин мечтательно прикрыл глаза и стал про свой план рассказывать.

— А еще на меня когда-то наговаривал! — возмущенно гавкнул Шарик, когда кот про завод размечтался. — И не живется тебе в удовольствие! Корова — в сарае, Марфуша подрастет за лето — две коровы станет. Молоко, сметана. Дядя Федор с первой зарплаты йогуртницу подарил. Все тебе мало! Жадный какой! Не нужна мне труба. Это людям она требуется. У них зрение слабое, а я и так звезды хорошо вижу.

— Не мыслишь ты стратегически, Шарик. Да и коммерческой жилки у тебя нет.

Шарик поглядел на свои лапы. Брехал кот: он был жилистым.

— Сбегаешь за Печкиным с утра, а? — промурлыкал Матроскин. — Письмо напишем, чтобы завтра ушло. Международное.

Пока Матроскин корову доил, Шарик привел Печкина, пообещав черничный йогурт и сырники на завтрак. Матроскин усадил его за стол, подсунул бумагу и гелевую ручку, а сам ходил, заложив лапы за спину, из одного угла в другой и диктовал.

" Уважаемый мсье Кот!"— вывел Печкин мелким ровным почерком.

* * *

Первым "инвестором", как обозвал его Матроскин, был тот самый мсье.

Сначала из такси показались высокие красные сапоги с отворотами, а потом вылез сам кот с черным кожаным чемоданом в лапе. Другой он расправил примятые перья на фетровой шляпе. Шарик присвистнул: сапоги и шляпа среди лета! Ладно бы еще зима была.

Они с Матроскиным встречали Кота в сапогах у калитки. Он выгнул спину, шаркнул лапой и низко поклонился, подметая перьями гравий дорожки. "Бонжур", — сказал гость и подозрительно посмотрел на протянутую лапу Шарика. В доме он сапоги не снял — Матроскин зыркнул прищуренными глазами, но ничего не сказал— прошел в комнату и долго оглядывался. Когда сели за стол, Кот в сапогах разговорился. Шарик подумал, что мсье просквозило в дороге и нос заложило, раз он так гнусавит. Но от молока с медом Кот отказался, а попросил кефИ. "Наверное, кефира хочет", — поразмыслил Шарик и принес из холодильника кувшин с кислым молоком. Матроскин скривился и махнул лапой в сторону буфета. Только разглядев все банки, Шарик догадался, что мсье хотел кофе.

— А кто ваш хозяин? — обратился Кот к Матроскину.

— Федором зовут.

— Барон Теодор?

Матроскин покачал головой: не знал он никакого Теодора.

— Оо! — Кот пристукнул каблуками. — Граф Теодор!

— Никогда Дядя Федор графом не назывался, — нахмурился Матроскин.

— Да! — Шарик поставил перед гостем кружку кофе. — Наш Дядя Федор — аспирант!

Кот в сапогах задумчиво почесал за ухом и поинтересовался:

— Эта большая деревня принадлежит вашему аспиранту?

— Да разве ж она большая?— удивился Шарик. — Вот за рощей — да. А Дядя Федор вообще в городе живет.

— Аспирант Теодоро — хозяин целого города?

— Можно и так сказать. У него прописка есть и проездной на все виды транспорта.

Молодец Матроскин! За Дядю Федора горой встал.

— Значит, этот дом и деревню аспирант подарил вам? Какой благородный и щедрый хозяин! — воскликнул Кот в сапогах. — И мсье Матроскин хочет, чтобы мой хозяин вложил в Прстоквашино деньги?

— Хотелось бы, — кивнул Матроскин.

Шарик растерялся: он-то думал, что деньги лучше положить в коробку с оленями.

Под вечер Матроскин пошел показывать Коту деревню. Шарик остался дома. О чем коты договорились, он не знал, но перед сном Кот в сапогах сказал, что утром уезжает. Он так торопился, что забыл свою шляпу. Шарик бросился догонять такси, потом передумал. Чучело у них в огороде обзавелось широкополой шляпой с перьями и звалось с тех пор "мсье".

Матроскин сильно не переживал потерю "инвестора". Они затеяли ремонт: наклеили новые обои — английские в цветочек, покрасили полы, рамы и двери.

Ловкач явился без приглашения. Ох, и худой же он был! И в каких краях хозяева так про котов заботятся? Или он бездомный? Не похоже: шерсть гладко причесана, блестит на солнце, как уголь, когти подстрижены. И, правда, ловким был. Тремя яйцами жонглировать умел. Ходил так, как будто не по доскам ступает, а по электрическим проводам от одного столба до другого движется. Хватайка его сразу полюбил. Ловкач нашел где-то подсолнечник и кормил птичку с лапы. То ли он на острове жил, то ли с морского курорта вернулся, Шарик так и не понял, но всю морскую рыбу знал поименно.

На третий день Ловкач уехал в город. Сказал, что нужно с партнером по бизнесу переговорить. Вернулся довольный, лапы потирал. А на следующий день пропал вместе с Хватайкой. Шарик по следу нашел их на Птичьем рынке. Не сдержался тогда Шарик, схватил поганца за хвост и давай мутузить. Но и сам схлопотал: чуть глаза не лишился, а ухо две недели заживало. В Котолажке, куда они вдвоем попали, выяснилось, что афериста по кличке "Ловкач" давно ищут. Так он и попался. До сих пор в клетке проживает.

Слепой Базилио был бездомным бродягой, в этом Шарик не сомневался. Их огородный "мсье" лучше одет будет. Но деньги у кота водились. Мешочек с монетами позвякивал на поясе. Точно такой же лиса Алиса — его поводырь — прятала за пазухой. Матроскин встретил гостей насторожено, уши прижал. Решил сначала присмотреться, а потом про бизнес речь заводить. Шарик жалел Базилио, а Алису... Он исподтишка заглядывался на ее вытянутую рыжую мордочку, большие темные уши и блестящие лукавые глаза А как она виляла пушистым хвостом! Что-то еще, кроме красоты, унюхал в ней Шарик, отчего хотелось побежать за околицу и поваляться в высокой траве или зарыться в стог сена. В тот же день, когда они появились в Простоквашино, Алиса сварила суп с куриными потрохами, какого Шарик отродясь не ел.

Одним теплым вечером, побегав перед сном трусцой, Шарик подсел к Алисе на лавочку, с самого краю. Он опасался, что она заметит, как дрожат его лапы, и подумает, что это от возраста.

— Давай на охоту завтра сходим, — прохрипел Шарик и испугался своего голоса. — У меня ружье есть.

Глаза Алисы сверкнули, и Шарик выдохнул.

— Тут есть хорошие места для охоты? — Алиса смахнула хвостом с лавки березовый лист и подвинулась к Шарику.

— Озерцо недалеко. Утки там непуганые. Близко подобраться можно. Так пойдем?

Алиса согласилась, и Шарик потом сильно пожалел об этом. Когда она узнала, что уток они будут фотографировать, фыркнула и с Шариком почти не говорила. Смотрела так, будто он пудель какой-то лохматый. Вернулись они как раз к обеду.

Матроскин раскладывал по мискам рагу.

— Я думаю так, — начал Базилио, поводя носом, — нам на большую дорогу надо выйти. Там, где с нее асфальт на Простоквашино начинается — подходящее место. От дома недалеко.

Шарик подавился и закашлялся. Лиса Алиса дернула Базилио за хвост, тот взвыл и выпустил когти.

— Правильно ты мыслишь, Базилио, но не правильно выражаешься, — сказал Матроскин. — Нужно говорить — на федеральную трассу.

— Да-да, туда. Машины там днем и ночью снуют. Откроем таверну у заправки. Денежки рекой потекут. — Базилио потер руки и схватился за ложку.

— Нее, — покачал головой Матроскин. — Санэпиднадзор замучает. Повара хорошего найди попробуй. А вот магазин… Витрину-холодильник поставим, продукты деревенские продавать будем.

Когда магазин заработал, Базилио с лисой Алисой появлялись дома только к ночи, пересчитывали выручку с Матроскиным и ругались между собой. Каждое утро Шарик подъезжал к заднему входу магазина и разгружал ящики с бутылками и банками. Пока водитель заправлял машину, Шарик через окно заглядывался, как ловко Алиса обхаживает заезжих покупателей

Матроскин уговорил Печкина взять отпуск и пойти на бухгалтерские курсы. Через месяц Печкин получил сертификат и тут же завел толстый гроссбух. Записывал все до копейки: сколько потратили, куда, сколько заработали. Но почту он не бросил, говорил, что коммерция — занятие ненадежное, а ему для пенсии нужен непрерывный стаж.

Первым новогодним утром, в первый для их магазина выходной день, Шарик вышел на крыльцо и чуть не ослеп: огненный всполох взметнулся к ветвям старой ели. Развесистая зеленая лапа вздрогнула, сбросила белую муфту с затекших пальцев, пошевелила ими. Рыжий огонь вернулся к земле в облаке искрящейся снежной пыли. Спасаясь от сияния, Шарик прикрыл лапой глаза. Любой зверь остерегается огня, обходит за версту, едва учуяв его запах. Шарик же хотел зарыться носом в этот пылающий загривок и обжечься. Он стер выступившие слезы, поморгал и опять уцепился взглядом за яркое пятно на снегу.

Алиса крутилась, ловя языком летящий с потревоженных ветвей снег. Уши подергивались от удовольствия. Потом она упала спиной в мягкий сугроб, поерзала, перевернулась на брюшко, проползла немного и молнией вскочила на лапы.

Шарик вжался в толстую балку крыльца, боясь спугнуть это щенячье баловство, опасаясь, что, заметив его, Алиса презрительно фыркнет и скажет что-нибудь обидное.

Или он выдал себя, или лиса нарезвилась вдоволь, но она встряхнулась и направилась к сараю, завернула за угол, а потом Шарик увидел статную фигуру за забором. Погода для дальней прогулки стояла отличная.

Шарик сбежал со ступеней и остановился, разглядывая виляющую дорожку лисьих следов. Повторяя их путь, он дошел до ели, присел и понюхал примятый снег . Голова пошла кругом, в носу защекотало. Шарик наклонился и лизнул отпечаток рыжей лапы. В горле — словно кость застряла. Шарик понял, что у него того… особенная форма лихорадки. Он давно занемог, но этим утром хворь крепко прихватила все его тело и душу.

Однажды такая же беда приключилась с Дядей Федором. Папа сказал тогда, что лекарства от этой болезни нет, но от нее и не умирают. Дядя Федор похудел и все время тосковал. Целый год они с Матроскиным переживали за его здоровье, пока лихорадка не отступила.

Вот и Шарик очухается. Нужно только подождать.

Магазин приносил все больше прибыли. Матроскин довольно потирал лапы.

Сколько полосатый кот просидел на ветке яблони, пока Шарик его заметил, неизвестно. И как он пробрался в их двор? Шпион, не иначе! Или конкурент. То и другое, решил Шарик. Как разбираться с конкурентами, Шарик знал, но решил все же убедиться.

Кот обмахивался конвертом, подписанным рукой Печкина, а рядом с ним на суку висела холщовая сумка с чем-то тяжелым.

Чеширский Кот, — представился он. — Явился по приглашению.

Чудной кот! С улыбкой во всю морду. Шарик был так ошарашен, что даже сказать ничего не смог. Он лапой пригласил гостя в дом и попытался поднести сумку, но Чеширский перекинул ее на другое плечо и потащил сам.

Матроскин улыбаться не умел, но, если бы мог, то, наверное, расплылся бы. Он унюхал сыр, едва только Чеширский зашел в дом. Головка была завернута в иностранные газеты и промасленную желтоватую бумагу.

Вот, — Чеширский подвинул головку на середину стола. — Знаменитый сыр графства Чешир — моей родины. Известен со времен Вильгельма Завоевателя. Двести лет поставлялся Королевскому флоту Великобритании. Это белый. Существует еще красный и голубой. Производители, которых я представляю, хотели бы попасть на ваш рынок.

Сыр был твердым, крошился, когда его резали, солоноватым и очень пахучим. Вкусным.

О Мамма Мия! Ореховый запах. — Базилио глотал кусочки сыра и причмокивал. — Пармиджано Реджано! Как давно это было…

“Родителей вспомнил, бедолага”, — подумал Шарик.

Базилио и Алисе предложение Чеширского пришлось по вкусу. Пора было расширяться, лиса и местечко удобное присмотреоа. Но Матроскин заартачился: хотел не коммерсантом быть, а производителем. На магазине денег подзаработает и начнет завод строить. Сыр свой делать станет. “Российский”, для начала. А потом…

Что потом, Базилио не дослушал. Взбесился, метнул обглоданную кость прямо в детский портрет Дяди Федора и выскочил из дома. Алиса пошла за ним.

А вот Чеширский любил Матроскина послушать. А когда сам начинал рассказывать, Шарик укладывался на ковре и развешивал уши.

Вот уж кто придумывать умел, так это Чеширский! Ребенок в его байках превращался в настоящего поросенка, синяя гусеница курила кальян. Грибы были двусторонние: от одного бока откусишь — высотой с дерево станешь, от другого — до муравья уменьшишься. Королевская семья играла в крокет ежами и фламинго. Ладно это, но, когда Чеширский рассказал, как палач не смог исполнить приказание королевы и отрубить ему голову потому, что в тот момент Чеширский исчез, оставив только свою голову, Шарик не сомневался — кот где-то прячет пузырек с желтыми таблетками. Он давно знал, что валерьянка сильно влияет на кошачьи мозги.

Скандал случился в конце весны.

Вечером, когда коты уже подремывали под бормотание телевизора, а Алиса чистила свой мех, в дом ворвался Печкин. Свирепый, как дикий кабан. Даже “добрый вечер” не сказал.

ОБЭП накликать на нас желают твои партнеры! Живодеров этих. — Он размахивал своим гроссбухом перед ничего не понимающим Матроскиным. — Дебет с кредитом не сходятся. Три раза пересчитал.

Печкин вынули з сумки толстый потрепанный конверт и пошел на Базилио.

Где счет на сумму пять тысяч семьсот тридцать рублей? Нету, а я их все в этот конверт складываю. У меня и на почте ничего не пропадало, а тут — финансы.

Что? — подпрыгнул Базилио. — Покажи!

Алиса толкнула его в бок и выступила вперед.

В этом костюме ты — настоящий бухгалтер, — она тронула лапой пуговицу на пиджаке Печкина.

Ты, гражданка лиса, мне зубы костюмом не заговаривай. Сама, небось, в махинации участвовала. — Печкин отступил на шаг и приосанился. — Купил вот, не маркий. А то после вас столько шерсти собираю, на носки хватит.

Можно я посмотрю? Вдруг ты не заметил, — Алиса потянулась лапой к конверту.

Печкин отдал ей документы. Алиса отошла в уголок включила настольную лампу и принялась разбирать счета.

Вот же он! Склеились два. — воскликнула она спустя минуту.

Не может такого быть, я три раза проверял, — оправдывался Печкин.

Щеки его горели, капли пота поползли по вискам. Он разложил на столе все бумажки, открыл гроссбух и стал там что-то черкать.

Я и забыла! — Алиса стукнула лапой себе по голове. — Смотрите, что сегодня мне покупатель подарил. — Она достала из сумки колоду карт. — Раз уж спать никто не собирается, давайте сыграем.

Все расселись на ковре. Базилио тоже потребовал себе карты. Шарик диву давался, как слепой может так ловко играть: Базилио ни разу не остался в дураках. На ощупь что ли он свои карты различал? Шарику не везло, и денег он проиграл больше всех. Но какие там деньги? Копейки.

Не везет в картах — повезет в любви, — сказал Печкин, когда Шарик доставал монеты из своей копилки. — Древняя народная примета.

От этих слов у Шарика защемило под ребрами и долго не отпускало.

Выигрывал всегда Чеширский. Матроскин косо поглядывал на него, а Базилио кричал, что это мошенничество и что Шарик плохо тосует карты.

Гражданин кот из Англии не мошенник вовсе, — подал голос Печкин, — он считает хорошо. В батюшку своего, видимо, пошел. А он профессором математики был.

Можно и так сказать, — улыбнулся Чеширский шире обычного, — А еще я всю жизнь провел среди колоды карт и различаю их по рубашкам.

Вот это да! — восхитился Базилио. — А давайте казино откроем. Я место знаю. Поле Чудес в Стране ду…

Алиса, поднимаясь, нечаянно наступила ему на хвост. Базилио запнулся на полуслове и взвыл, хотел запустить когти в лисье ухо, но промахнулся. Чеширский дождался, когда котовасия закончится, и спросил:

Так где находится это Поле Чудес? Не в Стране Чудес? Я про такое не слышал.

Нет, — масляным голосом сказала Алиса, — эта страна по другому называется. Спать хочется.

Она зевнула и собрала с ковра карты. Печкин ушел, пошептавшись с Матроскиным у калитки.

Шарику не спалось. Он не мог решить, было ли явью, или ему привиделось, как Алиса незаметно подсовывает Печкину в конверт счет. Подозрение вцепилось репеем в мысли. Шарик выдрал его вместе с клоком шерсти и чувствовал, как болит рана. Потом он попытался вспомнить своих родителей и не смог. А у Чеширского батюшка — профессор. Математики! Дядя Федор учил математику в школе и в университете, и в аспирантуре ею занимается. Мысли Шарика скакали как блохи. Он представлял рубахи жителей Страны Чудес: в полоску, в рубчик, с яркими птицами, белые, синие, желтые — в какие наряжались простоквашинцы на Праздник урожая. Заснул он, когда загорланил безумный соседский петух.

После того скандала жили они мирно и без происшествий ровно неделю. На восьмой день Алиса и Базилио не вернулись ночевать. Утром Шарик с Матроскиным обнаружили, что магазин закрыт. Кота и лисы там не оказалось. Пропали недельная выручка, две копченые курицы, связка вяленой воблы, три свежемороженых лосося и два десятка зажигалок.

Матроскин ругался, называл себя слепым идиотом, потому что сам не разглядел и Печкину не верил, когда тот предупреждал. По дороге Шарик купил в ветеринарной аптеке баночку “Кота Баюна” и впихнул Матроскину таблетку. Дома кот выпил еще две и успокоился. “Бизнес-риски”, — сказал он заплетающимся языком и полез на чердак. Сутки Матроскин не просыпался.

Шарик сидел у колодца и смотрел в ведро, на дне которого в остатках воды поблескивали звезды. Если поднять голову, луна заглянет в глаза, и Шарик завоет. Поэтому он смотрел на звезды в ведре. Слюна во рту горчила, будто Шарик разжевал полынь. Ночной мир стал пустым и беззвучным. Но Шарику никто и не нужен был, особенно кошачья лапа на загривке.

А я думал, ты в своем уме, — промурлыкал Чеширский.

Бррысь! — гавкнул Шарик и стряхнул мохнатую лапу.

Чеширский отступил, но не ушел.

Она — бубновая дама. Хитрая и ловкая торговка. Ты все время смотрел и не видел?

А ты, значит, видел и молчал?

Нуу, — протянул Чеширский, — я не вмешиваюсь в чужие дела и не даю советов, когда не просят. Так воспитан.

Вот и сейчас не давай. Я не просил. Штатский советник, — выругался Шарик и побрел в дом.

Чеширский в ту ночь спал на дереве.

Начало лета промчалось как поджарый заяц по картофельному полю.

После коварного бегства Базилио и Алисы, Шарик заправлял делами магазина. Чеширский ему помогал. Разумный оказался кот. Шарик жалел, что набросился на него тогда, ночью, но речь про это не заводил. Матроскин с Печкиным занимались финансами и искали инвесторов.

Шарик издали заметил красную машину возле своего дома. Крыши у нее не было, зато сбоку торчала серебристая дудка. Сорока норовила клювом вытащить блестящий клапан.

Матроскин чистил у колодца рыбу. В доме кто-то насвистывал веселую мелодию.

Леопольд приехал, — объяснил Матроскин. — Гардероб свой разбирает.

Леопольд! — по щенячьи взвизгнул Шарик.

Про этого кота он знал все — по телевизору смотрел раз десять, но понять, зачем везти с собой шкаф, а потом его разбирать, не мог.

Пойду познакомлюсь, — бросил он на ходу.

По правде, Шарик хотел первым пригласить именно Леопольда. Но Матроскин сказал, что не время. Появятся деньги — тогда и позовут.

Шарик, немного робея, зашел в дом, тихо прикрыл дверь. Посвистывали из комнаты на два голоса. Шарик заглянул: Хватайка заливался на холодильнике, а Леопольд доставал из саквояжа и перекладывал на свободную полку в шкафу рубашки и длинные полоски разноцветной ткани. “Банты”, — догадался Шарик. И на шее у Леопольда красовался бант, синий в белый горошек. Шарик задумался, будет ли Матроскин таким же элегантным с бантом? А Чеширский?

Здравствуйте! Я — Шарик. — представился он, когда Леопольд повернулся.

Чеширский с Леопольдом снюхались в тот же вечер. Книги обсуждали, музыку. Шарик не верил своим ушам: Леопольд все байки Чеширского принимал за чистую монету. Он спросил, как поживает Герцогиня — хозяйка Чеширского, как здоровье Белого кролика( очень уж он нервный), рубит ли все так же с плеча Белая королева? Может Леопольд бывал в этой Стране Чудес? Шарик решил, что обязательно спросит потом. А тогда он представлял, как королева рубит дрова или дерево, заслоняющее окно. Наверное, в этой стране все не в своем уме, не всегда, но время от времени точно.

На следующее утро Леопольд сел за работу. Весь стол покрывали бумаги, книги, карандаши. Он чертил, рисовал и писал длинные столбики цифр. Матроскин заглядывал Леопольду через плечо и довольно урчал.

Через две недели Леопольд закончил чертеж. По этому случаю Матроскин опять включил свою йогуртницу, сделал творожную запеканку и земляничные коктейли, Шарик раздобыл вяленого угря, а Чеширский испек пирог с почками. Они вынесли стол во двор и пировали до ночи.

А утром Чеширский сказал, что хочет навестить какого-то Шляпника, пожелал Матроскину удачи, обнял Леопольда, пожал лапу Шарику и стал исчезать. Медленно растворился в воздухе, сверкнув напоследок зубастой улыбкой. Шарик понять не мог, как такое чудо произошло. И Матроскин не мог, только Леопольд весело подмигнул и сказал тающей полосатой голове: "Приятно было познакомиться."

В выходные приехал Дядя Федор. Он посмотрел чертежи и сказал, что, будь он деканом, выгнал бы из их аспирантуры Кротова и зачислил бы Леопольда. А Матроскин предложил Кротова оставить, а уволить декана и назначить Леопольда на его место, но только потом, когда они завод построят.

Леопольд перестал завязывать свои банты, не до них было. Сразу он согласовывал документы, потом ездил по закрытым заводам и собирал брошенное оборудование, железки. Матроскин открыл “Пункт приема металлолома”и собрал металл на новые трубы. Когда началась стройка, Шарик сам разбирался с подрядчиками, которые так и норовили обмануть. И на строителей сам покрикивал: не хотел, чтобы Леопольд расстраивался. "Добрый он слишком, — думал Шарик. — Любая наглая мышь за хвост дергает, не боится."

За год Леопольд построил их завод. “Наше сокровище”, — говорил про него Матроскин. Шарик раньше даже не представлял, что коты могут так уважать друг друга.

* * *

Матроскин водил прутом по воде.

Прошлым летом Дядя Федор вырыл им пруд и привез с деревенской околицы пять валунов. Матроскин командовал, как их разложить, чтобы живописно было. Тогда Шарик перекатывал тяжелые камни и огрызался, а сейчас вот не жалел: красиво стало. Кувшинки расцвели, стрекозы кружились над ними, глупые караси блестели у самой поверхности воды. Из открытого окна дома донеслась музыка.

— Скучает, — вздохнул Матроскин. — Домой хочет.

— От безделья это. Завод заработал, — Шарик махнул лапой в сторону холма за Простоквашино, где сверкающая на заходящем солнце труба пускала пробный дымок, — лапы приложить некуда, вот и мается.

— Лапы, — передразнил Матроскин, — не лапы — ум! Леопольд — кот ученый. Ты с ним почтительней будь.

— Ум — это да, но и лапы, — заспорил Шарик. — Нашел вот неделю назад на чердаке эту развалину, глаза загорелись, мурлыкать стал. Паутину стер, разобрал, а потом лапами и собрал. Вот музыка вышла. Патефон называется. Сказал, что дома у него такой же есть.

— Вот я и говорю: скучает. Музыка эта "Прощание с Родиной" называется.

Они помолчали, прислушиваясь к дерганным звукам полонеза.

— Ты зря так про меня, Матроскин. Леопольда я уважаю, может даже и люблю.

— Угу, — пробурчал в усы Матроскин, отбросил прут в сторону и дернул ушами. Задумался.

Шарик растянулся на траве и опустил лапу в воду. Было жарко.

Когда пластинка кончилась, Матроскин открыл глаза в взял с травы толстую книгу.

— Послушай, что пишут, — обратился он к разморенному Шарику и открыл книгу.

Шарик подошел поближе.

— Что творит шельмец! А мама Дяди Федора не в этот магазин за платьями ходит? — Шарик положил передние лапы на подлокотник садового кресла, в котором устроился Матроскин, и заглядывал в книгу. Как раз в этом месте была цветная иллюстрация.

Наверное, он еще никогда не слышал такой увлекательной и смешной истории. И по телевизору не видел. У него даже потекли слюни от удовольствия. Матроскин закрыл книгу, не дочитав главу. Он цокнул языком и почесал лапой нос

— А знаешь что, Матроскин...,— протянул он задумчиво.

— Нам бы его, — догадался Шарик.

— Угу, — мечтательно произнес Матроскин, но потом вздохнул. — Нет, не по зубам. Это топ-менеджер и гений-пиарщик, — ввернул он

не известные Шарику слова.

— Надо попробовать. Леопольд ведь приехал. А что это за книга?

— Необразованный ты, Шарик. Ее все образованные с пары строк узнают.

— Ты сам только вчера у Леопольда взял, — ощетинился Шарик.

— Я взял, а ты и не обнюхал. Да не рычи, вместе почитаем, — Матроскин почесал Шарика за ухом. — Беги за Печкиным, звать топ-менеджера будем. Хотя, нет. Попросим Леопольда ему написать. Он кот ученый.

— Давай Леопольда, — согласился Шарик. — Так как книга называется?

Матроскин бережно снял газетную обложку. На бордовом сафьяне светились позолоченные буквы. "М.А. Булгаков. Мастер и Маргарита", — прочитал Шарик.